– Но он не виноват, – повторила Дженис.
– Неужели?
– Да.
Гарт странно усмехнулся.
– Вот маленькая упрямица. Ты всегда такой была. Не желаешь ли объяснить, отчего ты так уверена в невиновности Мэдока?
Она покраснела и повторила то же, что сказала Иде Моттрам:
– Я жила с ними в одном доме. Он дружил с мистером Харшем.
– Он любил Медору и ревновал к Харшу. Я считаю, что он его и застрелил. Проще простого, если есть ключ.
– Нет – если только он не спланировал убийство заранее. Разве ты не понимаешь? Если Мэдок пошел на преступление, значит, он все продумал заранее. Не будешь же вот так носить с собой наготове заряженный пистолет. Лично я поверить не в силах, что мистер Мэдок на такое способен, – у него бешеный нрав, он взрывается как бомба и говорит грубости, но вряд ли станет замышлять, планировать, заряжать пистолет, а потом разыскивать человека, к которому привязался душой, и спускать курок. Гарт, ты же прекрасно знаешь, что есть вещи, которые человек просто не может сделать. Так вот, мистер Мэдок не мог убить мистера Харша.
Гарт вдруг улыбнулся.
– Ну ладно, адвокат, в следующий раз, когда я совершу преступление, я к тебе обращусь.
Дженис покраснела еще сильнее.
– Ты смеешься! Я могу представить, как мистер Мэдок швырнет в кого-нибудь стулом или цветочным горшком – он недавно выбросил из окна полную тарелку подгорелой овсянки, – но в жизни не поверю, что станет красться за кем-то с пистолетом!
Гарт сдвинул брови, продолжая улыбаться.
– А я и не знал, что овсянка такое мощное оружие. Знаешь, на твоем месте я бы заканчивал…
Тут дверь распахнулась и в комнату заглянула мисс Браун. Гарт обернулся. Несколько секунд мисс Браун молчала – просто стояла на пороге, ее темные глаза горели на бесцветном лице. Наконец она вошла и закрыла за собой дверь.
Гарт и Дженис встали. Никто не знал, что сказать. Первой заговорила мисс Браун:
– Что случилось? Отвечайте!
– Мистера Мэдока арестовали.
Мисс Браун охнула и схватилась за спинку стула.
– Не может быть!
– Тем не менее, – сказал Гарт.
– Они не докажут… они ничего не докажут! Я им ничего не сказала… только о том, что выходила в проулок! От меня больше ничего не добьются! Мистера Мэдока там не было, клянусь, не было!
Гарт произнес:
– Его там видели.
Она обернулась к молодому человеку почти с яростью.
– Кто видел? Мне не сказали! Но в любом случае он лжет! Клянусь, мистер Мэдок не выходил в проулок, я встретила кого-то незнакомого и выронила ключ. Это был не Эван! Меня не заставят сказать, что это был он!
Дженис, смотревшая на мисс Браун со страхом и сожалением, наконец, тихо произнесла:
– Что толку… он сам признался.
– Нет!..
Дженис продолжала:
– Мистер Мэдок сказал, что отнял у вас ключ. Незачем отрицать. Я знаю, он не убивал мистера Харша, но полиция считает его виновным. Потому что он забрал ключ.
Мисс Браун выпустила стул и обошла вокруг стола. Оказавшись вплотную к Дженис, она тихо спросила:
– Откуда вы знаете, что он не убийца?
– Все это весьма необычно, – заметила мисс Софи.
Она сидела на кушетке в гостиной, между Гартом и Дженис, держала обоих за руки и колыхалась от волнения. Наконец выпустив руку Гарта, тетя вытерла глаза тонким полотняным платочком с огромной, вышитой в уголке буквой С, состоявшей из переплетенных незабудок, тюльпанов и клевера. Затем она любовно похлопала Дженис по плечу и сложила руки на коленях, держа платочек наготове.
– Бедная, бедная Медора! Она ведь мне ничего не скажет, ни слова. Она даже не плачет. А иногда очень полезно бывает хорошенько поплакать, если тебе грустно. – Тетя Софи поворачивалась туда-сюда, пока говорила. Ее густые белые кудри привычно выдерживали внушительный вес лучшей шляпки, отделанной четырьмя ярдами черной бархатной ленты, тремя массивными страусовыми перьями и букетиком фиалок. Глаза у почтенной дамы были совсем круглые, ярко-синие и крайне изумленные.
– Я сказала: «Медора, если вы не в состоянии объяснить, в чем дело, то ради бога, пожалуйста, поплачьте в свое удовольствие». Я принесла ей чистый носовой платок. Но она просто лежала и смотрела на меня. Я сказала: «Ну хорошо, Медора, я не могу принудить вас к откровенности и даже не буду пытаться, но если вы не выпьете чаю, я пошлю за доктором Эдвардсом», – и ушла.
– Надеюсь, она выпила, – произнесла Дженис.
