Я прошла в зал и заняла место в последнем ряду, хотя Вероника, конечно, хотела бы видеть меня среди храмовой элиты. Внимательно вслушиваясь, я постаралась вникнуть в содержание проповеди, но политика современной Англии возбуждала во мне даже еще меньший интерес, нежели политические дрязги древнего Рима. Не дождавшись завершения, я потихоньку удалилась и, погрузившись в размышления, направилась по улицам Лондона к своему клубу.
Марджери Чайлд… мистики, о которых я читала… Рабби Акива, еще одно его высказывание: «Даже второстепенные слова имеют определенное, не все гда второстепенное значение, проясняющееся с течением времени». Это было сказано о языке Писания, но, конечно же, имело более широкий спектр приложения, осознанный, в частности, Фрейдом. Почему Марджери так подчеркнула дисциплину и самоотречение в приложении к бедности? Улицы Лондона не дали мне удовлетворительного ответа.
Воскресенье, 2 января — понедельник, 3 января
Соблазняется, порывается, не решается — одним словом, женщина!
Жан Расин (1639–1099)
Воскресенье выдалось серое и невзрачное, по солнце сияло в душе, а в голове распевали райские птицы. Мне двадцать один, я свободна, наконец свободна!
Я позаботилась о ценных подарках для стряпчего и управляющих. В их задачу входило посещение юридической конторы «Гибсон, Арбетнот, Мейер и Пероун». Мои чувства к опекунше и наша взаимная антипатия ни для кого секрета не составляли, а ко мне эти люди почему-то благоволили. Из уважения к их чувствам я надела вместо одного из костюмов отца синее платье, прибыла в такси. В руку водителя высыпала все содержимое своего маленького кошелька. Мосты сожжены, я подхожу к отполированной табличке и сжимаю такую же отполированную дверную ручку.
Через три часа я вышла обратно чуть поумневшей и существенно разбогатевшей. Голова слегка кружилась от деловитой доброжелательной атмосферы конторы, а также от бокала шампанского и груза новой ответственности, налагаемой моим имуществом. Сделав несколько шагов, я осознала, однако, что при себе у меня ни гроша. Пришлось вернуться и занять несколько фунтов у стряпчего. Воспользовавшись его телефоном, я узнала, что от Холмса сообщений не поступало.
Прибыв в Суссекс, я наблюдала, как потрошили мой дом. Милая тетушка уже отбыла вместе со своею прислугой. Сейчас грузчики выносили мебель, ковры, картины — все до последней сковородки перегружалось в телеги и грузовики. Что-то я решила отправить на продажу, что-то в чистку — чтобы духу ее не осталось! Все очистить, от подвала до чердака! Только спальню свою я оставила в прежнем виде. Когда отгрохотали по ступенькам тяжелые сапоги грузчиков, я распахнула все окна и двери, чтобы выветрить атмосферу последних шести лет. Мой дом.
Мой!
Через полчаса я уже кляла себя за полный идиотизм. Некому даже воды вскипятить! Да и, пожалуй, не в чем.
— Мисс Мэри! — раздался голос от входной двери.
— Патрик!
Я бросила ведерко для угля в камин и побежала к выходу. Управляющий моей фермой исподлобья оглядел ободранные стены с отставшими обоями.
— Здравствуйте, Патрик!
— Здравствуйте, мисс Мэри. — Он поднес палец к козырьку кепки. — Здорово вы тут все вычистили.
— Именно вычистила! Завтра прибудут ремонтники и декораторы, сдерут все обои и переделают все по-новому. Кроме фасадов, ими весной займемся.
— Совсем другой дом будет.
— Уже другой.
Он перевел взгляд со стен на меня.
— Сдается мне, что, поскольку все уехали вчера, вам нынче чего-нибудь да не хватает. Я бы вам куриного супчику предложил, если не откажетесь. Тили прислала.
Тили, подруга Патрика, держала таверну, кухня которой привлекала не только местное население, но и гурманов из Истборна и даже из Лондона.
Я с радостью приняла предложение и прошла с управляющим к его уютному домику возле большого амбара.
Наевшись, я вернулась домой, остановилась в темной прихожей, не включая свет. Тихо потрескивали освобожденные от нагрузки двухсотпятидесятилетние конструкции. Сквозь окна врывался легкий морской ветерок. С детства я любила этот дом, служивший нам летней дачей вплоть до того ужасного дня, когда вся семья погибла в автомобильной катастрофе в Калифорнии. Случилось это за год до того, как я встретила Холмса. Смогу ли я теперь вызвать тени родителей, образ младшего братишки? Я поднялась по лестнице в спальню родителей, которая во время правления тетки использовалась в качестве комнаты для гостей. Здесь было теплее. Я улыбнулась своим фантазиям, закрыла окно и отправилась спать.
