— Он был женат?
— По-моему, нет.
Они уже входили в открытую дверь «Бэлморал Корта».
Хозяйка, миссис Роджерс, разговаривала с высоким, средних лет мужчиной, который, заметив Мэри, приветственно поднял руку:
— Добрый день, мисс Олдин.
— Добрый день, доктор Лазенби. Это мистер Ройд. Мы пришли с поручением от леди Трессилиан: она хочет знать, не можем ли мы быть чем-нибудь полезны.
— Спасибо вам за вашу заботу, мисс Олдин, — растрогалась хозяйка отеля. — Прошу вас, пройдемте в мою комнату.
Все четверо прошли в небольшую уютную гостиную, и доктор Лазенби первым делом поинтересовался о вчерашнем вечере.
— Мистер Тривз ужинал у вас, не так ли?
— Да.
— Как он выглядел? Вы не заметили каких-нибудь признаков озабоченности, волнения?
— Нет, он был совершенно здоров и в прекрасном расположении духа.
Доктор кивнул.
— Да, это самое скверное для всех страдающих болезнями сердца. Конец почти всегда наступает внезапно. Я посмотрел рецепты, которые нашел наверху, нет сомнения, что здоровье у него находилось в угрожающем состоянии. Разумеется, я снесусь с его врачом в Лондоне.
— Он всегда так следил за своим здоровьем, — сказала миссис Роджерс, — и у нас ему для этого были предоставлены все условия.
— Не сомневаюсь в этом, миссис Роджерс, — вежливо согласился доктор. — Бесспорно, виной всему какая-то небольшая дополнительная нагрузка.
— Как, например, подъем по лестнице, — неуверенно предположила Мэри.
— Да, этого вполне могло бы хватить. То есть хватило бы наверняка — конечно, если бы он попробовал преодолеть эти три пролета, но он, разумеется, ничего подобного не делал?
— Нет-нет, что вы, — поспешила заверить доктора миссис Роджерс. — Он всегда пользовался лифтом. Всегда. Тут он не делал исключений.
— Я хочу сказать, — пояснила Мэри, — что, поскольку вчера ночью лифт не работал…
Миссис Роджерс с удивлением воззрилась на нее.
— Но лифт вчера был в полном порядке, мисс Олдин. Томас Ройд прокашлялся, решив, что настала его очередь вступить в разговор.
— Извините, — сказал он. — Вчера я провожал мистера Тривза до дома. На лифте висела табличка, и на ней было написано, что лифт не работает.
Миссис Роджерс смотрела на них в полном недоумении.
— Да, все это очень странно. Я могу хоть под присягой заявить, что лифт был в порядке, я просто уверена, что он был в порядке. Мне бы тут же сообщили о любой неисправности, уж поверьте. У нас с этим лифтом ничего не случалось, — она постучала по дереву, — уже… господи, да уже целых полтора года! Очень надежный лифт.
— Может быть, — предположил доктор, — кто-нибудь из носильщиков или мальчишек-рассыльных повесил эту табличку, когда закончился рабочий день?
— Это же автоматический лифт, доктор, его не нужно обслуживать.
— Ах да, верно. Я совсем забыл.
— Я переговорю с Джо, — сказала миссис Роджерс. Она решительно направилась из комнаты, взывая на ходу: «Джо… Джо…».
Доктор Лазенби с интересом взглянул на Томаса.
— Простите меня, вы вполне уверены, мистер… э…
— Ройд, — подсказала Мэри.
— Вполне уверен, — ответил Томас.
Миссис Роджерс вернулась с носильщиком. Джо категорически утверждал, что прошлой ночью лифт был в полном порядке. Табличка, похожая на ту, что описал Томас, имелась, но ею уже больше года не пользовались, и она так и лежит, засунутая под конторку.
Переглянувшись, все согласились, что история эта выглядит весьма и весьма загадочно. Доктор предположил, что кто-то из постояльцев отеля, видимо, решил сыграть шутку. За неимением других объяснений, на том и остановились.
Что касалось поручения Мэри, то доктор Лазенби сообщил ей, что шофер мистера Тривза дал ему адрес адвокатов покойного, что он уже связался с ними и в ближайшее время сам заедет к леди Трессилиан, чтобы обговорить с ней все, что нужно сделать для похорон.
Затем чрезвычайно занятой и деятельный доктор заторопился по делам, а Мэри и Томас отправились назад в Галлз Пойнт.
По дороге Мэри, которой все никак не давала покоя эта история с лифтом, спросила:
— Вы действительно уверены, что видели эту табличку, Томас?
— Ее видели и я, и Латимер.
— Как все это странно! — воскликнула Мэри.
Наступило двенадцатое сентября.
— Господи, осталось всего два дня, — сказала Мэри Олдин. И тут же вспыхнула и закусила губу.
