— Ну, — протянул мистер Кэмпион, опасаясь обидеть его, — что-то вроде того, пожалуй.
— Так и есть, — скромно подтвердил Рэмиллис, словно отвечая на пышный комплимент. — Так и есть. На самом деле Джорджию никто не знает. В этом-то и вся соль. Она безнадежно устарела. На самом деле она — хористочка 1902 года. Это в ней рабочая кровь играет. Мыслит она подобно старой деве. Уж я-то знаю! Носит пояс верности, который открывается обручальным кольцом. Через полтора месяца она приедет ко мне с Тартонами, а потом бросит сцену. Это мое пророчество. Вот увидите. Запишите куда-нибудь. Джорджия не вернется на сцену. Я кое-что замыслил. Я же не какой-нибудь слепой. У меня для них с Деллом припасен сюрприз. Простите за вульгарность. Мы же с вами плохо знакомы, так?
— Мы не друзья, — мягко произнес Кэмпион. — А вы пьяны.
— Да, — согласился Рэмиллис тоненьким голосом. — Очень, очень пьян! — Он расхохотался. — Меня бы уже вышвырнули из правительства, если бы не кое-что. Знаете, в чем дело? Я отлично управляю неграми. Моя провинция — самая захолустная дыра на свете. Если бы вы увидели моих негров, у вас бы волосы встали дыбом. Я сам иногда пугаюсь, хотя и привязался к ним. Остальное побережье старается о нас забыть. Не хотят, чтобы нас с ними ассоциировали. Но мы с неграми друг друга понимаем. Нам вместе удобно. Я их не боюсь. Я, знаете ли, вообще никого в мире не боюсь.
— Как это прекрасно, — вежливо пробормотал мистер Кэмпион.
Рэмиллис кивнул.
— Ненавижу страх. Один раз в жизни чего-то боялся — и справился с этим, — сообщил он с уже знакомой Кэмпиону наивностью. — А с этими двумя племенами у меня вообще отлично выходит. Взгляните-ка на этот самолет.
Их неохотно пропустили в ангар. Самолет наполовину высовывался на поле и выглядел весьма впечатляюще — изящная одномоторная машина на четыре места класса «Серафим» с характерным заостренным носом и особыми шасси, рассчитанными на приземление в Уланги. Но больше всего бросался в глаза золотистый цвет самолета, благодаря которому он напоминал яркую игрушку.
Вокруг стояли механики, явно пребывая в том унынии, какое неизменно охватывало их при встрече с любыми декоративными изысками. Один из них осмелел настолько, что решился высказаться:
— Его цветное превосходительство месяца через три получит все цвета радуги, — сообщил он, якобы обращаясь к коллеге, но на самом деле косо глядя на Рэмиллиса.
— До того момента он либо сломает себе шею, либо перепродаст самолет кому-нибудь, — вполголоса сказал Рэмиллис Кэмпиону. — Когда меня взвесят?
Поскольку практически все ответственные лица обедали, этот вопрос вызвал легкую суматоху. Мистеру Кэмпиону показалось, что его подопечный сознательно выбрал этот момент, чтобы решить свои вопросы. Повисла пауза, во время которой он наблюдал за приготовлениями к отлету. У стены ангара установили узкую деревянную платформу, на которой в ожидании журналистов тут же разместилось множество проводов и батарей. В угол поставили стеклянный графин и два огромных горшка с гортензиями.
Тем временем Рэмиллиса окружила небольшая группа, и Кэмпиона призвали выступить свидетелем того, что маленький чемоданчик не содержит ничего предосудительного. Затем чемоданчик запечатали — эта мера была излишней и изрядно смутила всех, кроме хозяина, который сам на ней настоял. После этого Рэмиллис вскарабкался на весы. На его бледное лицо вернулось прежнее пугающе бесшабашное выражение.
По поводу веса возражений не возникло, и подготовка подошла к своему благополучному завершению, как вдруг появилась Джорджия — нежная, грациозная и заботливая.
— Милый, — обратилась она к мужу, — тебе надо лечь. Я чуть в обморок не упала, когда увидела, что тебя нет. Пойдем обратно. Дорогой, тебе же лететь через пару часов. Отдохни, пожалуйста. Мистер Кэмпион, вы меня поддержите?
Это была очаровательная семейная сцена, и присутствовавшие были в подобающей степени тронуты. Слово «загул» читалось во всем облике Рэмиллиса, и Джорджия постаралась развеять начавшие ползти слухи самым прелестным выражением супружеской нежности, какое только мог себе представить сентиментальный британский рабочий. Кэмпион с облегчением заметил, что значок она сняла.
Рэмиллис внимательно на нее смотрел, и Кэмпион был удивлен, увидев на его лице покорность. Он радостно, почти торжествующе улыбнулся и взял ее под руку.
— Пойдем вместе, — сказал он. — Кэмпион не будет возражать, если мы возьмем повозку.
Они ушли рука об руку, и Кэмпион добавил к своей коллекции еще один интересный и противоречивый факт. Рэмиллис искренне любил свою жену, из чего, предположительно, следовало, что он отчаянно ее ревновал.
На обратном пути Кэмпион встретил Аманду, которая с большим энтузиазмом поприветствовала его и явно была не прочь поболтать.
— А. Д. ушел играть гольф с Таузером, — сообщила она, — а я только что увидела Джорджию и Рэмиллиса в повозке. Очень мило. «У меня выдалась свободная минутка, и я спешу к мужу». Она мне практически нравится. Такая успокаивающая банальность. Обед был хороший, кстати, — я имею в виду еду. Тебе понравился самолет? Это всего лишь «Серафим», конечно. Приезжай как-нибудь, посмотришь наших «Архангелов».
— С удовольствием, — серьезно ответил он. — А херувимов вы делаете?
— Делали, но модель не удалась.
Она покачала головой, видимо вспоминая о провале.
— Хвост коротковат? — предположил он сочувственно. — Не за что уцепиться.
— Именно, — согласилась она, одобрительно глядя на него. — Все шутишь, да? И розовые перышки у него на крыльях были, как же без этого. Ты знаешь, что Вэл плохо?
— Плохо?
Аманда кивнула, задумчиво разглядывая его своими большими медовыми глазами.
— Ничего серьезного, но она как-то ужасно побледнела и довольно плохо выглядела за ужином, а потом пошла прилечь. — Аманда заколебалась и бросила на него быстрый косой взгляд — это была ее характерная особенность. — Все это так уродливо, абсурдно и страшно. Не Вэл, конечно, все это вместе. Вся эта кремовая любовь.
— Кремовая? — переспросил Кэмпион, вспомнив, что Аманда знает толк в еде. Она приподняла бровь.
— Ну сам подумай, — нетерпеливо произнесла она. — Не глупи. Чувства, которые причиняют боль, из-за которых они словно вот-вот взорвутся. Кремовая любовь — в смысле, что не повседневная. Это как пирожные с кремом и хлеб с маслом.
— Понятно. Ты, насколько я понимаю, яростный приверженец хлеба с маслом?
— Я сыта им по горло, — отрезала Аманда.
Кэмпион посмотрел на нее сверху вниз.
— Ты еще так юна, — заметил он.
Она презрительно фыркнула.
— Бог даст, такой и останусь, старый ты пень. Давай посидим на террасе и передохнем. Отсюда можно за всеми наблюдать. Тебе не кажется, что Рэмиллис что-то замыслил? Не боишься, что он высунет голову из самолета и подстрелит Джорджию, когда они тронутся с места?
— В надежде, что рев моторов заглушит выстрел? — Кэмпион рассмеялся. — Недурная идея. Если его не увидят, тело обнаружат только после того, как самолет улетит, и его никто не заподозрит.
— Кроме нас, — задумчиво ответила Аманда. — Это в самом деле неплохо. Он вполне способен на подобное безумство. Помнишь, как он ту девушку нарядил своей женой?
Они сидели на террасе, пока солнце не скрылось за коньком крыши. Разговор с Амандой бодрил. Ей была чужда стыдливость, и они говорили обо всем подряд, а ее философия, представлявшая собой смесь здравого смысла с научным подходом, ложилась на душу успокаивающим бальзамом по сравнению с медицинскими взглядами на жизнь ровесников Кэмпиона.
Церемонию назначили на четверть пятого, и к четырем вокруг ангара собралась изрядная толпа. Аманда молча смотрела по сторонам. Все казалось необычайно мирным, дул легкий ветерок, и на фоне нежно-голубого неба верхушки деревьев отливали золотом.
— А вот и Рэмиллис, — сказала она, кивая на закутанную в твид фигуру в повозке. — Он вовремя. Раз он один, видимо, А. Д. вернулся.
Кэмпион удивился. Аманда редко вела себя так типично по-женски.
— Я тебе не какая-нибудь «добрая дева», — сказала она, улыбнувшись. — Никогда не стремилась излучать благость. И ничего такого я не сказала. А вот и малыш Вайвенго со своим носом.
Они посидели еще с полчаса, а затем, когда к толпе присоединились Джорджия с Деллом, тетя Марта, Гайоги и остальные их товарищи по завтраку, поднялись и пошагали в их сторону. Кэмпион был доволен — он чувствовал себя отдохнувшим и расслабленным. Размышления о безрассудствах окружающих и мягкий теплый воздух привели его в полное умиротворение.
Двум спокойным юношам с выгоревшими волосами предстояло переправить Рэмиллиса через Сахару, и Кэмпиону оставалось только проследить за их отправлением. Под ногами у него пружинил столетний газон, а рядом стояла Аманда, которую совершенно не требовалось развлекать или ублажать. Он уже не ждал от Рэмиллиса никакого подвоха, окончательно уверившись, что все его коварные замыслы имели отношение к прибытию Тартонов.
