Я рассмеялся. Большинство родственников, как правило, удивляются лишь тому, как ребенок подрос. И только Холмс давал оценку племянника с позиции дедукции.
– В этом возрасте вы вообще полагали, что станете инженером, – заметил я. – Инженер, ну и ну!
Мой друг тоже рассмеялся, но почти моментально снова стал серьезен.
– Вам что-нибудь известно об аресте Шерринфорда? – уточнил я.
Он покачал головой:
– Лишь то, что было указано в телеграмме. Думаю, мы сможем начать расследование сразу по прибытии. Майкрофт, несомненно, передаст нам всю необходимую информацию.
Поезд двигался к северу. Мы снова погрузились в размышления. Лично я все еще смаковал сведения, которыми поделился со мной Холмс. Сам он о чем-то глубоко задумался, нахмурившись и зажав в зубах давно погасшую трубку. Он давно взял себе за правило не строить никаких предположений заранее, но я не верил, что в такой ситуации можно удержаться от размышлений. Впрочем, я понимал, что он вряд ли захочет это обсуждать, и потому оставил его в покое.
В Йорке мы пересели на другую линию по направлению в Тёрск. По прибытии в этот живописный городок мы взяли билеты на местную ветку, поменьше. Наверное, часть пути я проспал, потому что помню лишь то, как мы уже подъехали к крохотной сельской станции. Следуя примеру Холмса, я принялся собирать вещи. Но не успели мы и ступить на платформу, как нам преградил путь некий опрятно одетый господин.
– Мистер Холмс, доктор Уотсон, – поприветствовал он нас. – Я инспектор Тенли. Меня вкратце ввели в курс дела, и я буду сопровождать вас на пути к дому.
Если честно, Тенли упомянул название поместья, куда мы должны были направиться. Однако, пусть с тех пор прошло уже много лет, я не стану раскрывать точное местоположение дома Холмса. Конечно, когда я завершу этот рассказ, то помещу его в свою жестяную коробку. Там ему предстоит покоиться по крайней мере семьдесят пять лет после моей смерти. Иными словами, я никоим образом не намерен ставить под угрозу безопасность семьи моего друга, а также сводить на нет все попытки британского правительства по ее защите.
Тенли проводил нас на пересадку, и мы направились местным поездом к поместью. Последняя часть путешествия оказалась довольно скучной: в купе с нами ехал незнакомец, и потому мы не могли обсуждать волновавшие нас вопросы.
Когда мы прибыли на деревенскую станцию, Тенли указал на располагающуюся рядом дорогу:
– Сюда, господа. Нас ждут.
На обочине стояла бывалая двуколка с впряженной в нее крепкой терпеливой лошадью. Невысокий поджарый извозчик, державший вожжи, взглянул на нас, а затем молча повернулся обратно. Когда мы уселись, Тенли пояснил:
– Это Гриффин. Ему можно доверять.
Гриффин мягко хлестнул вожжами, и двуколка двинулась с места.
– Думаю, теперь можно обсудить все детали, если пожелаете, мистер Холмс, – предложил инспектор.
– Да, замечательно, – ответил мой друг. – Поскольку мы покинули Лондон, как только узнали об аресте, то не владеем практически никакой информацией. Шерринфорду предъявлено обвинение в убийстве?
– Да, сэр. Это не несчастный случай и не самоубийство. Ваш брат действует с нами сообща, но совершенно не понимает, в чем дело.
– Будьте любезны сообщить мне все подробности, – попросил Холмс, двигаясь поближе к инспектору.
Сыщик закрыл глаза, чтобы сосредоточиться на фактах, и Тенли начал свой рассказ:
– Вчера утром ваш племянник Вильям приехал в местный полицейский участок. Он был сильно взволнован и потребовал, чтобы констебль отправился с ним на ферму Холмсов. Дескать, там только что обнаружили тело зверски убитого мужчины средних лет.
С Вильямом в экипаже поехал констебль Ворт. До поместья – примерно пять миль. Обогнув дом и прилегающие фермерские постройки, они выехали на пастбище в нескольких сотнях футов от главного здания. Вся территория окружена скалами, и пологие холмы образуют множество впадин.
– Северное пастбище, – произнес Холмс, не открывая глаз. – Продолжайте.
– Территория отведена под выгон овец; думаю, это вам известно, – продолжил Тенли. – Миновав скалистый участок, Вильям остановил экипаж у низины, вокруг которой уже стояли наемные рабочие и ваш брат Шерринфорд.
