– Да, — сказала Прюденс, с трудом переводя дух, — нас обеих не было дома, и я должна признаться, мисс Лорд, что нахожу весьма дерзким с вашей стороны и со стороны миссис Уайтли пойти при таких обстоятельствах в мою комнату и в комнату сестры.
– Потише, потише, мисс Семафор! — воскликнула медицинская дама. — Мы всего лишь хотели исполнить свою обязанность и помочь вашей несчастной сестре, которую вы, похоже, оставили без медицинской помощи во время ее болезни и, по-видимому, подняли прямо с постели, рискуя ее жизнью, и куда-то увезли, не приняв никаких мер предосторожности.
Гнев овцы бывает ужасен. Прюденс, припертая к стенке, защищалась отчаянно.
– Позвольте вам заметить, — заявила она, — что вы говорите о том, чего совсем не знаете. Сестра моя совершенно здорова, здоровее, чем когда-либо, а я не позволю собой командовать ни вам, ни миссис Уайтли и буду поступать так, как считаю нужным.
– Господи боже мой, — задыхаясь, воскликнула медицинская дама, — вот какую получаешь награду, когда пытаешься помочь людям! Пойдемте, милая миссис Уайтли, оставим эту… эту особу. Вместо того чтобы благодарить нас за сочувствие, она оскорбляет нас. Если бедная мисс Семафор умрет из-за того, что ей вовремя не оказали медицинскую помощь, это будет не наша вина.
И обе дамы с достоинством поплыли вниз докладывать о результатах своей миссии. В том, что с сестрами Семафор было что-то неладно, все постояльцы соглашались единодушно, но что именно — никто толком не знал. Жива ли еще мисс Августа Семафор? Если да, то какой же таинственной болезнью она страдает? Почему мисс Семафор-младшая, обычно такая беспечная и беззащитная, теперь так загадочно себя ведет?
Миссис Уайтли, вошедшая в комнату, насмерть перепугалась от таких рассуждений. С ней случилась настоящая истерика, когда она подумала о том, что, возможно, заразилась какой-нибудь страшной болезнью. Она успокоилась только тогда, когда и ее, и медицинскую даму по совету последней подвергли самой тщательной дезинфекции.
Где же находилась теперь Августа? Это была вторая неисчерпаемая тема для разговоров. Очевидно, где-то поблизости, раз майор Джонс видел Прюденс одну на Тэт-стрит вскоре после обеда. Целый день только это и обсуждали, но, так как Прюденс спускалась к завтраку и к обеду и вид у нее при этом был гораздо более спокойный, чем обычно, волнение потихоньку стало утихать. Может быть, в сущности ничего страшного и не произошло. Августа была та еще чудачка: возможно, именно она настояла на том, чтобы уехать ночью. Так или иначе, ничего важного, наверное, не случилось, иначе Прюденс не была бы так весела. Что касается предположений о том, что она сошла с ума и убила свою сестру, то даже миссис Уайтли такая мысль казалась теперь нелепой. Лишь медицинская дама продолжала стоять на своем.
Бедная Прюденс, утомленная бесконечными хитростями, ложью и всеобщим вниманием, чувствовала перемену и радовалась. Если бы только они совсем перестали ее расспрашивать, как было бы хорошо! Две недели — не такой большой срок, но за это время все подозрения рассеются, и ей можно будет совершенно спокойно объявить о своем отъезде и присоединиться к сестре. Чтобы не давать пищи слухам, она выходила из дому очень редко, вовремя являлась к обеду и завтраку. Старой миссис Бельчер, наиболее расположенной к мисс Семафор из всех обитателей дома, она сообщила, что сестра уехала на морской берег и если здоровье начнет поправляться, то и она, Прюденс, скоро поедет туда же. Миссис Бельчер сразу же поспешила распространить это известие, и все подозрения, видимо, развеялись. Прюденс, отослав с первой же почтой чек в тридцать фунтов доброй миссис Браун, настолько успокоилась, что могла терпеливо ждать.
XIII
Неожиданное посещение
Следующие два дня прошли мирно. Прюденс рассказала свою тщательно продуманную историю миссис Уилькокс и прибавила, что, вероятно, последует за сестрой через две недели. Затем она отправила большой сундук, будто для Августы, на вокзал «Виктория» и распорядилась держать его до востребования. Она приняла все меры, какие только могла придумать, и даже собиралась сообщить за обедом о получении от Августы письма, где та будто бы писала, что наслаждается прекрасным морским воздухом. Прюденс чувствовала, что начинает лгать с необыкновенной легкостью. Это радовало и пугало ее одновременно, сопровождаясь неприятными уколами совести. Много слез украдкой пролила она над враньем, в котором ей теперь приходилось упражняться.