Мисс Софи снова вытерла глаза и с трепетом спросила:
– И что же дальше? Нам так уютно жилось, все было очень приятно – ну, разумеется, не считая войны. Бедный мистер Харш, отличный музыкант… и мистер Ивертон, и Мэдоки… наш музыкальный кружок. – Она повернулась к Гарту. – Мисс Мэдок хорошо аккомпанирует, а когда мистер Мэдок не сердится, у него очень приятный тенор – правда, он поет, только если хочет, и непременно сам выбирает музыку, иногда что-нибудь эксцентричное… Но я даже вообразить не могла, что между ним и Медорой что-то есть. Я, напротив, думала, что они друг друга недолюбливают.
– Наверное, в том-то и беда, тетя Софи, что они недолюбливали друг друга и вдруг влюбились. Именно такие случаи и чреваты неприятностями, не правда ли?
Мисс Софи невероятно удивилась.
– Не знаю, дорогой… В молодости мне просто не в кого было влюбиться, вот я и не влюбилась… хотя мистер Хозли просил у папы моей руки, но папа решил, что он неподходящая партия, и немедленно отказал.
– Даже не дав вам возможности высказаться?
Мисс Софи вспыхнула.
– Дорогой мой, я почти не знала мистера Хозли. Он служил ветеринарным врачом. Помнится, у него были красивые кудрявые волосы… Кажется, впоследствии он обзавелся приличной практикой в Брайтоне. Но, конечно, это не имеет никакого отношения к нашим неприятностям. Бедная Медора! И мисс Мэдок… просто страшно подумать – такая милая дама, такая любящая сестра. И вдруг мистера Мэдока сажают в тюрьму! Знаете, дорогие мои, я решительно не верю, что он совершил нечто настолько ужасное. Да, мистер Мэдок не отличался кротостью – все знают, какой он вспыльчивый, – но лично я всегда думала, что он любил мистера Харша. Если мистер Мэдок невиновен, то как же ужасно быть обвиненным в убийстве друга! Наверное, он страшно расстроен. Знаете, дело выглядит совсем по-другому, когда читаешь в газете, но если речь о тех, кого ты знаешь, то кажется, что так вообще не бывает. И самое страшное, что ничем нельзя помочь…
Внутренний голос напомнил Дженис: «Мисс Сильвер». Она начала пересказывать разговор с Идой Моттрам, но не успела дойти и до середины, когда ее перебили:
– Мисс Мод Сильвер? Дорогая моя, какое необычайное стечение обстоятельств!
– Почему, мисс Софи? Вы знакомы?
Три черных пера затрепетали – тетушка кивнула. Она извлекла две огромные булавки, сняла шляпу и приколола к спинке дивана.
– Красивая, но тяжелая, – заметила она и со вздохом облегчения продолжила: – Мамин двоюродный брат, Освальд Эверетт, привез эти перья из Южной Африки. Они отлично сохранились, хотя и вышли из моды. Но Мэри Энн Донкастер оскорбится, если я зайду в гости не в самой лучшей шляпке… О чем мы говорили? Ах да, мисс Сильвер.
– Ида сказала…
Мисс Софи отмахнулась.
– Она никому не желает зла, дорогая, но, между нами говоря, глупа как гусыня. А я знаю о мисс Сильвер все.
– Тетя Софи!
– Мисс Софи!
Гарт и Дженис уставились на пожилую даму, а та похлопала обоих по руке с самым самодовольным видом.
– Софи Феррарс – моя дальняя родственница, через мамочку, разумеется. Ее тетка Софронизба Феррарс, в честь которой назвали меня и Софи Феррарс, вышла за брата моего дедушки. Вы вряд ли когда-нибудь слышали о Софи Феррарс, но ее кузина Лора Фейн, очаровательная девушка, примерно полтора года назад попала в ужасное положение. В газетах об этом не писали, но кое-что просочилось… Другую кузину Софи, Танис Лайл, убили…
– Убийство в Прайерз-Холт! – воскликнул Гарт.
Мисс Софи удовлетворенно кивнула.
– Да, милый. И сама Лора тоже чуть не погибла. Софи Феррарс рассказала мне обо всем в письме. Если бы мисс Сильвер не оказалась в том же доме, случиться могло что угодно. Мисс Сильвер просто приехала в гости…
Тетя Софи вдруг замолчала. Круглый рот остался удивленно приоткрытым, тройной подбородок подрагивал. Наконец она сделала глубокий вдох и произнесла:
– Так почему бы ей не приехать и не погостить у меня?
Настало воскресенье. Гарт отправился вместе с мисс Софи в церковь. Он слушал строгий менторский голос нового священника со странным ощущением нереальности происходящего. Там, где раньше метал громы и молнии дедушка – дородный, с орлиным взором, способным заметить дремлющего прихожанина на самой дальней скамье, – теперь стоял ученый аскет, который шептал молитвы и что-то монотонно объяснял.
Должно быть, мысли племянника передались тете Софи. Она повернулась и шепнула на ухо:
