— Все обернулось так неудачно, — заметил он.
— Мне очень жаль, что так получилось.
— Но кто бы мог подумать? Она так несчастна. Просто излучает несчастье.
— Виной всему эта проклятая дейловская программа духовного стриптиза, — сказал Аллейн. — Мне кажется, в ней было что-то такое, что на нее подействовало.
— Несомненно. — Отец Джордан улыбнулся. — Вы замечательно выразились: духовный стриптиз. Возможно, вы решите, что во мне говорит священник, но я глубоко убежден в том, что исповедовать должны исключительно профессионалы.
— Дейл, полагаю, таковым себя и считает.
— То, что он делает, вульгарно, опасно и прямо-таки отвратительно. — Отец Джордан говорил без злобы, но очень убежденно. — Правда, сам он, Судя по всему, неплохой парень.
— Но вы ведь еще что-то хотели мне сказать, не так ли? — спросил Аллейн у священника.
— Да, но не знаю, стоит ли. Вы ведь, вполне возможно, засмеете меня, если я вам скажу, что благодаря моей профессии, хотя, быть может, это не дано мне от природы, я очень чувствителен к… духовной атмосфере. Одним словом, когда я чувствую какой-то непорядок, что называется, чувствую душой, я, как правило, оказываюсь прав.
— Вы чувствуете его сейчас?
— И очень сильно. Мне кажется, в воздухе витает предчувствие беды. Но я не могу понять, от кого оно исходит.
— Может, от мисс Эббот?
— Не знаю, право, не знаю…
— И все равно это снова не то, что вы хотели мне сказать.
— Вы сами очень восприимчивы. — Отец Джордан в упор посмотрел на Аллейна. — Вы не задержитесь на минутку после того, как все разойдутся?
— Разумеется, задержусь.
— Вы ведь Родерик Аллейн, не правда ли? — одними губами сказал отец Джордан.
3В опустевшем салоне пахло окурками и недопитым вином. Аллейн распахнул дверь на палубу. По небу неслись звезды, прямо перед ними раскачивалась мачта, по бокам глухо шумело и шипело ночное море.
— Простите, что заставил вас ждать, — сказал отец Джордан, подходя к Аллейну откуда-то сзади.
Аллейн закрыл дверь, и они сели.
— Позвольте сразу же заверить вас в том, что я уважаю вашу… э-э-э… анонимность. Нет, кажется, не то слово. Лучше инкогнито, правда?
— Меня не слишком волнует выбор слов, — сухо заметил Аллейн.
— Не беспокойтесь по поводу того, что я вас узнал. Это всего лишь страннейшее из совпадений. Можно сказать, что этому способствовала ваша жена.
— Моя жена?
— Я с ней не знаком, но восхищаюсь ее картинами. Недавно я был на ее выставке, и там меня буквально поразил один маленький портрет. Он был выставлен без подписи, однако мой собрат-священник, капеллан церкви Уинтон Сан Джайлс, который знаком с вами обоими, сказал мне, что это портрет ее мужа и что он и есть тот самый прославленный инспектор Аллейн. У меня очень хорошая память на лица, а сходство просто потрясающее. Я был уверен, что не ошибся.
— Трой будет очень польщена, — усмехнулся Аллейн.
— К тому же это пари с мистером Мэррименом… Скажите, оно ведь было подстроено специально, не так ли?
— Я, кажется, свалял дурака.
— Нет-нет, не вы. Вы были безупречны. Это капитан.
— Его так называемая непосредственность, похоже, была несколько неуклюжа.
— Вот именно. Аллейн, с какой целью вы подняли тему этого цветочного убийцы?
— Шутки ради. С какой же еще?
— Итак, вы не хотите сказать мне правду.
— У меня, по крайней мере, есть ваше алиби на пятнадцатое января.
— Но вы мне все равно не доверяете.
— Не в том дело. Ведь я, как вы сами сказали, полицейский.
— Я умоляю вас мне поверить. Вы об этом не пожалеете. Тем более что мое алиби очень легко проверить. В другой раз, когда то бедное дитя шло в церковь… когда же это было? Ага, двадцать пятого. Двадцать пятого я был на конференции в Париже. Вы можете немедленно получить сему подтверждение. Не сомневаюсь, что вы поддерживаете связь с вашими коллегами.
— Да, это несложно сделать.
— Тогда сделайте, умоляю вас. Если вы здесь в связи с этими безумными убийствами, о чем я отчасти догадываюсь, вам потребуется помощь.
— Помощь требуется всегда.
— Этих женщин нельзя оставлять одних. — Отец Джордан встал и выглянул через стеклянные двери на палубу. — Взгляните.
По палубе прогуливалась миссис Диллинтон-Блик. Проходя мимо освещенных люков машинного отделения, она остановилась. Ее серьги и ожерелье поблескивали в полумраке, повязанный вокруг головы темно-красный шарф слегка колыхался на ветру. Вдруг откуда-то из темноты появился мужчина и направился прямо к ней. Он взял ее за руку и оба растворились во мраке. Это был Обин Дейл.
