— Тогда почему?.. — Новый мир открылся перед Шарлоттой, грязный и непонятный, все перепутавший, вторгшийся в ее безопасную жизнь, изменивший понятия, которые она считала устойчивыми.
Питт смотрел на нее с еле заметной легкой улыбкой, как будто между ними уже установилось взаимопонимание.
— Если бы я знал почему, то, возможно, уже догадался бы, кто убийца. Но его причина — не простая и не такая ясная, как грабеж или мщение. Что-то более сложное, схороненное глубоко в душе.
Шарлотта была напутана. Питт не нравился ей, не нравилась его фамильярность, его вторжение в ее эмоции. Ей не нравилось, что он заставил ее узнать то, что она узнавать не хотела.
— Я думаю, вам лучше уйти, мистер Питт. Не знаю, что я могла бы вам рассказать. Помнится, вы хотели увидеть мистера Кордэ, хотя, я уверена, он тоже ничего не знает. Возможно, вам стоит обратить внимание на других девушек… которые были убиты. — Она глубоко вдохнула и попыталась успокоиться.
— Я буду обращать внимание на все, мисс Эллисон. Да, я хотел бы видеть мистера Кордэ. Может быть, вы будете так любезны и скажете Мэддоку, чтобы тот нашел его?
Вечер не был приятным. Доминик не рассказывал никому, о чем его спрашивал Питт, хотя Эдвард давил на него как мог, насколько позволяла его вежливость. Доминик оставался молчаливым, что само по себе вызывало беспокойство, поскольку это было не в его характере. Шарлотта даже думать об этом боялась. Она гнала от себя мысли о том, что Питт обнаружил что-то, что тревожило Доминика; что-то, чего он стыдился. Конечно, это никак не могло быть связано со смертью Лили или других девушек. Но каждый знал, что мужчины, даже лучшие из них, иногда занимались делами, о которых никому не было известно. Такова природа мужчин; все об этом знали, но никогда не обсуждали, чтобы не расстраиваться.
Шарлотта нарочно болтала о всякой всячине, понимая, что иногда несет полную чушь; но лучше чушь, чем длинные остановки в разговоре, когда в голову лезут совсем другие мысли.
Несмотря на усталость, ночью она спала плохо, проснулась поздно и вынуждена была торопиться, чтобы подготовиться к походу в церковь. Она никогда не любила церковь, считая ее слишком формальной и напыщенной, пропитанной атмосферой строгой правильности. Даже вежливые приветствия, которыми обменивались прихожане, были скорее ритуальными, чем дружественными. Церковная служба всегда строилась по одному и тому же формату; Шарлотта однажды обнаружила, что она повторяет слова молитв и псалмы, как попугай. Она могла прочитать всю службу автоматически, если только не задумывалась о чем-либо. Как только девушка останавливалась, то вынуждена была лезть в книгу за словами и продолжать снова автоматически петь.
И, конечно, викарий читал проповедь. Обычно она была о грехе и о необходимости раскаяния. Его любимым сюжетом была женщина, пойманная на измене мужу, и он всегда выводил из своего рассказа не ту мораль, что выводила для себя Шарлотта. Почему мужчин никогда не ловят на измене? Во всех притчах, которые она слышала, именно женщины совершали измену, а мужчины их ловили и обвиняли! А как насчет мужчин, которые были с ними? Почему женщины не забрасывают их камнями? Много лет назад она спросила об этом папу. Тот удивился и ответил, чтобы она не смешила людей.
Сегодня викарий произносил свою обычную проповедь. Фактически она оказалась даже хуже, чем обычно. Ее название было «Благословен тот, кто чист сердцем», но по содержанию следовало скорее «Благословен тот, кто чист в делах своих». Викарий долго осуждал грязные дела. И чем больше он говорил о проститутках и гулящих женщинах, тем больше мысли Шарлотты отвлекались на бедных детей, о которых ей говорил этот ужасный Питт. Детей, которые были выброшены на произвол судьбы и оставлены на улице голодать в том возрасте, когда она и ее сестры учились читать и писать под руководством мисс Симс в школьных классах. Она думала о молодых женщинах, брошенных на произвол судьбы с маленькими детьми. Как еще они могли жить?
Конечно, бранные слова не были в ее обиходе, но в это утро Шарлотта готова была послать мистера Питта ко всем чертям за то, что он заставил ее узнать о таких вещах. Она сидела на жесткой церковной скамейке и смотрела на викария. От всего того, что он говорил, ее мутило. Шарлотта никогда не любила его, а к концу утренней проповеди ненавидела со всей страстностью. Это угнетало и пугало ее. Она всегда была уверена, что это очень не по-христиански и не по-женски — ненавидеть кого бы то ни было так сильно; и, тем не менее, это чувство жило в ней. И она считала его справедливым.
