– Вы куда, синьор?
– Я должен приступить к расследованию, – ответил Дафф. – Сколько человек проживает в отеле?
– Сто двадцать. Разгар сезона, синьор.
– Сто двадцать, – повторил Дафф. Много работы для городской полиции. И достаточно для него.
Он отодвинул хозяина отеля в сторону и прошел к лифту. Коридор третьего этажа был пустынен и мрачен. Конечно, не станет же убийца ждать, когда за ним придут!
Дафф направился в номер Сибиллы Конвей.
Дверь ему открыла горничная. Дафф рассказал ей о смерти ее хозяйки. Женщина, кажется, не очень удивилась.
– Миссис Сибилла боялась этого, сэр. Она предполагала, что с ней что-нибудь случится, и сказала, что я должна делать в таком случае.
– Что же?
– Я должна отвезти ее тело в Штаты, сэр. И тело бедного мистера Хонивуда тоже. И отправить телеграммы друзьям в Нью-Йорк.
– И родственникам, конечно?
– Я никогда не слышала, чтобы она говорила о родственниках, сэр. И мистер Хонивуд тоже.
– Вот как? Позже вы дадите мне список людей, которым вы должны дать телеграммы. А сейчас лучше вам спуститься вниз.
– Вы инспектор Дафф?
– Да.
– Моя бедная хозяйка говорила о вас.
Горничная ушла. Даффу не терпелось прочитать письмо Хонивуда, которое ему передала Сибилла. Но прежде надо было осмотреть ее номер. Потом прибудет итальянская полиция и поздно будет проводить обыск.
Он работал быстро и профессионально. Письма из Америки от друзей ничего не говорили. В ящиках стола тоже мало интересного. Дафф перешел в спальню и уже открыл шкаф, когда почувствовал на себе чей-то взгляд.
В дверях стоял полицейский и с любопытством наблюдал за ним.
– Вы обыскиваете комнату, синьор? – спросил он.
– Разрешите представиться. Я – инспектор Дафф из Скотланд-Ярда.
– Из Скотланд-Ярда? – Видимо, на полицейского это произвело впечатление. – Это вы были с синьорой, которую убили?
– Да, – кивнул Дафф. – И оказался в неприятном положении. Если вы присядете…
– Я предпочитаю постоять.
– Как хотите. Я хочу кое-что рассказать вам об этом деле.
Коротко, как только мог, Дафф рассказал об убийстве Дрейка, смерти Хонивуда и роли Сибиллы Конвей в этом деле. Не уверенный, что это нужно знать итальянской полиции, он опустил ряд деталей и, в частности, не сказал ничего о группе туристов доктора Лофтона.
Итальянец выслушал его рассказ с невозмутимым спокойствием. Когда Дафф закончил, он кивнул.
– Благодарю вас и надеюсь, что вы не оставите Сан-Ремо без предварительной консультации со мной.
– Ну, едва ли, – мрачно сказал Дафф, вспомнив, сколько раз он говорил такие слова другим людям.
– Что вы обнаружили во время обыска, инспектор?
– Ничего, – быстро ответил Дафф.
Сердце его бешено колотилось. Он боялся, что полицейский прикажет обыскать его и найдет письмо Хонивуда.
Некоторое время они смотрели друг на друга. Наконец итальянец опустил глаза.
– Я еще буду иметь честь поговорить с вами в другой раз, – сказал он и вышел.
Облегченно вздохнув, Дафф спустился в свой номер. Надо прочитать письмо, которое Хонивуд написал Сибилле. Он запер дверь, подвинул кресло ближе к столу и достал из кармана конверт. На нем стоял штемпель от пятнадцатого февраля. Значит, письмо отправлено через восемь дней после убийства Дрейка, отметил про себя инспектор.
У Вальтера Хонивуда был очень мелкий почерк. И тем не менее письмо занимало несколько листов.
Дафф начал читать:
«Дорогая Сибилла!
Я пишу тебе из Лондона. По совету врачей, как я тебе уже сообщал, я отправился в кругосветное путешествие, надеясь, что оно пойдет мне на пользу, а вместо этого начались ужасные неприятности. Джим Эверхарт едет с нами!
Я узнал об этом утром седьмого февраля, неделю назад, при довольно странных обстоятельствах.
Когда я поднялся на борт парохода в Нью-Йорке, мне не были известны имена членов нашей группы. Нас собрали всех вместе в момент отплытия, и я всем пожал руки. Я не узнал Джима Эверхарта. Почему? Я видел его, как ты помнишь, один раз, в твоей гостиной, а там было полутемно. Так вот, я пожал всем руки, в том числе и Джиму Эверхарту, человеку, который поклялся убить тебя и меня. И я никогда не подозревал…
Ну, ладно. Итак, мы отплыли. Я никуда не выходил из своей каюты, кроме нескольких раз, чтобы прогуляться по палубе в темноте. Так было до прибытия в Саутхемптон. Мы приехали в Лондон. В первые дни было много экскурсий, но я не принимал в них участия. Должен признаться, что Лондон все еще напоминает мне о нашей любви.
