Не понимая толком значения слова «сентиментальный», Салли потом заглянула в словарь. И теперь, протестуя против фальши, вполголоса, как молитву, пробормотала: «Сентиментальная чушь!»
Полицейский — тот самый следователь, который приходил к ним домой, — сидел рядом с завучем. Салли заметила его сразу, как только вошла. Ей стало неспокойно, она то и дело поглядывала на него. Следователь ради выступления постарался одеться подобающим образом — серая рубашка, темный галстук, пиджак, — однако все равно производил впечатление человека неряшливого. Как будто одежда была с чужого плеча и он натянул ее впопыхах, опаздывая. Салли не знала, разглядел ли он ее среди прочих лиц.
Завуч начал с того, что представил следователя, но Салли пропустила его речь мимо ушей, наблюдая за приготовлениями полицейского к выступлению. Тот поправил галстук, собрал в стопку листы бумаги, лежавшие возле стула на полу, и внезапно его волнение передалось Салли — она почувствовала, как засосало под ложечкой.
Следователь поднялся, внимательно посмотрел на сидящих в зале. Сказал, что ему жаль Кэтрин, погибшую такой смертью. Что для них, ее одноклассников, это трагедия вдвойне, ведь они знали не только Кэтрин, но и ее отца.
Салли подумала, что следователь этот — один из немногих, кто сочувствует искренне. Хотя, казалось бы, с чего вдруг? Он Кэтрин даже не знал. Потом ей в голову пришла мысль: потому и сочувствует, что не знал. Он может вообразить ее себе какой угодно.
Однако инспектор заговорил о том, как важно для следствия понять, какой Кэтрин была на самом деле.
— Сейчас мы все потрясены, у нас в голове не укладывается, зачем кому-то ее убивать. И мы поминаем Кэтрин добрыми словами. Но для доброты еще не время. Время для честности. Нам важно узнать о Кэтрин как можно больше. Наверняка в ее жизни было и такое, о чем она никому не рассказала бы. Но теперь это уже не имеет значения. И если вы знаете или хотя бы подозреваете о каких-то ее действиях, которые могли, пусть и косвенным образом, стать причиной ее смерти, вы обязаны рассказать мне. Если вы поддерживали с Кэтрин близкие отношения, дайте знать. Я останусь в школе на весь день. Мистер Ширер любезно предоставил мне свой кабинет. Не хотите говорить со мной, можно поговорить с офицером, который вас не знает и не работает в местном полицейском участке.
Следователь уже собирался сойти со сцены, но задержался.
— Приходите, — сказал он. — Вы знаете о Кэтрин гораздо больше моего. Вам есть что сказать. Это важно.
Он ушел, и по всему залу тут же зашептались. Но циничных комментариев, которые часто слышишь от подростков после лекции, прочитанной взрослым, не было. Салли не сомневалась, что к кабинету директора выстроится очередь. Они все захотят сыграть в этой трагической постановке свою роль. Салли же было любопытно, какие следователь сделает выводы.
В душном актовом зале Перес стоял на сцене, смотрел на лица собравшихся и думал, что напрасно тратит время и силы. Может, Сэнди Уилсон и прав — в конце концов за убийство привлекут Магнуса Тейта. И он только понапрасну терзает ребят, они и так потрясены случившимся. К чему эти исповеди, во время которых они будут краснеть, рассказывая о всяких пустяках, имеющих отношение к Кэтрин? Пора уже оставить девушку в покое.
В свое время он учился в этой школе и, может, поэтому чувствовал себя не в своей тарелке. Уж лучше прочесывать вместе с остальными холм во Врансуике. Там, на свежем воздухе, его не преследовали бы мрачные воспоминания. Нет, к самой школе нелюбви у него не было. И хотя учился средне, в отстающих, как некоторые, не плелся. Просто в то время он отчаянно скучал по дому. По родителям, хозяйству, острову. Ему нравилась их маленькая школа на Фэр-Айле — всего один учитель, да и многие из ребят так или иначе приходились ему родней. И когда в двенадцать лет его привезли сюда, он долго не мог привыкнуть. Все было бы не так плохо, если на выходные он мог бы уезжать домой. Но добраться до Фэр-Айла не так-то просто. Пароход не всегда заходил в Леруик, а если погода портилась, опускался туман, самолет не мог сесть на полосу у подножия Уорд-Хилла. Он провел в интернате полтора месяца и чувствовал себя всеми покинутым, хотя мать постоянно звонила, да и сам он понимал, что иного выхода нет. Ничего не поделаешь. Но вот хотел бы он такого для своих детей?