Утром позвонила Холмсу, но миссис Хадсон не видела его уже несколько дней. Остывший и разоренный дом смотрел на меня с упреком, и, дождавшись приезда декораторов, я отправилась в Лондон.
Патрик отвез меня на вокзал в своей старой охотничьей коляске. Перехватив вожжи в одну руку, он порылся в кармане, вытащил маленький сверточек и неловко сунул его мне в руки.
— Хотел вас вчера поздравить, да запамятовал.
— Патрик, что вы! — удивилась я. Развернув обертку, я обнаружила внутри батистовый платочек с моими инициалами в углу и хороводом маленьких сине-фиолетовых цветочков. Непрактичный, смешной, но милый и трогательный подарок. — Какая прелесть!
— Понравилось? И слава Богу. Сестра вышила. Спросила, какие вы цветы любите. Я вроде слышал, что анютины глазки. Не ошибся?
— Совершенно верно! Я этим платочком буду изящно помахивать и деликатно прикладывать его к носику. Самый прелестный подарок, сколько себя помню.
— Да у вас небось много подарков-то!
— Не-а. — Конечно, если учесть фунты, доллары, франки, три дома, две фабрики, ранчо в Калифорнии… Но ведь это не подарки. — Хотя, конечно, миссис Хадсон наверняка что-нибудь приготовила.
— Ну а мистер Холмс-то не любитель подарков, верное дело.
— Х-ха! Последний его подарок — набор отмычек. Это юной деве-то! Ваш платочек — совсем другое дело, — промурлыкала я, наклонилась к Патрику и клюнула его в колючую щеку. Он зарделся, а я соскочила с повозки и побежала к поезду.
К эльфам-портным я поспела как раз к открытию мастерской: они поднимали шторы. Несколько часов провела с ними. Никогда не думала, что на одежду можно убить столько времени. Эльфы с королевскими почестями и как будто чего-то опасаясь провели меня в комнату, где выставлялась готовая продукция. Живых манекенщиц они не держали, а единственными существами, которых терпели под ногами, были двое внуков, которые все за ними подбирали: складывали выкройки, скатывали раскатанные рулоны, выметали булавки и лоскутья.
Первой вещью, которую мне продемонстрировали, единственной полностью завершенной, оказался весьма неплохой костюм из мягкой сине-серой шерсти с широкой полосой кашмирской вышивки. Он оказался почти столь же удобен, как рубашки моего покойного отца, и я испытала искреннюю благодарность к искусным мастерам.
Затем мы перешли к обсуждению фасона вечернего платья для моей особы. Здесь наше время позаботилось о проблемах, которых во времена прошедших поколений можно было не опасаться. Вечерние платья нынче прикрывают все меньше и меньше кожи, и мне уже несколько раз приходилось избегать мероприятий, во время которых положено демонстрировать максимально открытые рельефы фигуры. Поскольку я не любительница светских развлечений, это меня не особенно беспокоило, но в четверг все же пришлось максимально обнажиться перед миссис Эльф, чтобы убедить ее в невозможности глубокого декольте. Что за радость оскорблять партнера по танцу или застолью демонстрацией шрамов! Автомобильная катастрофа, погубившая мою семью, подняла допустимый уровень декольте почти до самых плеч, а пулевое ранение правого плеча требовало чуть ли не монашеской скромности в одеяниях.
Предложенное платье, однако, мастерски учитывало все мои индивидуальные особенности. Правое плечо закрыто, далее ткань спускается, открывая левое плечо и левый бок сужающимся клинообразным вырезом чуть ли не до талии. Ниже талии — ткань вновь расходится клином, процесс повторяется в обратном направлении книзу. Ледяная синева ткани призывает к сдержанности. Любой более теплый цвет сделал бы туалет вызывающим.
Я ахнула, вздохнула, улыбнулась и отклонила настойчивые просьбы миссис Эльф примерить эту экстраординарную вещицу. Мы перешли к двум оставшимся нарядам. Один из них насыщенного коричневого цвета со вспышками алых полос, которые, очевидно, при движении должны были исчезать и появляться снова; другой, облегающий, цвета нильской воды, снабжен множеством складок и рюшей, придающих манекену облик намного более сладострастный, нежели фигура той, для кого этот наряд предназначался. Я застегнула на себе новый жакет и пообещала вскоре зайти на примерку, но так просто мне отделаться не удалось. Сначала пришлось порыться в куче башмаков. Похоже, мои портные опасались, что я и с бальным платьем способна натянуть на ноги болотные сапоги. Конечно же, не забыли и чертову шляпу-колокол.
