Одинокая скала всегда привлекает. Здравомыслящие люди чувствуют непреодолимое желание взобраться и расположиться на ней. Гарриэт сделала это без какого-то ни было мысленного аргумента, и в то время, пока залезала на скалу, старалась логически размышлять.
«Заливается ли водой эта скала во время прилива? Да, разумеется, иначе на ее вершине не было бы водорослей. Кроме того, это подтверждает откос берега. Мне бы хотелось заключить пари о расстояниях и углах, однако, я сказала бы, что ее должно заливать довольно сильно. Как странно, что водоросли у нее только на вершине. Можно ожидать их у подножия, но склоны скалы ближе к воде выглядят совершенно голыми снизу. Я думала, что ЭТО — водоросли. Очень необычные. Они смотрятся чуть ли не как лежащий человек; но очень возможно, что так выглядят и водоросли… хорошо… так что же там на самом деле?»
Слегка волнуясь от любопытства, Гарриэт пристально смотрела на вершину скалы и продолжала громко говорить, обращаясь к самой себе, хотя эта привычка, скорее, раздражала ее.
— Меня смущает, а не человек ли там лежит? Что за глупое место он выбрал? Он же должен чувствовать себя как лепешка на раскаленной сковородке! Я могла бы это понять, если бы он был фанатиком солнечных ванн, но мне кажется, что он надел на себя всю свою одежду. На нем темный костюм. Человек очень спокоен. Он, вероятно, лежит и спит. Если прибудет волна и притом быстро, то его отрежет от людей как в идиотских журнальных историях. Ладно, я не собираюсь спасать его. Ему придется вытащить стельки из ботинок и грести с их помощью, и все тут. Еще уйма времени.
Она колебалась, спускаться ли со скалы. Ей не хотелось будить спящего и проводить время за разговором. Не потому, что он мог оказаться каким-нибудь совершенно безвредным туристом, а потому, что он непременно окажется кем-нибудь абсолютно неинтересным. Тем не менее, она продолжала размышлять и практическим путем пришла к еще нескольким выводам.
— Он, наверное, турист. Местные жители вряд ли проводят свою сиесту на скалах. Они уединяются дома и закрывают все окна. И он не может быть рыбаком или кем-нибудь подобным: те не тратят время, подремывая. Так делает только команда чернокостюмщиков. Пусть он называется торговцем или банковским клерком. Но ведь они обычно проводят выходные вместе со своей семьей. Это — пташка из отряда одиночек. Школьный учитель? Нет. Школьные учителя не сбегают со службы до конца июля. А что если он — студент колледжа? Как раз конец семестра. Очевидно, этот джентльмен неопределенного рода занятий. Возможно, он турист, как и я, правда его костюм не подходит для путешествий. — Сейчас она поднялась повыше и смогла совершенно отчетливо разглядеть, что на лежавшем темно-синий костюм. — Ладно, я не могу определить его род занятий, но не сомневаюсь, что д-р Торндайк смог бы сделать это сразу. О, конечно! Какая же я дура! Он, должно быть, человек от литературы или нечто вроде этого. Они проводят время в мечтаниях и не позволяют своим домашним их беспокоить.
Сейчас Гарриэт находилась в пределах нескольких ярдов от того места, где он лежал, и пристально всматривалась в спящего. Он некрасивой кучей лежал на самом краю скалы, обращенном к морю, его ноги были подняты, демонстрируя бледные розовато-лиловые носки. Его голова, вжатая в плечи, была невидима между ними.
— Что за способ спать! — воскликнула Гарриэт. — Больше похоже на кошку, чем на человеческое существо. Это — неестественно. Его голова едва ли не свисает с краю. Этого достаточно, чтобы заработать апоплексический удар. Сейчас, если мне «повезет» и он окажется трупом и мне придется сообщить о нем, то мое имя попадет в газеты. Это было бы нечто вроде рекламы. «Популярная писательница детективных романов находит загадочный труп на Одиноком Берегу». Но такие вещи с авторами не случаются. Трупы всегда находит какой-нибудь мирный рабочий или ночной сторож…
Скала возвышалась, словно гигантский клинообразный кусок торта; ее нижнюю часть скрывали водоросли, а поверхность плавно опускалась туда, где ее конусовидный острый край входил в песок. Гарриэт взбиралась на ее гладкую сухую поверхность до тех пор, пока не оказалась почти наравне с мужчиной. Он не шевелился вообще. Что-то побудило Гарриэт обратиться к нему.
— Эй! — требовательно сказала она. Ни движения, ни ответа.
«Едва ли я разбудила его, — подумала Гарриэт. — Не думаю, что я кричала достаточно громко». — Эй!