Вечером шестого февраля я сидел в гостиной отеля «Брум» с Морисом Дрейком, членом нашей группы. Я рассказал ему о своей болезни и о том, что плохо сплю по ночам. Особенно плохо я спал последние ночи, потому что обитатель соседнего номера имеет обыкновение просить своего секретаря читать ему перед сном. В ответ мистер Дрейк предложил поменяться нашими комнатами, поскольку он глухой и ему ничего не может помешать. Наши номера находились рядом, и это нетрудно было осуществить. Мы договорились, что все оставим как есть, только поменяемся постелями.
В одиннадцать часов я улегся в постель в номере мистера Дрейка, принял снотворное и быстро уснул. Я не спал так крепко уже несколько месяцев. Проснулся в половине седьмого, так как мистер Дрейк сказал, что хочет встать пораньше – в этот день мы должны были поехать на экскурсию, – и отправился в его комнату.
Одежда мистера Дрейка лежала в кресле, окна были закрыты. Я подошел к постели, чтобы разбудить его, и увидел, что старик мертв.
Он был задушен багажным ремнем.
Сперва я не мог понять, в чем дело. Сама понимаешь, раннее утро, спросонок может показаться что угодно. Потом я заметил на постели кожаный мешочек. В нем оказалась морская галька. Ты помнишь, дорогая? Один из таких мешочков ты отдала Джиму Эверхарту, их было три, не так ли?
Я сел и задумался. Все ясно, Джим Эверхарт где-то здесь, в отеле. Он выследил меня и решил осуществить свою старую угрозу. Негодяй ночью проник в мой номер, совершил свое грязное дело, а на память о себе оставил кожаный мешочек. Он не знал, что мы с мистером Дрейком поменялись комнатами. Бедный старик погиб из-за своей доброты, погиб – да простит мне Бог иронию – из-за своей глухоты.
Если бы ты знала, дорогая, как мне в тот момент захотелось снова увидеть тебя, услышать твой голос! Я люблю тебя. Я полюбил тебя в тот миг, как увидел. Если бы не это, ничего подобного бы не случилось. Но я не раскаиваюсь. Я никогда не раскаюсь.
Решив, что нельзя оставлять бедного Дрейка в моем номере, я перенес его в соседнюю комнату и уложил на постель. Оставался еще мешочек с камнями. Я не знал, что с ним делать, и в конце концов положил его на постель мистера Дрейка. Чтобы уничтожить отпечатки пальцев, я протер его слуховой аппарат и всю мебель в комнате, а затем вернулся к себе. Слава Богу, меня никто не видел в тот момент. Потом я вспомнил, что вечером слуга приносил мистеру Дрейку телеграмму. Он знал о нашем обмене комнатами. Пришлось дать ему денег, чтобы он молчал.
Позже, в холле, мы встретились с Джимом Эверхартом. Он очень изменился, но я узнал его по глазам. Оказывается, он путешествует вместе с нами, но под другим именем.
Пока инспектор из Скотланд-Ярда беседовал с нами, я обдумывал, что делать дальше. Удрать? Но это только навлечет на меня подозрения. Оставался единственный выход: продолжать путешествие рядом с человеком, который рано или поздно убьет меня.
Я долго думал, как обезопасить себя. Наконец меня осенило. Надо пойти к Эверхарту и сказать, что я оставил в надежном месте записку, в которой указал имя своего убийцы, на случай, если со мной что-нибудь случится. Надеюсь, на время это спасет меня. Я приготовил такую записку. Но в ней я не упоминаю имени Эверхарта. Даже если что-нибудь случится, если он убьет меня, старая история не должна открыться. Это повредит твоей карьере, дорогая. Я не могу не считаться с этим.
Сегодня в полдень я передал конверт с запиской члену нашей группы, которого никто не заподозрит. А некоторое время спустя увидел Эверхарта в холле. Я подошел, сел рядом с ним и рассказал о конверте и о том, что в записке указано его имя.
Итак, я еду вместе с группой в Ниццу. Уверен, что Эверхарт ничего мне не сделает, пока мы не приедем туда. А оттуда я приеду к тебе, и мы скроемся. Сомневаюсь, что Скотланд-Ярд помешает мне в этом. Мы должны на некоторое время исчезнуть.
Дорогая, я не скажу тебе, под каким именем путешествует Эверхарт. Ты чересчур импульсивна. Если со мной что-нибудь случится, ты не сможешь молчать и разрушишь свою карьеру. Если в Ницце Эверхарту удастся осуществить задуманное, ради Бога, уезжай из Сан-Ремо к моменту прибытия группы. Отправляйся в Геную, а оттуда первым же пароходом в Нью-Йорк. Умоляю тебя!
Но я надеюсь, что все будет в порядке. По прибытии в Ниццу я дам тебе телеграмму. Мы отправимся куда-нибудь очень далеко, Эверхарт и все остальные уйдут в тень, и мы опять будем счастливы.
