Ну, – продолжала она после длительной паузы, – от наследства его тетушки у Генри осталось ровно столько, чтобы купить практику доктора Баттеруорта, и семь лет назад мы поселились тут и постепенно обрели небольшой круг друзей – Роджера и Мэри, викария и его жену, мистера Уитерса, нашего местного библиотекаря, мисс Рид, почтмейстершу, и еще нескольких.
Довольно скучное существование, я полагаю, но мы не тоскуем, во всяком случае – не очень. Честно говоря, мы в достаточной степени наполучали развлечений и волнений, каких только могли бы пожелать. В определенном возрасте и далее выражение, которое люди употребляют так небрежно, – «напрасная трата времени»… ну, оно начинает обретать реальный смысл, не правда ли? Реальную весомость. Понимаешь, что тратишь то, чего тебе суждено иметь все меньше и меньше. Вы запускали руку в свой капитал. Вы забывали, что жизнь вам дана лишь в аренду, а не навсегда.
Она минуту просидела молча, даже не закурив одну из своих сигарет, а потом продолжила:
– Затем внезапно в Сочельник с приездом Рея Джентри в Ффолкс-Мэнор наше прошлое было извлечено из чулана, в котором, как мы надеялись, оно было спрятано навсегда. Вы прочли эти заметки, старший инспектор. И можете сами вообразить, как он принялся пытать нас обоих. Думаю, это будет нетрудно.
Трабшо, который не говорил практически ничего во время их показаний, теперь мягко поблагодарил их обоих. Затем спросил Генри Ролфа:
– Доктор Ролф, вы убили Ренмонда Джентри?
– Нет, я его не убивал, – ответил доктор, добавив: – Разве вы не видите, Трабшо, что у меня не было причин для этого?
– Не было причин, вы говорите? – повторил старший инспектор. – Ну а ревность, например?
– Ревность? Говорю вам: у меня не было причин ревновать к Джентри. В конце-то концов, он тогда сыграл только роль посредника. Когда Мэдж сказала мне про необходимость… операции, она ни разу не упомянула его имени, и я всегда предполагал – вплоть до последних пяти минут, – что шантажировал ее сам Павеско. Его я вполне мог бы желать прикончить, но он почти сразу же бесследно исчез, вероятно, едва подели в деньги с Джентри. Мы слышали только, что его видели в Анакапри в обществе шикарной латиноамериканской еврейки.
И, как я уже сказал, я не имел ни малейшего представления о существовании Реймонда Джентри, пока он не приехал сюда с Селиной и Доном.
– Так-так. Ну, еще раз благодарю вас.
Теперь старший инспектор повернулся к Мэдж Ролф.
– Миссис Ролф, я знаю, что уже дал вам вместе с остальными дамами возможность ответить на этот вопрос, однако задам его еще раз, если вы не против. Это вы ссорились с Реймондом Джентри на чердаке?
– Нет, не я. Мне нечего было сказать ему ни при людях, ни наедине.
– Вы убили его?
– Снова нет. И сказать, почему вы должны мне поверить?
– Да, действительно почему?
– Потому что, убей я Джентри, я бы его не застрелила, не заколола, не отравила, я бы сделала это – если Бог дал бы мне силы – собственными голыми руками. Мне не потребовалось бы ничего – ни пистолета, ни ножа, ни щепотки мышьяка, ни даже веревки, – я бы не допустила, чтобы что-нибудь – вы слышите! – что-нибудь встало между мной и болью, которую я причинила бы этой крысе!
И только когда она договорила, все заметили, что Селина Ффолкс на протяжении ее страстной тирады стояла в дверях.
На мгновение все были так поражены ее появлением, что не могли шевельнуться.
Затем Мэри Ффолкс поспешно встала и бросилась к двери в сопровождении Дона и полковника.
– Моя милая, милая Селина! – вскричала она, заключая дочь в объятия и засыпая ее таким числом взволнованных сочувственных вопросов одновременно, что трудно было распознать, где кончался один и начинался другой. «Как ты себя чувствуешь?» и «Но стоило ли тебе так рано?» и «Ты перенесла ужасный, УЖАСНЫЙ шок, знаешь ли, так я попрошу миссис Варли приготовить тебе холодный компресс или чашечку тепленького настоя ромашки?»
На все эти вопросы Селина давала нежданно спокойные, сдержанные ответы, как то: «Да, мамочка, я чувствую себя хорошо» и «Да-да, я вполне оправилась» и «Нет, спасибо, мамочка, мне не нужен холодный компресс или чашечка настоя ромашки».
Дон тоже витал и причитал вокруг нее, воркуя: «Бедная девочка! Ах, бедная, бедная девочка». Снова и снова. Но даже хотя его рука изнывала соприкоснуться в утешающем контакте с ее плечом или нежно откинуть непослушную прядь волос с ее щеки, опять-таки было заметно, что рука эта зависала в паре дюймов от плеча и щеки, не осмеливаясь прижаться к ним.
