Джейкоби позвонил в управление Беглеру. Выслушав его, Беглер обещал немедленно выслать в мотель бригаду из отдела по расследованию убийств.
– А ты, Макс, покрутись там до их приезда… похоже, след верный.
Джейкоби повесил трубку.
– Только этого не хватало, – с отвращением пробурчала Берта. – Теперь тут от вашего брата проходу не будет.
Джейкоби улыбнулся.
– Это еще слабо сказано, миссис Харрис, – утешил ее он.
В это время дня роскошный бар клуба «Пятьдесят» пустовал.
Лепски застал Боку Тохоло одного. Тот спокойно выкладывал на блюда из граненого стекла оливки, соленый миндаль и тому подобное, готовясь к пиковому времени – посетители нахлынут через пару часов.
Бока Тохоло был маленький щуплый человечек с седеющими волосами, глаза – две бусины черного янтаря. Завидев Лепски, вошедшего в тускло освещенный зал, он поставил банку с соленым миндалем на стойку, лицо его ничего особенного не выражало. Полицейский здесь, в этой святая святых – не иначе, как что-то очень серьезное. Но лично у него совесть была чиста, и в глаза Лепски он посмотрел не таясь и без боязни.
– Вы Тохоло? – спросил Лепски.
– Да, сэр… это я, – спокойно ответил старик.
– Я Лепски… из полицейского управления. – Лепски взобрался на табурет. Локти положил на отполированную стойку бара и изучающе, но без враждебности посмотрел на индейца.
– Понятно, сэр.
– Я разговаривал с мистером Хансеном, – сообщил Лепски. – Похоже, его что-то подводит память. Я думал, мне поможете вы.
Старик наполнил миндалем еще одно блюдо.
После паузы Лепски продолжал:
– Я спросил у мистера Хансена, не работал ли здесь молодой индеец, лет двадцати трех, с густыми черными волосами. Мистер Хансен такого не помнит. А вы?
Тохоло поднял голову:
– Может, вы о моем сыне, сэр?
На такой подарок Лепски не рассчитывал.
– Ваш сын? Он здесь работает?
Старик покачал головой.
– Он мог здесь сделать отличную карьеру. Он прирожденный бармен, мне до него далеко. Прямо талант, но мистер Хансен решил, что он слишком молод, и ему пришлось уехать.
Лепски внимательно посмотрел на старика. От него не укрылась ненависть, застарелой раной открывшаяся в глазах индейца.
– Где ваш сын сейчас, Тохоло?
– Не знаю, сэр. Из города он уехал. Уж четыре-пять месяцев от него ни весточки. Надеюсь, устроился в каком-нибудь приличном баре. На это дело у него прямо талант.
– А он долго здесь проработал, прежде чем мистер Хансен посчитал его слишком молодым?
– Долго ли? Месяца два.
– А еще кто-нибудь, кроме мистера Хансена, считал, что он молод для этой работы?
– Нет, сэр. На моего сына никто не жаловался.
Лепски задумался, погрыз ноготь большого пальца.
– Может, мистер Хансен и ваш сын чего-то не поделили? – спросил он наконец.
– Это не мое дело, сэр.
Вот где собака зарыта, подумал Лепски.
– Расскажите о вашем сыне, Тохоло. Почему он не пишет? У вас с ним испортились отношения?
Тохоло посмотрел вниз, на свои темные, тонкие руки.
– Мой сын что-то натворил, сэр?
Лепски заколебался. Потом решил: надо выкладывать карты на стол. Хуже не будет. Конечно, у него перед носом могут захлопнуть дверь… а если повезет?
– Вы про Палача слышали?
Старик поднял голову и посмотрел на Лепски.
– Да, сэр.
– Нам известно, что этот убийца – индеец, – сказал Лепски как можно мягче. – Он убил двух членов вашего клуба и приятельницу третьего. У этого человека повредился рассудок. Мы должны найти его, пока он не убил кого-то еще. Мы знаем, что он – молодой. И стараемся выйти на его след. Поэтому я хочу у вас узнать: что за человек ваш сын?
