Он откинулся на спинку сиденья. Больше ему не нужно ничего на свете. Она рядом. Она принадлежит ему. И он смог спокойно сказать, спокойно, почти весело:
– Почему ты все время молчишь?
– Разве?
– Да. – Он помолчал и добавил серьезно: – Ты уверена, что… не жалеешь?
Ее глаза широко раскрылись.
– Нет! Нет, конечно.
Он не усомнился в ответе. Он услышал в нем искренность.
– О чем ты думаешь? Мне хочется знать.
Тихо она сказала:
– Я думаю о том, что мне страшно.
– Страшно? Чего ты боишься?
– Счастья.
Он пересел к ней, обнял и поцеловал нежное лицо и шею.
– Я люблю тебя, – сказал он. – Я люблю тебя, люблю.
Она ответила на его поцелуй и прижалась.
Он вернулся на свое место. Взял журнал, и она тоже. Но то и дело оба вскидывали глаза, и их взгляды встречались поверх страниц. Потом оба они улыбнулись.
Поезд прибыл в Дувр в начале шестого. Они должны были переночевать в гостинице и на следующий день пароходом отправиться на континент. Они вошли в номер. В руках у него были вечерние газеты, и он небрежно бросил их на столик. Двое носильщиков внесли багаж и удалились.
Тео, стоявшая возле окна, повернулась. И в ту же секунду оказалась в его объятиях. В дверь осторожно постучали, и они разошлись в разные стороны.
– Черт побери, – сказал Винсент, – кажется, нас никогда не оставят в покое.
Тео улыбнулась.
– Да, похоже, – тихо сказала она.
Она опустилась на диван и открыла газету.
В дверь стучал официант, который принес чай. Он накрыл столик, придвинул ближе к дивану, где сидела Тео, окинул комнату взглядом, проверяя, все ли он сделал, и удалился.
Винсент, выходивший на минутку в соседнюю комнату, вернулся в гостиную.
– А теперь мы выпьем чаю, – весело начал было он, но вдруг замер посреди комнаты. – Что случилось? – спросил он.
Тео сидела не шелохнувшись. Она сидела прямая, глядя перед собой невидящими глазами, и в лице не было ни кровинки.
Винсент бросился к ней.
– В чем дело, милая моя?
Вместо ответа она развернула перед ним газетный лист и ткнула пальцем в заголовок.
Винсент взял газету.
– «Крах компании «Хобсон, Джекилл и Лукас», – прочел он.
Он смутно вспомнил, что где-то ему уже попадалось это название, но не помнил где. Он вопросительно взглянул на Тео.
– «Хобсон, Джекилл и Лукас» – это Ричард, – объяснила она.
– Твой муж?
– Да.
Винсент снова принялся читать и между строк прочел все, о чем автор пока не решался сказать. Понял, что означают фразы: «неожиданный крах», «должны последовать разоблачения».
Услышав ее движение, Винсент вскинул глаза. Тео стояла перед зеркалом и надевала свою маленькую черную шляпку. Он шагнул к ней, она обернулась. Глаза ее смотрели прямо.
– Винсент, я должна вернуться.
Он попытался ее обнять.
– Тео… не делай глупости.
Без выражения она лишь повторила:
– Я должна вернуться.
– Но…
Она показала на упавшую на пол газету.
– Это банкротство. Чтобы сбежать, из всех дней я выбрала именно этот, я не могу.
– Но когда ты уезжала, ты ничего не знала. Будь же благоразумной.
Она печально покачала головой:
– Ты не понимаешь. Я не могу.
Он попытался ее переубедить. Странно, как эта женщина, такая нежная, такая податливая, могла оказаться вдруг неколебимой. Она не спорила, не возражала. Он сказал ей все, что хотел. Он ее обнял, пытаясь воззвать к страсти, но и встретив нежные затрепетавшие в ответ губы, ощутил ту твердость, сломить которую оказался не в силах.
Наконец, измученный и разбитый, он ее отпустил. Умолял и сетовал, упрекал в бессердечии. Она слушала молча, без возражений, глядя печально и тихо. Наконец его охватила ярость, и он высказал в это безмолвное тихое лицо все злые слова, какие только смог придумать, с одним лишь желанием сделать ей больно и заставить упасть на колени.
Наконец поток слов иссяк, сказать было больше нечего. Он сел, обхватил голову руками, тупо глядя на красный ковер. Возле двери Теодора оглянулась, черная тень с мертвенно-бледным лицом.
Все было кончено.
Она сказала спокойно:
– Прощай, Винсент.
Он ничего не ответил.
Дверь открылась и снова захлопнулась.
Дарреллы жили в Челси, в старом красивом доме, окруженном маленьким садом. На лужайке перед фасадом росла магнолия, черная, закопченная, но все же магнолия.