«Может быть, у него припадок или он в обмороке, — сказала она себе. — Или солнечный удар. Это вполне вероятно. Такая жара…» — Она прищурившись посмотрела вверх на медное небо, затем нагнулась и положила руку на поверхность скалы. Она чуть не обожглась. Гарриэт крикнула снова, а затем, наклонившись над мужчиной, дотронулась до его плеча.
— С вами все в порядке?
Тот ничего не ответил, и она потянула его за плечо. Оно слегка переместилось — мертвым грузом. Гарриэт нагнулась и осторожно приподняла его голову.
Гарриэт «повезло».
ТРУП. Не та разновидность трупов, в которых можно было сомневаться, нет. Мистер Сэмюэль Вир из Лионской коллегии адвокатов, которому «горло перерезали от уха до уха», был не ахти какой очевидный труп. Здесь же голова не оторвалась в руках Гарриэт единственно потому, что остался цел позвоночник; были перерезаны гортань и крупные сосуды шеи до кости, и страшный ручей, яркий, красный и сверкающий струился по поверхности скалы и стекал вниз в маленькую ложбинку.
Гарриэт положила голову обратно и ощутила внезапную тошноту. Она достаточно часто описывала подобные трупы, но встретить такое наяву — было совсем другое. Она не представляла, как могла выглядеть бойня, на которой перерезали эти сосуды, и не предполагала, что от крови к ее ноздрям будет доноситься, под жгучим солнцем, такой омерзительный запах. Ее руки были красные и мокрые. Она взглянула вниз на свою юбку. Слава Богу, этого она избежала. Машинально Гарриэт спустилась со скалы и подошла к морю. Там она снова и снова мыла пальцы и с нелепой тщательностью вытерла их носовым платком. Ей не нравился вид красной струйки, стекающей вниз со скалы в чистую воду. Гарриэт отошла и довольно поспешно уселась на рыхлой гальке.
— Мертвое тело, — произнесла она вслух, обращаясь к солнцу и чайкам. — Мертвое тело. До чего кстати! — и она нервно рассмеялась.
— Великое дело, — после паузы Гарриэт обнаружила, что снова говорит. — Великое дело — сохранять хладнокровие. И сохранять голову, девочка моя. Что бы в подобном случае сделал бы лорд Питер Уимси? Или, разумеется, Роберт Темплтон?
Роберт Темплтон был главным действующим лицом ее романов, который усердно занимался расследованием между обложками обеих ее книг. Она прогнала из мыслей образ лорда Питера Уимси и сосредоточилась на Роберте Темплтоне. Последний был джентльменом экстраординарного научного склада ума, сочетавшегося с почти неправдоподобным мышечным развитием. У него были руки как у орангутанга и безобразное, но очень привлекательное лицо. Она вызвала в воображении его призрак, и прежде всего его костюм с довольно кричащими брюками-гольф, в которые она привыкла облачать его, и начала мысленно совещаться с ним.
Она чувствовала, что Роберт Темплтон немедленно задал бы себе вопрос: «Это убийство или самоубийство?» И он, решила девушка, немедленно бы отбросил мысль о несчастном случае. Несчастные случаи такого сорта не бывают. Роберт Темплтон тщательно изучил бы труп и произнес бы…
Действительно, так: Роберт Темплтон изучил бы труп. Он был известен своим хладнокровием, когда изучал трупы самого отвратительного вида. Трупы, превратившиеся в бесформенное желе от падения с аэропланов; трупы, обуглившиеся и ставшие «неопознанными комками» вследствие пожара; трупы, которые переехал тяжелый грузовик и нуждающиеся в том, чтобы их отскребали от асфальта при помощи лопаты… — Роберт Темплтон привык изучать их всех, и при этом его волосы не вставили дыбом. Гарриэт чувствовала, что она явно недооценивала величественную невозмутимость ее литературного детища.
Разумеется, любой ординарный человек, коим не являлся Роберт Темплтон, оставил бы труп в одиночестве и побежал бы за полицейским. Но здесь поблизости не было полицейского. Здесь не было ни мужчины, ни женщины; ни ребенка в поле зрения; только маленькая рыбацкая лодка виднелась в море вдали на некотором расстоянии. Гарриэт наугад махнула в ее направлении, но ее обитатели либо не увидели, либо предположили, что она Просто делает некоего рода гимнастику. А может быть, парус Закрыл им берег, и они изменили свой курс по ветру, двигаясь к кораблю, лежащему в мертвом дрейфе. Гарриэт закричала, но ее голос затерялся в жалобном плаче чаек.
Когда она стояла, безнадежно призывая на помощь, то вдруг почувствовала влажное прикосновение к ногам. Несомненно, начинался прилив, и вода быстро прибывала. Внезапно это обстоятельство отложилось у нее в голове, и, казалось, окончательно прояснило ее рассудок.