— Вот видите, — сказал отец Джордан. — Если я не ошибаюсь, как раз этого мы и не должны допускать.
— Сегодня седьмое февраля. Преступления совершаются с интервалом в десять дней.
— Но ведь их было всего два.
— Была попытка совершить преступление пятого января. Об этом не сообщалось в газетах.
— Да что вы говорите! Пятое, пятнадцатое и двадцать пятое. Но в таком случае выходит, что десять дней уже прошло. Если вы на истинном пути, хотя вполне может оказаться, что этот интервал лишь обычное совпадение, опасность велика.
— Наоборот. Если в этой теории декад что-то есть, миссис Диллинтон-Блик в настоящий момент вне опасности.
— Однако ж… — Отец Джордан испытующе посмотрел на Аллейна. — Уж не хотите ли вы сказать, что было совершено еще одно преступление из той же серии? После того, как мы отплыли? Но почему тогда…
— Примерно за полчаса до вашего отплытия и примерно в двухстах ярдах от судна. Поздно вечером четвертого. Убийца был поразительно точен.
— Господи помилуй! — вырвалось у отца Джордана.
— В настоящее время никто из пассажиров, за исключением одного, ничего не знает об этом убийстве. И не узнает до тех пор, пока кто-нибудь из родственников либо знакомых не удосужится послать в Лас-Пальмас телеграмму.
— Четырнадцатое, — бормотал отец Джордан. — Так вы полагаете, что до четырнадцатого нам ничто не угрожает?
— Надеюсь. Давайте пройдемся перед сном? — Аллейн распахнул двери. Отец Джордан встал.
— Конечно, вы вполне можете принять меня за человека, сующего нос не в свои дела, — начал священник. — Но это не совсем так. Дело в том, что я чувствую дьявола на нюх и считаю своим долгом по мере возможности предотвратить грехопадение. Я, если так можно выразиться, духовный полицейский. Возможно, с вашей точки зрения, я несу чепуху…
— Я привык уважать чужие точки зрения, — сказал Аллейн. Какое-то время мужчины молча смотрели друг на друга. — К тому же, сэр, я склонен вам доверять.
— Это, по крайней мере, шаг вперед. Оставим все так, покуда вы не проверите мое алиби?
— Если вас это устраивает.
— Иного выбора у меня нет, — задумчиво сказал священник. — К тому же сейчас этот самый интервал. Вы сказали до четырнадцатого февраля?
— Если только моя теория верна.
— Думаю, нам бы очень пригодился психиатр.
— Доктор Мейкпис, например. Я намерен с ним проконсультироваться.
— Но… ведь у него нет алиби. Он сам это сказал.
— Говорят, виновный никогда не скажет вам, что у него нет алиби. У виновного оно всегда есть. Какое угодно. Выйдем?
Они вышли на палубу. Дул легкий бриз, но было совсем не холодно. Корабль уверенно разрезал надвое густой мрак ночи. Он жил своей жизнью, пульс которой не смолкал ни на минуту. Хотя скорей это была не жизнь, а состояние величественного покоя. Когда они шли вдоль правого борта нижней палубы, прозвучало восемь склянок, четыре по две.
— Полночь, — сказал Аллейн.
Мимо неслышной поступью прошли матросы. В дальнем конце палубы появились миссис Диллинтон-Блик и Обин Дейл, державшие путь в свои каюты. Они пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись.
— Сегодня днем мы прибываем в Лас-Пальмас, — сказал отец Джордан, взглянув на свои часы.
1Лас-Пальмас знаменит своими куклами, которые не только говорят, но даже ходят. Они смотрят на вас почти из каждой витрины, восседают целыми рядами на базарах возле пристани. Куклу можно приобрести за любую цену, в зависимости от ее размера и одеяния. На иных платья цинично облегают фигуру, другие наряжены в широкие замысловатые одежды. У одних едва прикрытые шляпками лысые черепа, у других высокие испанские парики из живых волос и мантильи из настоящих кружев. Самые дорогие украшены ожерельями, браслетами и даже кольцами, а под их обшитыми тесьмой разноцветными платьями вздымается целое море нижних юбок. Одни могут быть размером с большого младенца, другие — с изящную женскую ладошку.
Две вещи характерны для всех без исключения кукол: стоит вам взять ее за руку, и она начнет дергать ногами, словно идет, а при ходьбе будет вертеть головой и вскрикивать «ма-ма». Все куклы кричат абсолютно одинаковыми голосами, очень напоминающими крик младенца. Почти каждый, кому доведется побывать в Лас-Пальмасе, увидев куклу, непременно подумает о какой-нибудь маленькой девочке, а то и о взрослой женщине, решив совершенно справедливо, что кукла доставит ей удовольствие.
