Когда мы покинули Мадейру, Гай Пейджет вылез на палубу и начал что-то лепетать своим тусклым голосом насчет работы. Какого черта вообще думать о работе, когда путешествуешь на корабле? Конечно, я пообещал издателям сдать «Мемуары» в начале лета, но что с того? Кому охота читать воспоминания? Только старушкам из пригорода. И какую ценность может представлять моя писанина? Да, я сталкивался в своей жизни с так называемыми знаменитостями. И с помощью Пейджета поведал о них несколько банальных историй. Откровенно говоря, Пейджет слишком честен для подобной работы. Он не позволяет мне сочинять байки про людей, с которыми я вообще-то мог бы встретиться, но не встретился.
Я попробовал взять его лаской:
– Дружище, у вас еще совершенно разбитый вид. Вы должны позагорать. Нет-нет, ни слова больше! Работа подождет.
Потом он начал хлопотать о дополнительной каюте.
– У вас нет места для работы, сэр Юстас, – твердил Пейджет. – Ваша каюта вся заставлена чемоданами.
Судя по его тону, чемоданам в каюте не место, прямо как тараканам!
Я объяснил, что, может быть, он не в курсе, но обычно люди берут с собой в поездку не одну смену одежды. Он вяло улыбнулся (он всегда так реагирует на мои шутки) и опять взялся за свое:
– В моей клетушке работать тоже невозможно.
Знаю, какие у него «клетушки»! Обычно Пейджету достается самая лучшая каюта.
– Как жаль, что на этот раз капитан к вам не благоволит, – саркастически заметил я. – Может, вы перетащите часть вещей ко мне?
Опасно проявлять сарказм по отношению к такому человеку, как Пейджет. Он просиял:
– Да-да, пожалуй, я бы избавился от пишущей машинки и чемодана с канцелярскими принадлежностями…
Этот чемодан весит, по-моему, несколько тонн. Носильщики всегда ворчат, а у Пейджета просто цель жизни сплавить его ко мне. Мы вечно из-за него сражаемся. Пейджет почему-то считает чемодан моей личной собственностью. А по-моему, наоборот, секретарь только на то и годен, чтобы таскать чемодан с канцелярским барахлом.
– Ладно, мы попросим, чтобы нам предоставили еще одну каюту, – поспешно согласился я.
Казалось бы, дело не стоит выеденного яйца, но Пейджет все окружает ореолом таинственности. Наутро он явился с видом заговорщика эпохи Возрождения.
– Помните, вы велели мне попросить семнадцатую каюту под рабочий кабинет?
– Да, и что? Чемодан с канцелярскими принадлежностями застрял в дверях?
– Двери во всех каютах одинаковы, – на полном серьезе ответил Пейджет. – Но понимаете, сэр Юстас, с той каютой произошла какая-то странная история.
Я сразу представил себе страшные картины из романа о призраках.
– Если вы боитесь привидений, – утешил я Пейджета, – то не волнуйтесь, мы там спать не будем.
Пейджет сказал, что призраки тут ни при чем. Тем более что семнадцатая каюта ему не досталась. И поведал мне длинную, запутанную историю. По его словам выходило, что он, мистер Чичестер и девушка по фамилии Беддингфелд чуть не подрались из-за вожделенной каюты. Стоит ли говорить, что девушка победила и Пейджет никак не мог этого пережить?!
– Тринадцатая и двадцать восьмая каюты куда лучше, – твердил он. – Но они даже взглянуть на них не пожелали.
– Ладно, – сказал я, сдерживая зевоту, – чего уж так убиваться, дорогой Пейджет?
Он бросил на меня укоризненный взгляд.
– Но вы же сами просили меня занять семнадцатую каюту!
Пейджет иногда бывает несносен, как ребенок. Я вспылил:
– Мой дорогой друг! Я упомянул семнадцатую каюту только потому, что она, по моим наблюдениям, оставалась незанятой. Однако я не приказывал вам сражаться за нее до последней капли крови. Тринадцатая или двадцать восьмая тоже вполне подойдут.
Пейджет надулся и упрямо проворчал:
– Это еще не все. Каюту заняла мисс Беддингфелд, но сегодня утром я видел, как оттуда, озираясь, выскользнул Чичестер.
– Если вы решили оклеветать Чичестера, который хоть и противный человек, но все-таки священник, и милую маленькую Анну Беддингфелд, то знайте: я не поверю ни единому вашему слову. Анна Беддингфелд прелестна, ножки у нее – загляденье. Я думаю, она всем остальным дамам на корабле даст сто очков вперед.
Пейджету не понравилось мое замечание относительно ножек Анны. Сам он никогда не обращает внимания на подобные детали, а если обращает, то скорее умрет, чем в этом признается. И потому он счел такие комментарии непристойными. Я люблю дразнить Пейджета и потому ехидно добавил:
– Поскольку вы ей представлены, то, пожалуйста, пригласите ее поужинать сегодня с нами. Будет костюмированный бал. Вам, кстати, следовало бы отправиться к помощнику капитана и подобрать мне маскарадный костюм.
