— Это тоже можно понять!
— Да… пожалуй… безусловно, я должен поздравить вас с тем, как вы управляете этим домом, несмотря на… панику… которую наверняка вызвали эти последние смерти. — Он смолк, потом полюбопытствовал: — Как вам это удается?
В этом вопросе крылось легкое коварство, ибо он уже понял: если в кольчуге, которую носила Мэри Доув, и есть слабое звено, то это довольство собственной деловитостью. Отвечая, она даже распрямила спину.
— Крампы, разумеется, хотели сразу же уйти.
— Мы не могли этого допустить.
— Знаю. Но я также сказала им, что мистер Персиваль Фортескью проявит… щедрость по отношению к тем, кто не оставил его в трудную минуту.
— А Эллен?
— Эллен никуда не собирается уходить.
— Эллен никуда не собирается уходить, — повторил Нил. — У нее крепкие нервы.
— Она обожает катастрофы, — объяснила Мэри Доув. — Как и миссис Персиваль. Катастрофа для нее — возможность лишний раз пощекотать себе нервы.
— Интересно… так вы считаете, что миссис Персиваль от всех этих трагедий… получала удовольствие?
— Нет… нет, конечно. Это было бы чересчур. Я бы сказала, что они дали ей возможность… встряхнуться, что ли.
— А как эти трагедии восприняли вы, мисс Доув?
Мэри Доув пожала плечами.
— Без приятных ощущений, — сухо ответила она.
У инспектора Нила снова возникло неуемное желание разбить ледяную корку, которой окружила себя эта женщина, и выяснить, что же скрывается за этой просчитанной деловитостью, за этой недосказанностью всего ее облика.
Он круто перешел к делу:
— Итак, время и место: последний раз вы видели Глэдис Мартин в холле перед чаем, и часы показывали без двадцати пять, верно?
— Да, я велела ей подать чай.
— А вы сами шли откуда?
— Сверху. Мне показалось, что за несколько минут до этого я услышала телефонный звонок.
— Видимо, трубку сняла Глэдис?
— Да. Кто-то ошибся номером. Спрашивал прачечную в Бейдон-Хит.
— И после этого вы Глэдис не видели?
— Минут через десять она внесла поднос с чаем в библиотеку.
— После того как туда вошла мисс Элейн Фортескью?
— Да, минуты через три или четыре. Тогда я поднялась наверх сказать миссис Персиваль, что чай готов.
— У вас так принято?
— О нет. Все выходят к чаю когда хотят, но тогда миссис Фортескью спросила меня, куда все подевались. Мне показалось, я слышала, как вниз спускается миссис Персиваль, но я ошиблась…
Нил прервал ее. Это было что-то новое.
— Вы хотите сказать, что слышали наверху чьи-то шаги?
— Да, как мне показалось, у лестницы. Но никто не спустился, вот я и поднялась наверх. Миссис Персиваль была в своей спальне. Она только что вернулась. С прогулки.
— С прогулки… Понятно. А времени было…
— По-моему, около пяти часов.
— А мистер Ланселот Фортескью появился… когда?
— Через несколько минут после того, как я снова спустилась… Я думала, он приехал раньше, но…
Инспектор Нил снова перебил ее:
— Почему вы решили, что он приехал раньше?
— Мне показалось, что я мельком уже видела его через окно, когда спускалась по лестнице.
— В саду?
— Мужская фигура мелькнула за тисовой изгородью, и я решила, что это он.
— Вы спускались вниз, позвав миссис Персиваль к чаю?
Мэри поправила его:
— Нет, не тогда. Раньше… мужчину я увидела, когда спускалась в первый раз.
Инспектор Нил внимательно посмотрел на нее.
— Вы в этом уверены, мисс Доув?
— Да, абсолютно. Поэтому я так и удивилась… когда мистер Ланселот Фортескью действительно позвонил в звонок.
Инспектор Нил покачал головой. Стараясь не выдавать волнения, он произнес:
— Видимо, вы заметили кого-то другого. Ведь поезд, на котором приехал Ланселот Фортескью, должен был прибыть в четыре двадцать восемь и опоздал на девять минут. То есть на станции Бейдон-Хит мистер Фортескью был в четыре тридцать семь. Несколько минут ему пришлось подождать такси — этим поездом всегда едет много народу. Со станции он уехал примерно без четверти пять (а человека в саду вы видели за пять минут до этого), ехать до «Тисовой хижины» не меньше десяти минут. Он расплатился с таксистом у ворот в лучшем случае без пяти пять. Нет, видеть Ланселота Фортескью вы никак не могли.
— Кого-то я видела, это точно.
— Да, кого-то видели. Уже темнело. Описать его не можете?
