Подумав о том, что его рассудок может пошатнуться, репортер пришел в ужас. Между тем он чувствовал, что не в силах больше владеть собой. Страх парализовал его волю, мешая рассуждать здраво. Вскоре Кош почувствовал усталость, ту внезапную усталость, подкашивающую ноги, с которой невозможно бороться и которая заставляет забыть все: горе, опасность, угрызения совести.
В самом конце улицы Орлеан, возле заставы, журналист заметил круглый фонарь гостиницы. Он постучал в дверь, подождал, прислонившись к стене, пока ему откроют, заплатил за номер и бросился одетый на постель, не заперев даже дверь на ключ. Сон моментально овладел им, тяжелый, как смерть.
Через несколько минут полицейский, не имевший ни малейшего желания провести ночь под открытым небом, в свою очередь постучал в дверь гостиницы и самым невинным тоном попросил слугу:
— Дайте мне, пожалуйста, номер рядом с комнатой моего приятеля, который только что вошел. Не говорите ему, что я здесь, а как только он проснется, предупредите меня. Я хочу устроить ему сюрприз…
Полицейский осторожно поднялся по лестнице и, когда слуга вышел, приложил ухо к стене. Кош дышал тяжело и ровно. Тогда полицейский растянулся на своей постели и, уверенный в том, что добыча не ускользнет, тоже заснул.
В эту ночь Кошу снилось, что он в тюрьме и что за его сном наблюдает тюремщик: он и не предполагал, насколько его сновидение близко к действительности. Репортер уже несколько часов не был свободным и превратился в затравленного зверя, вокруг которого мало-помалу сужается кольцо из загонщиков…
В 8 часов утра Жавель вновь был на своем посту перед домом номер шестнадцать на улице де Дуэ. Он мог бы сразу подняться в квартиру Коша и поговорить с прислугой, но не хотел встречаться со швейцаром. Инспектор предпочел подождать на улице. Он был уверен, что очень скоро ему удастся пройти незаметно. И в самом деле, через несколько минут швейцар вышел. Жавель моментально прошмыгнул в подъезд. Он не знал, на каком этаже жил журналист, но это его нисколько не смутило. Инспектор позвонил в первую попавшуюся дверь и спросил:
— Здесь живет господин Кош?
— Нет, на четвертом этаже.
— Извините, пожалуйста…
На четвертом этаже ему отворила дверь старуха.
— Ваш хозяин дома? — спросил инспектор непринужденным тоном.
— Нет, — сурово ответила женщина.
Жавель приветливо улыбнулся:
— Cкажите ему, что это я пришел… он меня примет… Только назовите мою фамилию…
— Говорю же вам, что его нет дома…
— Я думал… Как это неприятно… Вы не знаете, когда он вернется?
Старуха подняла руки к небу:
— Я понятия не имею! Вот уже четыре дня как он уехал… Он может вернуться с минуты на минуту, а может и не вернуться.
— Видите ли, — проговорил Жавель, — мне бы очень хотелось повидаться с ним…
— Что ж, если вам так хочется, пройдите, подождите… может, он и вернется…
— Да… я подожду немного…
Инспектор вошел в кабинет и уселся, спрашивая себя, как лучше начать разговор. Но ему не пришлось долго думать. Не дожидаясь вопросов со стороны гостя, старуха забормотала:
— Вот уже четыре дня как его нет. Это очень странно — обычно он никогда не уезжает, не предупредив. Ему приносят письма, телеграммы, его спрашивают, и никто не знает, что сказать…
— Может быть, он поехал к родным?
— Нет-нет! Его чемодан здесь… и потом, он так странно уехал…
— Вы присутствовали при его отъезде?
— Нет. Я пришла сюда утром и увидела неубранную постель. Вечерний костюм был брошен на стул… Меня очень удивило, что его нет… обычно он никогда не выходит из дома раньше одиннадцати. Я вернулась к себе завтракать, но все время об этом думала, и знаете, что мне пришло в голову? Я подумала, может быть, он уехал драться на дуэли. Один раз такое уже было.
— О, это вряд ли! Я бы знал…
— Теперь и я того же мнения. Но в ту минуту я была уверена в том, что он с кем-то поссорился. Ведь вы его друг и знаете, какой он аккуратный…
— Да, да, — поспешил подтвердить Жавель, — очень аккуратный…
— Между тем его рубашка была запачкана кровью, а манжетка разорвана, к тому же он потерял одну из своих запонок, знаете, которые он так любил…
— Золотые с бирюзой?
— Не знаю, как это называется.
— Такие маленькие голубые камушки, — пояснил Жавель, захлебываясь от радости.