Томас Ройд внимательно посмотрел на нее.
— Так вот, значит, как вы к этому относитесь.
— Даже не знаю, что это на меня нашло, — призналась она. — В жизни своей я никогда с таким нетерпением не ждала, когда уедут гости. А ведь обычно мы так чудесно проводим время, когда Невил приезжает. Или Одри.
Томас кивнул.
— Но в этот раз, — продолжала Мэри, — такое чувство, что мы все сидим на динамите. Взрыв может произойти в любую минуту. Вот почему первое, что я сказала себе сегодня утром: «Господи, осталось всего два дня». Одри уезжает в среду, а Невил и Кэй — в четверг.
— Ну а я поеду в пятницу, — сказал Томас.
— О, вас я не имею в виду. Вы были мне главной поддержкой все это время. Даже и не знаю, что бы я без вас делала.
На лице Томаса появилось довольное, хотя и несколько смущенное выражение.
— И что это всех нас так взбудоражило? — задумчиво произнесла Мэри. — В конце концов, даже если бы дело дошло до… до открытой ссоры — ну было бы, конечно, неловко и стыдно, но не более того.
— А вы предчувствуете нечто большее, чем ссора?
— Да, именно. Совершенно определенное предчувствие какого-то несчастья. Даже слуги ощущают это. Сегодня утром помощница на кухне вдруг разрыдалась и попросила расчет — так, ни с того ни с сего. Кухарка нервничает, Хэрстл — как на иголках, даже Баррет, которая всегда спокойна, как… как какой-нибудь броненосец, заметно не в себе. И все потому, что Невилу пришла в голову эта нелепая идея: подружить свою нынешнюю жену с бывшей и тем самым успокоить свою совесть.
— В осуществлении каковой хитроумной идеи он и потерпел сокрушительное поражение, — заметил Томас с несвойственной для него велеречивостью.
— Вы правы, Кэй стала сама не своя. И знаете, Томас, теперь я не могу не испытывать к ней жалости. — Она замолчала. — Вы обратили внимание, как Невил смотрел вслед Одри, когда она вчера вечером отправилась к себе? Он все еще любит ее, Томас. Вся эта история с разводом и женитьбой была трагической ошибкой.
Томас принялся за свою трубку.
— Ему следовало подумать об этом раньше, — твердым голосом сказал он.
— Это понятно. Так всегда говорят. Но это не меняет того, что вся эта история — трагична. И как бы там ни было, мне жаль Невила.
— Такие люди, как Невил… — начал было Томас, но остановился.
— Да?
— Такие люди, как Невил, полагают, что все и всегда будет так, как им хочется, и у них будет все, чего им хочется. Не думаю, что у Невила за всю жизнь хоть в чем-нибудь были неудачи, пока не произошла эта история с Одри. Теперь у него есть одна. Одри он не получит. Она недосягаема для него. Все его ухаживания, загляды-вание в глаза — пустая трата времени. Ему просто придется проглотить эту пилюлю.
— Наверное, вы правы. Но как жестоко вы все это говорите. Одри так любила Невила, когда выходила за него замуж, и они так чудесно ладили.
— Что ж, теперь она его разлюбила.
— А разлюбила ли? — чуть слышно произнесла Мэри. Томас не обратил на ее слова никакого внимания.
— И я вам еще вот что скажу. Невил пусть лучше поостережется Кэй. Она опасная женщина, действительно опасная. Если на нее найдет, она ни перед чем не остановится.
— О боже, — вздохнула Мэри и, возвращаясь к началу разговора, повторила с надеждой:
— Ну ладно, осталось всего два дня.
За последние четыре-пять дней жизнь в Галлз Пойнте заметно усложнилась. Смерть мистера Тривза вызвала у леди Трессилиан шок, и это сказалось на ее здоровье. Похороны проходили в Лондоне, за что Мэри благодарила небо, поскольку это могло помочь старой леди скорее отвлечься от печального события, чем если бы похороны состоялись в Солткрике. Прислуга в доме нервничала. Это прибавило Мэри забот, и этим утром она чувствовала себя по-настоящему уставшей и расстроенной.
— Отчасти виной всему погода, — сказала она вслух. — Такая необычная.
Погода для сентября стояла действительно на удивление жаркая и сухая. Вот уже несколько дней термометр показывал 70°F[2] в тени.
Из дома вышел Невил и присоединился к ним как раз, чтобы услышать сетования Мэри.
— Поругиваете погоду? — спросил он, взглянув на небо. — Совершенно невероятно. Сегодня еще жарче, чем вчера. И ни ветерка. По-своему это действует на нервы. Я все же думаю, что дождя осталось ждать недолго. Сегодня жара уже совсем тропическая, не может же она продолжаться вечно.
Томас Ройд незаметно ретировался с появлением Невила и к концу фразы успел исчезнуть за углом дома.