Шарлотта посмотрела вверх на место для органиста и увидела бледное лицо Марты Преббл, когда та играла заключительный гимн. Видно было, что ей тоже скучно и грустно.
Воскресный обед не удался. Остаток дня был проведен словно по инерции. Завтра бабушка возвращается от Сюзанны, что тоже не обещало большого удовольствия.
Понедельник оказался еще хуже, чем воскресенье. В десять часов приехала бабушка, бормоча жуткие предсказания о падении нравственности в квартале, в среднем классе и во всем мире. Мораль катится вниз с огромной скоростью, и всех ожидают жуткие катастрофы.
Едва успели распаковать вещи и устроить бабушку в ее комнату на верхнем этаже, как снова появился инспектор Питт, и с ним молчаливый сержант Флэк. Сара отсутствовала — ей нужно было заниматься благотворительностью или чем-то в этом роде. Эмили отправилась к портнихе — нужно было что-то подправить в одежде для новой встречи с Джорджем Эшвордом. В действительности ей надо бы иметь больше здравого смысла. Эмили уже должна была понять, что он игрок, донжуан или того хуже, и все это могло принести разве то, что ее репутация будет разрушена. И как раз в это время мама была наверху, пытаясь привести бабушку в спокойное состояние и оставить ее одну, пока она не испортила жизнь остальным членам семьи.
Меньше всего Шарлотте хотелось видеть инспектора Питта.
Он вошел в комнату для утренних приемов, заполнив собой дверной проем. Пальто нараспашку, волосы, как всегда, торчат в разные стороны. Его приветливость раздражала Шарлотту сверх всякой меры.
— Что вы хотите, мистер Питт?
Правильнее было бы сказать «инспектор Питт», но его это не беспокоило, и он ее не поправил. Шарлотта же собиралась показать таким обращением свое неуважение к нему.
— Доброе утро, мисс Эллисон. Великолепный летний день. Ваш отец дома?
— Конечно, нет. Сегодня же понедельник. Как и большинство других уважаемых людей, он в городе. То, что мы не относимся к рабочему классу, еще не означает, что мы не работаем.
Инспектор широко улыбнулся, обнажив здоровые зубы:
— Что за удовольствие говорить с вами, мисс Эллисон. Я здесь тоже по работе, но если ваш отец отсутствует, я вынужден буду задать несколько вопросов вам.
— Ну, если вы должны…
— Я не расследую убийства ради удовольствия. — Улыбка исчезла, хотя юмор остался. В его голосе послышались гневные и печальные ноты. — В этом мало радости, но дело есть дело.
— Я уже говорила, как мало я знаю, — с раздражением сказала Шарлотта. — Несколько раз. Если вы не можете раскрыть преступление, то, возможно, вам стоит сдаться и передать это дело кому-то еще. Тому, кто сможет.
Питт проигнорировал ее грубость.
— Она была красивой, Лили Митчелл?
— Разве вы ее не видели? — удивилась Шарлотта.
Он грустно улыбнулся, как будто пожалел ее:
— Да, мисс Эллисон, я видел ее, но тогда она не была красивой. Ее лицо опухло и посинело, вся она была искалечена, ее язык…
— Остановитесь! — Шарлотта вдруг услышала собственный голос, больше походивший на ор.
— Тогда будьте любезны, пожалуйста, поступитесь своей гордостью, — Питт говорил тихо, спокойно, — и помогите мне найти того, кто так изувечил ее, до того, как он изувечит кого-то еще.
Шарлотта рассердилась на него и на себя, ей было обидно и стыдно.
— Да, конечно, — быстро сказала она и отвернулась, чтобы инспектор не мог видеть ее лицо и, более того, чтобы самой не видеть Питта. — Да, Лили была очень красивой, у нее была очень нежная кожа. — Шарлотта дрожала и чувствовала, что заболевает, когда пытается представить себе эту вздувшуюся от синяков кожу. Она заставила себя выбросить этот ужас из головы. — У нее не было пятен на теле, и она не выглядела болезненной. Приятный мягкий голос… Мне кажется, она приехала откуда-то.
— Дербишир.
— О!
— Она дружила с другими слугами?
— Да. Мне кажется, что так. Мы никогда не слышали о вражде между ними.
— С Мэддоком?
Шарлотта обернулась, чтобы посмотреть на него. Мысли, обозначившиеся на ее лице, возникли слишком быстро, чтобы скрыть их.
— Вы имеете в виду?..
— Именно. Мэддок любил ее? Желал ее?
Шарлотта никогда не раздумывала о том, что Мэддок может питать к кому-либо такие чувства. Власть над слугами — возможно, но желание… Ревность…