Три часа спустя после прощания в Дувре Тео остановилась возле дверей дома и посмотрела на дерево. Неожиданно на губах ее заиграла слабая улыбка.
Она поднялась прямиком в кабинет, который был в задней части дома. Ричард Даррелл, красивый молодой человек, ходил по комнате, меряя ее шагами, и лицо его было искажено отчаянием.
Увидев Тео, он с облегчением воскликнул:
– Слава богу, Тео, ты вернулась! А мне сказали, ты собрала вещи и уехала.
– Я прочла новости и вернулась.
Ричард Даррелл обнял ее за талию и привлек рядом с собой на диван. Они посидели обнявшись. Наконец Тео просто, как ни в чем не бывало, освободилась от его руки.
– Плохи ли у нас дела, Ричард? – спокойно спросила она.
– Хуже не бывает, так что сама понимаешь.
– Рассказывай.
Он встал и снова принялся ходить по комнате. Тео молча следила за ним глазами. Ему и в голову не могло прийти, что то и дело кабинет расплывался перед ее взором, голос мужа глох, отдалялся, и Тео видела перед собой другую комнату и другое лицо.
Все же ей удалось заставить себя выслушать мужа и понять, что же произошло. Ричард снова подошел и сел рядом.
– К счастью, – закончил он, – все, что принадлежит тебе по брачному договору, не подлежит аресту. Дом тоже.
Тео задумчиво кивнула головой.
– Значит, в любом случае это у нас останется, – сказала она. – Значит, все не так плохо. Ты начнешь все сначала, только-то и всего.
– Н-да. Совершенно верно. Да.
– Это все, Ричард? – мягко спросила она. – Это все?
На мгновение он было заколебался, потом сказал:
– Что же еще? Что может быть еще хуже?
– Не знаю, – сказала Тео.
– Все будет хорошо, – сказал Ричард так, словно старался успокоить не столько жену, сколько себя. – Разумеется, все будет хорошо.
Неожиданно он ее обнял.
– Я рад, что ты вернулась, – сказал он. – Теперь, когда ты со мной, все и впрямь будет хорошо. Что бы ни случилось, у меня есть ты, правда?
Тихо она сказала:
– Да, у тебя есть я.
И на этот раз не отвела его руки.
Он поцеловал, притянул ее к себе, как будто близость жены придавала ему сил.
– У меня есть ты, Тео, – вдруг повторил он, и она, как и в первый раз, ответила:
– Да, Ричард.
Он соскользнул с дивана на пол к ее ногам.
– Я устал, – пробормотал он. – Господи, что за день! Кошмар! Я не знал, что делать, если ты не вернешься. В конце концов, жена – это жена, ведь так?
Она ничего не сказала, только молча кивнула в знак согласия.
Он положил голову к ней на колени. И вздохнул, будто измучившийся ребенок.
Тео снова подумала: «Он рассказал не все. Что же он утаил, что это может быть?»
Машинально она погладила его черные гладкие волосы – как мать, которая утешает ребенка.
Ричард тихо пробормотал:
– Теперь, когда ты со мной, все будет хорошо. Ты меня не оставишь.
Дыхание его стало ровнее. Ричард уснул. Тео сидела молча, и рука ее все еще гладила его волосы.
А глаза смотрели прямо перед собой в темноту, ничего не видя.
– Ричард, тебе не кажется, – сказала Теодора, – что было бы лучше рассказать все?
Это было три дня спустя. Перед обедом они сидели в гостиной.
Ричард вздрогнул и покраснел.
– Не понимаю, о чем ты, – отозвался он.
– Разве?
Он бросил на нее быстрый взгляд.
– Разумеется, я не посвящал тебя… в детали.
– Но не кажется ли тебе, если ты хочешь, чтобы я тебе помогла, что мне следует знать все до конца?
Он ответил ей странным взглядом.
– С какой стати ты решила, будто я нуждаюсь в твоей помощи?
Теодора удивилась:
– Дорогой мой Ричард, я твоя жена.
Он улыбнулся неожиданно прежней обаятельной, беспечной улыбкой.
– Да, Тео, ты моя жена. Очень красивая, между прочим, жена. Терпеть не могу некрасивых женщин.
Он заходил по комнате, она знала эту его привычку и знала, так он ходит только тогда, когда его что-то тревожит.
– Не стану отрицать, ты права, – неожиданно сказал Ричард. – Есть, действительно есть кое-что еще.
Он умолк.
– Я слушаю тебя.
– Черт побери, с женщинами так трудно разговаривать! Вы всегда все переиначите. Странно, правда, а?
Тео не ответила.
– Видишь ли, – сказал Ричард, – закон есть закон, а жизнь есть жизнь. Вполне возможно, что я совершил… э-э… поступок, с точки зрения нравственности честный и правильный, но с точки зрения закона, скажем так, недопустимый. В девяти случаях из десяти это идет как по маслу, но на десятый… я оказался на крючке.