Тем временем, успокоительно прищелкивая языком, полковник проводил дочь в библиотеку под напряженно наблюдающими глазами своих гостей. Усадив ее в свое кресло, он спросил.
– Может быть, я могу тебе что-нибудь предложить?
– Нет, спасибо, папочка, мне действительно гораздо лучше.
Она обвела комнату медленным взглядом.
– Но… но что тут происходит?
– А, да… ну… – ответил полковник. – Да, тут правда кое-что произошло. Я хочу, чтобы ты очень внимательно выслушала меня, любовь моя. Среди нас присутствует полицейский, старший инспектор или, вернее, старший инспектор в отставке, Трабшо из Скотленд-Ярда.
– Мисс Селина, – сказал Трабшо с благожелательным кивком.
Словно бы нисколько не удивленная его присутствием Селина ответила бледной улыбкой.
– Старший инспектор, – объяснил ее отец, – живет по соседству с нами, неподалеку от дамбы, и весьма любезно согласился приехать сюда – за ним, знаешь ли, съездили доктор Ролф и твой друг Дон, – и, ну, он согласился приехать и посмотреть, как следует поступить в этой… этой ужасной ситуации.
– Я понимаю, – сказала Селина спокойно.
– Так вот он расспрашивал нас всех о том, что нам известно об… об этом убийстве. Совершенно неофициально, ты понимаешь, просто до конца бурана, когда полиция – то есть официальная полиция – доберется сюда. Но мы все по очереди отвечали на его вопросы, и, – закончил он, – если ты все еще не найдешь в себе сил для этого, я уверен, он…
– Нет-нет, – мягко перебила его Селина, – я правда чувствую себя нормально.
Золотистые кудри накатывались на ее гладкий лоб подобно гребню волны, готовой набежать на девственный пляж, и она даже сотворила подлинную улыбку, милую с ямочками улыбку, которая заставляла вас почти забыть, насколько странно бесчувственными казались ее ясные голубые глаза – глаза, более не затуманенные обильными слезами, которые, без сомнения, недавно пролили. В серовато-коричневом кашемировом джемпере поверх зеленого фулярового платья, которое можно было бы счесть «деревенски практичным», если бы оно с таким совершенством не облегало ее совершенную фигуру, она выглядела красивой, как картинка.
– Видите ли, – объяснила она, – я не просто отдыхала, я думала. Думала обо всем, что видела и слышала здесь последние двое суток. Не просто о… о смерти Реймонда, но обо всем, что привело к ней. У меня так давно не хватало времени, чтобы подумать самой, подумать о себе, о моих друзьях, о моей семье и даже, – она обняла ясным взглядом всех гостей своих родителей, – даже о друзьях моей семьи. И теперь я смотрю на все совершенно по-другому. Так что, мистер Трабшо, если вы желаете расспросить меня, я готова. Я обещаю, что полностью отплакалась.
– Ох, Селина, ты молодчага! – вскричал Дон, и обожание буквально лучилось из его глаз. – Ты просто не представляешь, как мне… как нам всем тебя не хватало! Ну, прямо-таки не хватало!
Это пылкое излияние по какой-то необъяснимой причине исторгло у Эвадны Маунт такой громкий вопль, что остальные буквально подскочили.
– Великие боги! – взревела писательница. – Я была слепа как крот! Ну разумеется! Только так!
Все, включая Селину, обернулись и уставились на нее, заставив писательницу багрово покраснеть.
– Извините, извините, извините! Я хотела сказать… – и она принялась мямлить, явно подыскивая правдоподобный предлог для своей неожиданной вспышки, – …сказать я хотела, да… что, естественно, нам всем очень тебя не хватало! Да-да, Дон точно ударил по шляпке гвоздя!
Секунды потянулись в полном молчании, поскольку подобное поведение было крайне странным даже для писательницы, слывшей на редкость эксцентричной. Затем Трабшо повернулся к Селине.
– Что же, мисс, – объявил он, – не могу отрицать, для меня будет крайне полезным, если вы действительно согласны отвечать на мои вопросы. Но, с другой стороны, ваш отец прав. Если вы все еще в расстройстве, вполне понятном при подобных обстоятельствах, это можно отложить до прибытия местной полиции.
– Нет-нет, – возразила Селина. – Мне кажется, я хочу говорить об этом. Однако я не отказалась бы от сигареты.
Мэдж Ролф наклонилась вперед, подставляя ей пачку «Плейерс», а некурящий Дон тут же схватил со стола полковника пузатенькую серебряную зажигалку в форме лампы Аладдина и услужливо поднес ее к губам Селины.