Любопытство и волнение, вызванные мисс Семафор-старшей во всех жителях пансиона, улеглись. Ее комнату вымыли, привели в порядок и приготовили для нового жильца. Прюденс, пославшая доброй миссис Браун обещанные тридцать фунтов, гордилась быстротой, предусмотрительностью и осторожностью своих действий при столь трудных обстоятельствах. Главной заботой мисс Семафор было теперь письмо от вдовы того естествоиспытателя, чей роковой эликсир стал источником всех ее злоключений. День и ночь она думала только об этом. Существовало ли противоядие? Если нет, то вырастет ли когда-нибудь Августа? Если да, то насколько? Действительно ли, как казалось Прюденс, ее сестра все помнит и все понимает? Следовало ли обращаться с ней как с другими детьми? Если нет, то в чем заключалось ее отличие от них? Стоит ли отдавать ее в школу позже? Разовьются или нет ее умственные способности? Все эти тревожные вопросы, на которые у мисс Семафор не было ответов, не давали ей покоя.
Когда (раньше, чем Прюденс рассчитывала) в передней на столе появилось письмо на ее имя с парижским штемпелем и адресом, написанным иностранными буквами, бедняжка, одолеваемая и страхом и надеждой, так растерялась, что сразу не решилась его распечатать. Дрожа всем телом, она кое-как поднялась наверх, заперлась в своей комнате и принялась читать самое важное в своей жизни послание.
Миссис Гельдхераус писала, что ей все это кажется весьма удивительным, однако толку от этого было мало. Она никогда в жизни не слышала о том, чтобы кто-нибудь принял слишком много омолаживающего эликсира, и ни о каком противоядии она не знала.
«Я объясняла вашей сестре, — писала она, — что одна столовая ложка эликсира позволяет помолодеть на десять лет. То есть если сорокалетняя женщина примет две столовые ложки, то станет двадцатилетней. После для поддержания эффекта следует периодически принимать по одной чайной ложке. Она, как мне казалось, уяснила все мои наставления. Так как случая, подобного тому, что описываете вы, в моей практике никогда не было, я могу посоветовать вам только запастись терпением.
Как долго эликсир будет действовать, этого я не в состоянии предсказать. Как правило, чем большее количество этого чудодейственного средства требуется первоначально, тем скорее нужно повторить прием. Чем старше субъект, прибегнувший к чудодейственному средству, тем скорее улетучится его вновь обретенная молодость. Так ли это будет с вашей сестрой — сказать не берусь. Никто, кому прежде приходилось прибегать к омолаживающему эликсиру, не впадал в детство. Судя по вашим словам, положение осложняется еще и тем, что вы живете в пансионе. Но благодарите Бога за то, что ваша сестрица не приняла еще больше, а то она, вероятно, исчезла бы навеки и ваши обстоятельства были бы куда хуже. Весьма вероятно, что она все помнит, понимает и остается женщиной, пусть не телом, но душой. Я очень сожалею о случившемся, но ничем не могу вам помочь.
Всегда к вашим услугам, София Гельдхераус».
Закончив читать письмо, Прюденс совершенно пала духом, бросилась на постель и залилась горючими слезами. Теперь оставалось только покориться неизбежному, принять все тяготы судьбы, обман, одиночество и подозрения, которые были неразлучны с ее абсурдным, неслыханным положением. Ее будущая жизнь представлялась ей жизнью беглянки с безукоризненным прошлым. «Мне постоянно придется прятаться, избегать своих знакомых, развеивать бесконечные подозрения. Это ужасно, ужасно! — стенала она. — Если бы что-нибудь другое, я бы справилась, но это просто невероятно, неслыханно! Как я устрою наши финансы? Поверит ли мне мистер Карсон, если я скажу ему правду? Поверит ли он тому, что ребенок, которого я ему покажу, и есть Августа? (Мистер Карсон был адвокатом, занимавшимся делами семейства Семафор.) Как же подписывать бумаги? А если я скажу, что она умерла, он захочет приехать на похороны, утвердить меня в правах на наследство или что-нибудь подобное. Все это неизбежно приведет к расследованию! Ах, что же мне делать?»
Наконец, утомленная истерикой, мисс Прюденс затихла и стала распухшими от слез глазами следить за летавшими под потолком мухами. Ее единственной отрадой была мысль о том, что она по крайней мере благополучно разделалась с Августой и отдала ее в хорошие руки. Внезапно на нее вдруг напало желание повидаться с сестрой. Хоть беспомощная Августа и не могла говорить, ей можно было излить все горести и страдания. Это послужило бы Прюденс пусть маленьким, но утешением.