Сидя за столом в кабинете директора, Перес вспомнил первый приезд из школы домой. Октябрь, учеба в самом разгаре. Всю неделю он боялся, что разыграется шторм, но день выдался погожим, в воздухе пахло морозной свежестью. В пятницу у них занятий не было — корабль отходил утром, и их отпустили пораньше. Автобус довез до Гратнесса, и когда они сошли, то увидели, что с южной стороны как раз подходил «Добрый Пастырь». Тогда капитаном на корабле был его дед, а отец — в судовой команде. Устроившись в рулевой рубке рядом с отцом, Джимми решил, что больше в Леруик ни ногой. Дома никто не мог его переубедить. Поедая пирог с начинкой из фиников, который испекла бабка, — тесто отдавало солью и дизелем — он ни в какую не соглашался вернуться. Но, когда подошло время отъезда, вместе с другими ребятами стоял в темноте раннего утра на пристани, ожидая прибытия корабля. И взошел на борт парома в Норт-Хейвене без всяких капризов — он не мог опозорить собственных родителей.
Перес понимал, что воспоминания навеяны вовсе не школьным гвалтом и привычными запахами. Все дело в том, что ферма «Скерри» освободилась. Вечером надо будет позвонить матери. Она не станет требовать от него немедленного ответа, но в разговоре придется тщательно выбирать слова. Чтобы не подать ей надежду раньше времени. Вдруг он решит иначе.
Перес все еще раздумывал, когда в дверь постучали. Сидя за директорским столом, он чувствовал себя неловко — занимал чужое место. За дверью воцарилась тишина — очевидно, стучавший ждал позволения войти.
— Да-да, входите! — крикнул Перес.
Ожидая увидеть ученика, он настраивался на доброжелательный, непринужденный лад. Однако на пороге возник взрослый. И остановился в нерешительности.
«Вырасти вырос, но так и не возмужал», — рассудил про себя Перес.
Мужчина смахивал скорее на подростка, и казалось, что со временем если и не вытянется, то хотя бы раздастся. Одежда на нем висела как на вешалке. И в то же время он сутулился, производя впечатление человека преждевременно состарившегося. Да и одевался — рубашка со свитером под горло и пиджак в рубчик, — как преподаватель, которому скоро на пенсию.
Перес поднялся с кресла и протянул руку. Мужчина подошел.
— Дэвид Скотт, — представился он. — Я по поводу Кэтрин.
По манере говорить Перес догадался, что тот — выпускник частной школы. Он молчал, ожидая продолжения.
Скотт огляделся, как будто искал, куда бы сесть, хотя стул стоял прямо перед ним.
— Я вел у Кэтрин английскую литературу. И был их классным руководителем.
Перес кивнул. Скотт опустился на стул.
— Я хотел поговорить с вами до того, как ученики… В общем, хотел опередить сплетни, которые ходят по школе.
Перес молча слушал.
— Кэтрин меня восхищала. У нее был острый ум, удивительное чувство языка. — Учитель вытащил из кармана пиджака большой носовой платок.
Продолжения не последовало, и Перес спросил:
— Вы встречались с ней вне школы?
Он подозревал, что Скотта в Кэтрин восхищал не один только острый ум.
— Лишь однажды. — Скотт имел жалкий вид. — И лучше бы этого не было.
— Что произошло?
— Кэтрин много читала. И не только по программе. Читала современную литературу. Что меня только радовало. Для большинства студентов главное — сдать экзамен, книги их не интересуют. — Он замолчал, поняв, что удаляется от темы. — Я хотел поощрить Кэтрин, подогреть ее интерес к чтению. У меня сложилось впечатление, что Юэн не принимает в дочери участия, хотя тоже преподает английскую литературу. И я предложил Кэтрин встретиться вечером после школы в кафе — обсудить список литературы для чтения.
— А что она?
— Сказала, кофе мало способствует литературным дебатам. И предложила купить вина и пойти ко мне домой. Я заметил, что это не очень-то удачная идея. Что она опоздает на автобус, а отец в любом случае не сможет ее подвезти. Юэн — трудоголик: приходит рано и засиживается допоздна. Так что Кэтрин ездила в школу и из школы на автобусе.
Перес про себя отметил, что Скотт неплохо осведомлен о распорядке дня Кэтрин.
— Она сказала, что это неважно. И что домой ее могу отвезти я. Она может задержаться у меня — отец не будет возражать. А если вдруг я против, запросто переночует у друзей.
— Вы согласились? На вино и интеллектуальную беседу?
— Я не видел в этом ничего предосудительного.
Что, конечно же, было полной чепухой. Просто Скотт побоялся выставить себя перед красивой, умной девушкой ханжой. Но он знал, что играет с огнем. Впрочем, это делало Кэтрин еще более притягательной. В чем же был интерес с ее стороны? Она никак не могла увлечься этим сухарем, претенциозным и старомодным юнцом. Как Перес уже понял, Кэтрин была не из тех, кто снисходит до глуповатых, наивных преподов.