— О нет, его лица я, во всяком случае, не видела, но это был человек высокий и стройный. Поскольку мы ждали Ланселота Фортескью, я и решила, что это он.
— В какую сторону этот человек направлялся?
— Вдоль тисовой изгороди к восточной стороне дома.
— Там есть боковая дверь. Она заперта?
— Только на ночь, когда запираются все двери дома.
— То есть через эту дверь кто угодно может пройти в дом незамеченным?
Мэри Доув задумалась.
— Пожалуй, что так. Да. — Она быстро добавила: — Вы хотите сказать, что это его шаги я слышала чуть позже наверху? Что он там прятался?
— Что-то в этом роде.
— Но кто же?..
— Это мы скоро узнаем. Спасибо, мисс Доув.
Она уже повернулась, чтобы уйти, но инспектор Нил делано-равнодушным тоном спросил:
— Кстати, вам ничего не известно насчет дроздов?
Кажется, впервые ему удалось застать Мэри Доув врасплох. Она круто обернулась:
— Я… что вы сказали?
— Я спросил, известно ли вам что-нибудь о дроздах.
— Вы имеете в виду…
— Да, да, дроздов, — повторил инспектор Нил.
И придал своему лицу выражение — глупее некуда.
— Вы насчет этой дурацкой истории, которая случилась летом? Но какое она имеет… — Она осеклась.
— Кое-какие разговоры об этом до меня дошли, — дружелюбно заметил инспектор Нил, — но я решил, что точнее вас мне не расскажет никто.
Мэри Доув уже взяла себя в руки, стала, как всегда, бесстрастной и точной.
— Я считаю, что это была глупая и злая шутка, — заговорила она. — На рабочий стол в кабинете мистера Фортескью кто-то подбросил четырех мертвых дроздов. Стояло лето, окна были открыты, и мы все решили, что это побаловался сын садовника, хотя тот наотрез отказывался. Но этих дроздов действительно подстрелил садовник, и они висели на деревьях.
— И кто-то их оттуда срезал и подкинул на стол мистеру Фортескью?
— Да.
— Что-нибудь за этим стоит? Может, дрозды что-то символизируют?
Мэри покачала головой:
— Не думаю.
— Как к этому отнесся мистер Фортескью? Он был взбешен?
— Естественно.
— Но нельзя сказать, чтобы это его сильно расстроило?
— Честно говоря, не помню.
— Понятно, — сказал инспектор Нил.
Продолжать разговор он не стал. Мэри Доув еще раз повернулась, чтобы уйти, но на сей раз как бы неохотно, будто хотела разузнать, что там у него на уме. А неблагодарный инспектор Нил в эту секунду злился на мисс Марпл. Она намекнула, что дрозды — это неспроста, и вот вам, пожалуйста! Пусть не двадцать пять, но все-таки! Символика соблюдена!
Но дело было слишком давно, летом — какая тут может быть связь? Трудно себе представить. Мистика мистикой, дрозды дроздами, но он будет продолжать логично и трезво расследовать убийство, которое совершил отнюдь не глупый убийца и отнюдь не беспричинно. И все же… придется не выпускать из виду и возможности иного свойства, имеющие мало общего со здравым смыслом.
1
— Извините, мисс Фортескью, что снова беспокою, но я хочу иметь полную, полнейшую ясность. Насколько мы знаем, вы были последним человеком — вернее, предпоследним, — который видел миссис Фортескью живой. Когда вы вышли из библиотеки, было примерно без двадцати шесть?
— Примерно, — согласилась Элейн. — Точнее сказать не могу. — И добавила чуть ершисто: — Я же не смотрю все время на часы.
— Нет, конечно. Когда вы остались с миссис Фортескью вдвоем, о чем вы говорили?
— Какая разница?
— Может, и никакой, — не стал возражать инспектор Нил. — Но вдруг мне станет понятно, что было у миссис Фортескью на уме.
— Вы хотите сказать… она могла сделать это сама?
Инспектор Нил заметил, что в глазах Элейн сверкнули огоньки. Для семьи Фортескью такое решение вопроса было бы весьма удобным. Инспектор Нил и на секунду не допускал мысли о самоубийстве. Адель Фортескью не из тех, кто лишает себя жизни, — в этом он был уверен.
Даже если она отравила мужа и поняла, что преступление будет раскрыто и кары не избежать, ей бы и в голову не пришло кончать жизнь самоубийством. Она жила бы с уверенностью, что даже если ее будут судить за убийство, то наверняка оправдают. Но коли эта гипотеза занимает Элейн Фортескью… что ж, пожалуйста. И он сказал, не сильно греша против истины:
