- Тогда вызови «Скорую помощь»!
- Ему нужна только вода и время.
- Ты глупая безжалостная свинья! Ему явно нужен врач и… Джик, перестав работать на публику, достал носовой платок и осторожно промокнул мокрые от обильных слез глаза.
- Он прав, дорогая. Нужно побольше воды. Вода все смоет. Отведи меня в ближайший туалет.
Сара взяла Джика за одну руку, какой-то сострадательный мужчина - за другую, и они бережно вывели его. Это было похоже на любительскую постановку какой-нибудь трагедии. Хор в лице присутствующих зрителей осуждающе глядел на меня, с надеждой ожидая следующего акта.
Я посмотрел на композицию из красок и мольберта, валявшихся в углу. Зеваки тоже принялись таращить на них глаза.
- Может, кто-нибудь из присутствующих, - начал я медленно, - разговаривал с тем молодым человеком, прежде чем все случилось?
- Мы, - удивленно ответила одна женщина.
- И мы, - повторила другая.
- О чем?
- О Маннинге, - сказала одна, то же самое повторила другая, и обе они одновременно посмотрели на висящую на стене картину.
- А не о его собственной работе? - спросил я, наклонясь, чтобы поднять ее.
Желтое пятно залило аккуратные контуры - следствие хлопанья по спине.
Обе дамы и мужчины, их сопровождающие, покачали головами и сообщили, что говорили с ним о том, как приятно было бы повесить Маннинга на стене у себя дома.
Я слегка усмехнулся:
- Может, он даже случайно знал, где можно приобрести Маннинга?
- Да, конечно, - ответили они. - Совершенно случайно он знал.
- Где именно?
- Видите ли, молодой человек… - Старший из мужчин, американец лет семидесяти, внешний вид которого свидетельствовал о его состоятельности, повелительным жестом правой руки призвал остальных к молчанию. - Молодой человек, вы задаете слишком много вопросов.
- Могу объяснить свое любопытство, - ответил я. - Давайте выпьем кофе?
Они глянули на часы, поколебались и заявили, что, пожалуй, выпьют.
- Там, дальше по залу, кофейня. Я заметил ее, когда ловил молодчика.
У них на лицах появился интерес. Я поймал их на крючок любопытства.
Немногочисленные зрители понемногу расходились, и я, попросив обе пары подождать минутку, начал складывать разбросанные принадлежности в кучку. Ни на одной вещи не было фамилии владельца. Все снаряжение стандартное: такое продают в любой художественной лавке. Набор, предназначенный для художников-профессионалов, а не дешевка, которые делают для студентов. Все вещи не новые, но и не старые. Сама картина, как оказалось, была не на полотне, натянутом на раму, а на твердом картоне. Я сложил все возле стены, поставил банки из-под масла и скипидара и тряпкой вытер руки.
- Все, - сказал я. - Идем?
Они были американцами - все богатые, отошедшие от дел и увлекающиеся скачками. Мистер и миссис Говард К. Петрович из Риджвилла, штат Нью-Джерси, и мистер и миссис Уайт Л. Минчлес из Картера, штат Иллинойс.
Уайт Минчлес - тот, который призывал остальных к молчанию, заказал четыре порции кофе глясе с густым слоем сливок и один черный. Черный для него самого.
Это был седовласый мужчина с величественными манерами и бледным лицом горожанина.
- Ну, юный друг, послушаем все сначала!
- Гм-м… - пробормотал я. - А где начало? Тот парень, художник, набросился на моего друга Джика только потому, что тот назвал его уголовным преступником. Верно?
- Угу, - кивнула миссис Петрович, - я слышала. Мы уже выходили из зала. А зачем ваш друг оскорбил художника?
- Нет ничего преступного в копировании хороших картин, - тоном знатока заявила миссис Минчлес. - В Лувре из-за таких студентов-копиистов невозможно подступиться к «Моне Лизе».
У нее были подкрашенные голубым шампунем и начесанные волосы, костюм из немнущейся ткани цвета морской волны и много бриллиантов. На лице - навсегда застывшая гримаса неодобрения. Но интеллекта явно маловато.
- Все зависит от того, для чего копируют, - пояснил я. - Если человек собирается выдать копию за оригинал, то это будет настоящим мошенничеством.
- Так вы считаете, что молодой человек занимался именно этим?.. - начала было миссис Петрович, но Уайт Минчлес прервал ее жестом и громким вопросом:
- Вы хотите сказать, что юный художник срисовывал Маннинга, чтобы затем продать копию как оригинал?
- Э-э… - замялся я.
- И вы хотите сказать, - продолжал он, - что Маннинг, о котором он говорил, что мы можем его приобрести, тоже является подделкой?
Присутствующие одновременно испугались такой возможности и подивились проницательности Уайта.
- Не знаю, - сознался я. - Мне просто хотелось бы посмотреть на того Маннинга собственными глазами.
- А может, вы сами хотите приобрести Маннинга? Или просто выступаете как посредник? - Вопросы Уайта были суровы и язвительны.
- Ни в коей мере, - ответил я.
- Ну, если так… - Уайт вопросительно взглянул на остальных и уловил их молчаливое согласие.- Он сказал, насколько я помню, что есть хорошая картина Маннинга на тему скачек за весьма умеренную цену в маленькой галерее неподалеку… - Он пошарил в наружном кармане. - Ага, вот оно! «Ярра Ривер Файн Артс», третий поворот по улице Свенстона и там ярдов двадцать.
- Нам он сказал то же самое, - смиренно проговорил мистер Петрович.
- А внешне такой приятный молодой человек, - добавила миссис Петрович. - Все расспрашивал о нашем путешествии. Интересовался, на кого мы поставим на розыгрыше кубка…
- Спросил, куда мы собираемся ехать после Мельбурна, - припомнил мистер Петрович. - И мы ответили, что в Аделаиду, а тогда он сказал, что Алис-Спрингс в Австралии является Меккой для художников, и посоветовал нам там обязательно посетить салон «Ярра Артс», той же самой фирмы. У них всегда есть хорошие картины…
Мистер Петрович наверняка понял бы меня превратно, если бы я наклонился над столом и крепко обнял его. И я сосредоточил свое внимание на кофе глясе.
- Мы сказали, что поедем в Сидней, - уведомил меня Уайт Минчлес. - На это он никак не отреагировал и никаких предложений не делал…
Высокие стаканы были уже почти пусты. Уайт Л.Минчлес взглянул на часы и проглотил остатки своего черного кофе.
- А вы нам так и не сказали, - начала несколько сбитая с толку миссис Петрович, - почему ваш друг назвал молодого человека преступником. То есть я могу понять, почему парень напал на вашего друга и сбежал, если он действительно преступник, но почему ваш друг пришел к такой мысли?
- Я только что хотел задать такой же вопрос, - важно произнес Уайт.
«Напыщенный болтун», - подумал я.
- Мой друг Джик - настоящий художник. Он не выносит дилетантов в искусстве. Поэтому и назвал его работу преступлением. С таким же успехом он мог бы назвать его рисование мазней или пачкотней.
- И… все? - разочаровалась она.
- Ну… молодой человек работал красками, которые обычно не смешиваются. А Джик - человек требовательный. Он не может спокойно смотреть, если краски используются не как следует.
- А что это значит «не смешиваются»?
- Краски - это химикаты, - снисходительно пояснил я. - Большинство из них не влияют одна на другую. Но надо быть осторожным.
- А к чему приводит неосторожность? - поинтересовалась Руфи Минчлес.
- Ну… ничего, конечно, не взорвется, - улыбнулся я. - Просто… ну, если смешивать белила, а в них есть свинец, с желтым кадмием, который содержит серу, как на ваших глазах делал тот молодой человек, то вы получите приятный бледный тон… Но оба вещества взаимодействуют и с течением времени темнеют, что изменяет картину.
- И ваш друг назвал его действия уголовным преступлением? - недоверчиво переспросил Уайт. - Но ведь это, пожалуй, чересчур!
- Э-э… Ну, к примеру, Ван Гог пользовался яркой желтой краской, являющейся соединением хрома, когда рисовал свои «Подсолнухи». Желтый кадмий тогда еще не был открыт. А желтый хром, как выяснилось, разлагается и лет через двести дает зеленовато-черный тон. Так вот, подсолнухи уже имеют странный цвет, и до сих пор еще никто не придумал, как остановить процесс…
- Но ведь парень рисовал не для потомков! - вышла из себя Руфи. - А что он не Ван Гог, так оно сразу видно…
Я решил не говорить им, что Джик надеется на признание в ХХШ столетии. Он всегда был одержим идеей стабильности тона и когда-то затянул меня на курс химии красок.
Американцы поднялись, собираясь уйти.
- Все было удивительно интересно, - с улыбкой заявил Уайт и, заканчивая разговор, добавил: - Но я все-таки лучше вложу свои деньги в оборотный капитал…
Джика не было ни в туалете, ни в залах Художественного центра. Я нашел его с Сарой в номере отеля. В дверях стояла очаровательная медсестра из персонала отеля.
- Постарайтесь не тереть глаза, мистер Кассаветз, - посоветовала она на прощание. - Если станет хуже, позвоните в регистратуру, и я приду.
Она с порога подарила мне профессиональную улыбку и зашагала по коридору.