– Неужели вы наденете маскарадный костюм? – с ужасом спросил Пейджет.
Я видел, что это несовместимо с его представлениями о моем достоинстве. Вид у него был шокированный и страдальческий. На самом деле я и в мыслях не держал как-то по-особенному наряжаться сегодня вечером, но Пейджет так смутился…
– А в чем дело? – невинно поинтересовался я. – Конечно, я надену маскарадный костюм. И вы тоже!
Пейджет содрогнулся.
– Так что отправляйтесь-ка за ними, – велел я.
– Вряд ли на корабле найдется костюм такого большого размера, – пробормотал Пейджет, смеривая меня взглядом.
Сам того не желая, он иногда может нанести смертельную обиду.
– И закажите столик на шестерых, – добавил я. – Пригласим капитана, девицу с красивенькими ножками, миссис Блер.
– Вам не удастся пригласить миссис Блер без полковника Рейса, – вставил Пейджет. – Он предложил ей поужинать вместе, я точно знаю.
– Но кто такой этот Рейс, черт побери? – раздраженно воскликнул я.
Как я уже говорил, Пейджет всегда все знает… или думает, что знает. Он опять напустил на себя таинственный вид.
– Вроде бы это агент секретной службы, сэр Юстас. И очень меткий стрелок. Но я, конечно, не уверен.
– Ну, вот вам наше правительство во всей своей красе! – воскликнул я. – На корабле есть человек, в непосредственные обязанности которого входит переправлять секретные документы, а они дают их постороннему лицу, мирному гражданину, который только и мечтает, чтобы его оставили в покое!
Пейджет сделал еще более таинственное лицо, подошел поближе и сказал, понизив голос:
– Если вас интересует мое мнение, сэр Юстас, так вся эта история кажется мне очень странной, взять хотя бы мою болезнь перед отъездом!
– Мой милый, – резко оборвал его я, – вы страдали разлитием желчи. Вы часто этим мучаетесь.
Пейджет моргнул.
– То была не обычная болезнь. Я тогда…
– Ради бога, Пейджет, не вдавайтесь в подробности! Я не желаю слушать!
– Хорошо, сэр Юстас. Но я думаю, что меня специально отравили!
– А, – протянул я, – вы пообщались с Рейберном?
Пейджет не отрицал.
– Во всяком случае, сэр Юстас, он так считает, а ему виднее.
– Кстати, где он? – поинтересовался я. – Рейберн ни разу не попался мне на глаза с тех пор, как мы поднялись на борт.
– Он сказался больным и безвылазно сидит в каюте, сэр Юстас, – Пейджет опять перешел на шепот. – Но это камуфляж, я уверен. Чтобы удобнее было вести наблюдение.
– За кем?
– Он же отвечает за вашу безопасность, сэр Юстас, вдруг на вас нападут?
– До чего вы оптимистичны, Пейджет! – хмыкнул я. – У вас богатое воображение. Я бы на вашем месте явился на сегодняшний бал в костюме скелета или палача. Траурный вид вам очень идет.
Он заткнулся и больше не раскрывал рта. Я вышел на палубу. Девчушка Беддингфелд увлеченно беседовала с миссионером, преподобным Чичестером. Женщины обожают болтать со священниками.
Человеку моего телосложения трудно нагибаться, но я из вежливости поднял листочек бумаги, валявшийся у ног пастора. И не получил за свои труды ни слова благодарности. По правде говоря, я не удержался и прочел то, что было написано на листке. А записка состояла всего из одного предложения: «Не пытайся играть в одиночку, будет хуже».
Премиленькая записочка для преподобного отца! Кто же такой наш друг Чичестер? С виду он сама кротость. Но внешность обманчива. Надо расспросить Пейджета. Он всегда все знает.
Я изящно плюхнулся в шезлонг подле миссис Блер и, прервав ее беседу с Рейсом (тет-а-тет), заметил, что священники нынче пошли – сущий кошмар.
Затем я попросил ее отужинать со мной вечером. Рейс каким-то образом тоже напросился.
После ленча девчушка Беддингфелд подошла к нам с чашечкой кофе в руках. Я правильно похвалил ее ножки. Это действительно лучшие ноги на корабле. Непременно приглашу ее поужинать вместе с нами.
Я бы много отдал, лишь бы узнать, что шалунишка Пейджет вытворял во Флоренции. Едва заходит речь об Италии, как он становится сам не свой. Не будь я уверен в его добропорядочности, я бы заподозрил, что он завел там себе интрижку…
Ах, как бы я желал знать!.. Неужели даже самые добропорядочные мужчины – и те?.. Я был бы счастлив, если бы мои догадки подтвердились…