— Да-да, они самые и есть. Так вот, петля была разорвана, и запонка пропала. Вы бы так же, как и я, решили, что он поссорился с кем-то. Он добрый малый, но…
Жавель жестом остановил старуху. Все, что она могла еще рассказать, теряло свою значимость в сравнении с этими невероятно важными деталями — кровью на рубашке и в особенности исчезновением запонки, по описанию похожей на ту, которую нашли на месте преступления! Но инспектор захотел сам во всем убедиться. Поэтому он сказал, притворившись удивленным:
— Уверены ли вы в этом?
— Уверена ли я? Если вы знаете, как выглядят его запонки, посмотрите сами. Я нарочно оставила его рубашку, на тот случай, если он сам ничего не заметил: чтобы он не подумал, что это я ее испортила. Я вам сейчас покажу…
Старуха прошла в спальню и почти тотчас воскликнула:
— Этого еще недоставало! Он приходил вчера и сменил белье! Все ящики перерыты… Загляните в корзину: вот его фланелевая рубаха, вчера еще ее тут не было…
Жавель последовал за женщиной в комнату, удивленно повторяя:
— Что вы говорите?.. Кош был здесь?
— Да, я знаю, что говорю. Вот его фланелевая рубашка, которую он надевает только по утрам; вчера в корзине была только его фрачная рубашка с пятном крови… и с разорванной манжеткой, вот тут… А что касается второй запонки, так вот же она… на камине… видите, я не вру…
Если бы полицейскому дали в руки самый великолепный из всех драгоценных камней, он не рассматривал бы его с такой любовью и радостью, как эту вещицу. Он разглядывал запонку со всех сторон и все больше убеждался в том, что она совершенно схожа с той, которую нашли в комнате убитого.
Итак, менее чем за сутки ему удалось раскрыть тайну, казавшуюся всем неразрешимой! Пока все улики против Коша сводились к одному лишь обрывку конверта, он не решался сформулировать свое подозрение, но теперь все становилось совершенно ясно. Пятно на рубашке? Брызнувшая кровь! Разорванная манжетка, сломанная запонка? Жертва отчаянно защищалась, была борьба, рукопашная схватка!
Одно только оставалось непонятным — насмешливое поведение Коша после совершения преступления, его спокойствие, его желание увидеть вместе с приставом тело жертвы — его жертвы! Наконец, чем объяснить то, что человек уравновешенный, преуспевающий, уважаемый разом превратился в вора и убийцу? Разве только в припадке сумасшествия… Но это уже Жавеля не касалось. Он не побоялся начать расследование на основании улики, которую все остальные считали ничего не значащей, и это привело его к желанной цели; больше он ничего не хотел. Через час Кош будет арестован и заключен в тюрьму… если только товарищ его не упустил… Эта мысль привела его в ужас.
Жавелю не терпелось как можно скорее получить известие о том, кого он уже считал своим пленником, поэтому он посмотрел на часы и сказал старухе:
— Я не могу больше ждать. Я ухожу, но обязательно вернусь…
Произнося эти слова: «Я вернусь», Жавель невольно улыбнулся. Он почувствовал особую прелесть в этой фразе, вроде бы простой и вместе с тем полной грозного смысла. В прихожей он встретился со швейцаром, но не остановился поздороваться. Когда инспектор вышел на улицу, была ровно половина девятого. Перед домом прохаживался какой-то человек. Завидев Жавеля, он решительно направился к нему и сухо спросил:
— Инспектор Жавель?..
— Да, — ответил инспектор, по внешнему виду тотчас определив, что перед ним один из стражей порядка. — Где он?
— В гостинице на углу улицы Орлеан и бульвара Брюн… вместе с нашим коллегой.
— Отлично. Сейчас же отправляйтесь туда и постарайтесь задержать его на час. Если будет нужно, свяжите его. Всю ответственность я беру на себя; не бойтесь ничего, все идет прекрасно.
Полицейский удалился быстрым шагом. Жавель остановил извозчика и поехал в участок, потирая руки от удовольствия. Он не думал о вознаграждении или повышении по службе — Жавель наслаждался осознанием своего успеха. Приехав, он встретил на лестнице товарища, который сказал ему:
— Поднимайся скорее. Тебя ждет начальник.
Жавель недоуменно пожал плечами. Он ожидал получить от пристава выговор за то, что ушел, не предупредив. Но дело приняло такой оборот, что у него не было времени, да и в голову не пришло соблюдать формальности. Он ничего не имел против холодного приема: в этом случае его сообщение произведет еще больший эффект. Рассуждая подобным образом, Жавель вошел в кабинет начальника.