Констебль Ворт выпрыгнул из коляски и прошел в круг собравшихся. Все молча смотрели вниз. Там в земле образовалось естественное углубление в форме перевернутого конуса глубиной восемь – десять футов. Что бы ни лежало внизу, никто на пастбище не заметил бы этого. Мне рассказали, что во время ливня яма наполняется водой, которая впитывается в почву не сразу. Кстати, осадков не выпадало уже несколько недель, в том числе и в день убийства. Впрочем, – заметил он, взглянув на небо, – думаю, скоро пойдет дождь.
– Я понял, о каком месте вы говорите, – произнес Холмс. – В детстве я жил там в палатке.
Тенли кивнул, но мой друг этого не заметил.
– На дне ямы лежало тело жертвы, – продолжил инспектор. – Мужчина в возрасте немногим за пятьдесят; лежал на спине. По всей видимости, к тому моменту он находился в яме всего несколько часов, поскольку тело еще не успели потревожить ни птицы, ни животные.
Констебль Ворт допросил вашего брата Шерринфорда, и тот объяснил, что Вильям нашел тело утром. Прогуливаясь по дальним участкам поля, молодой человек случайно заглянул в яму. Увидев тело, он тут же спустился, чтобы удостовериться в том, что человек мертв. Затем он вернулся домой и рассказал о произошедшем отцу. К тому времени около ямы уже собралось несколько рабочих. Шерринфорд отправил Вильяма в полицию, заявив, что будет вместе с рабочими охранять тело, пока тот не вернется. Затем Шерринфорд с остальными направился к тому месту, где лежала жертва. Он проследил, чтобы никто не подходил к трупу до прибытия констебля. Знаете, мистер Холмс, он даже заявил, что понимает, как важно оставить нетронутым место преступления.
Констебль Ворт – довольно одаренный малый. Эдакий типичный сельский служака, весьма наблюдательный. Он бегло осмотрел окружающую территорию и не заметил ничего, что указывало бы на повреждение грунта: никаких следов. Как я уже говорил, дождя у нас не было несколько недель, так что вряд ли что-нибудь проявилось бы на земле. Если уж на то пошло, Ворт не увидел там ни следов Вильяма, ни своих собственных.
У жертвы было перерезано горло. Странно, но вокруг раны, в том числе на воротничке костюма, было не так уж много крови. Куда больше крови было на спине – она просочилась сквозь пальто. Впрочем, первоначальный осмотр не выявил характера раны. Ворт также сообщил, что на земле под телом тоже мало крови. Я проверил как эту информацию, так и ту, что касалась отсутствия следов. Если судить по количеству крови, создается такое впечатление, что мужчину убили в другом месте и позднее просто перенесли в яму.
Ворт сразу же опознал убитого и спросил у Шерринфорда, известен ли ему этот человек. «Ну конечно, – ответил тот. – Мы все его знаем. Это Дэйвисон Вилкис. Я разрешил ему и его людям поставить на моей земле палатки. Они здесь уже примерно с неделю».
Эта информация совпала с той, которой обладал Ворт. Вилкис являлся руководителем группы, состоявшей из десятка довольно странных людей. По всей видимости, они были представителями какого-то псевдорелигиозного культа. Они прибыли сюда приблизительно дней десять назад, словно цыгане: шесть – восемь больших фургонов, запряженных лошадьми. Ваш брат позволил им остановиться на территории поместья Холмсов, направив на южный участок – там более ровные земли и есть доступ к воде из реки.
Всем было известно, что Шерринфорд несколько раз навещал Вилкиса в лагере, как правило по вечерам. Ваш брат пояснил, что его заинтересовали верования членов группы и он лишь собирался задать Вилкису несколько вопросов. Это подтвердила и дочь Вилкиса София.
Девушка рассказала, что в ночь убийства, а именно со среды на четверг, ваш брат, как обычно, пришел к фургону Вилкиса. Она утверждает, что не слышала начала разговора, но в беседе слышались напряжение и даже враждебность. Девушке показалось, они спорят о характере и обоснованности убеждений Вилкиса. По словам Софии, Шерринфорд заявил, будто бы Вилкис свернул с «истинного пути», что бы это ни значило. Ваш брат, однако, утверждает, что такого разговора между ними не было, и говорит, что в тот вечер нанес дружеский визит, ничем не отличающийся от тех, что происходили ранее. У него нет никаких мыслей по поводу того, что могло бы означать словосочетание «истинный путь», поскольку об убеждениях Вилкиса ему было мало что известно – он лишь несколько раз посетил его из чистого любопытства.
В лагере больше не нашлось людей, которые могли бы подтвердить или опровергнуть все эти заявления. Впрочем, София сомневается, что кто-то еще мог слышать тот разговор: хотя ей показалось, будто между спорящими возникли серьезные разногласия, оба вели себя довольно тихо. Девушка, по ее словам, находилась прямо рядом с фургоном, но считает, что голоса вряд ли были слышны в отдалении.