Лицо старика стало мраморно-серым.
– Вы думаете, сэр, это натворил мой сын?
– Я этого не утверждаю. Мы все должны проверить. Пока мы ищем больного индейца, который хорошо знает личную жизнь членов вашего клуба. Что произошло между Хансеном и вашим сыном?
В растерянности Тохоло поднял стакан и начал его протирать. Лепски увидел: руки его подрагивают.
– Я про это ничего не знаю, сэр. Просто мистер Хансен решил, что для работы здесь мой сын еще молод, вот и все.
– Фотографии сына у вас нет?
Старик замер. Заставил себя поставить стакан на стойку, взять другой.
– Нет, сэр. Мы индейцы, не любители фотографироваться.
– А как ваш сын уживался с другими членами клуба?
Наблюдая за стариком, Лепски инстинктивно чувствовал: эти вопросы вот-вот сломят Тохоло. Еще чуть-чуть его потрясти, и что-то обязательно высыплется.
– Что? – хрипло переспросил Тохоло.
Лепки повторил вопрос.
Тохоло совсем сжался, будто уменьшился в размерах.
– Я надеялся, сэр, он здесь приживется, но иногда ему приходилось трудно.
Лепски обдумал услышанное.
– Вы хотите сказать, что эти старые чудаки с пухлыми кошельками… иногда действовали на нервы?
Тохоло даже отпрянул.
– Нет, сэр… ничего такого не было. Просто мой сын еще молодой. А молодые… – Он смолк, беспомощно взмахнув рукой.
Лепски стало жаль старика. Кому же охота предавать родного сына?
– А с полицией у него неприятности были?
Черные янтарные глаза расширились.
– Чего не было, сэр, того не было, господь уберег.
После паузы Лепски спросил:
– А вообще какие-нибудь неприятности?
Тохоло перестал протирать стакан. Поставил его на стойку и посмотрел на него, и таким грустным был этот взгляд, что Лепски стало не по себе. Помолчав, он все-таки повторил вопрос.
– У моего сына нрав не из легких, – хрипло произнес старик. – И дома с ним бывало трудно. Мне даже к доктору пришлось обратиться. Тот поговорил с Поком, но… молодежь нынче такая трудная.
– А кто ваш доктор?
– Мой доктор? – Тохоло поднял голову, словно удивившись вопросу. – Доктор Уанники.
Лепски вытащил блокнот и записал фамилию доктора, потом подался вперед и глянул Тохоло прямо в глаза.
– Ваш сын болен, мистер Тохоло?
Старик, внезапно обмякнув, сел на табурет и прижал руки к лицу.
– Да, помоги господь его матери и мне… да, наверное.
Парни из отдела расследования убийств обшаривали два домика в мотеле «Добро пожаловать», а Лепски тем временем газовал назад в управление.
Под ревущей сиреной Лепски ракетой несся по оживленному бульвару, представляя себя великим автогонщиком, а впереди – последний круг. Нагнать страху на все эти «роллсы», «кадиллаки», «бентли», разметать их в разные стороны – это Лепски любил, пусть богачи не забываются. Заслышав его громогласную сирену, водители этих гладеньких, поблескивавших крепостей в панике жались к тротуарам. Победоносным всадником он оставлял позади этих толстосумов с их заплывшими похожими на сливы лицами, с их безукоризненными шмотками и ухмылялся ухмылкой серого волка. Еще раз подстегнув своего рысака, он промчался мимо серебристого «роллса», заметив, что владельца этой роскоши едва не парализовало от ужаса. Вот и черт с тобой, удовлетворенно подумал Лепски, нужна же мне какая-то разрядка, хоть какая-то компенсация за неблагодарную, монотонную полицейскую работу!
Ему даже хотелось высунуться в окно и закричать: «Будь здоров, пузатый!» – но он сдержался и пролетел мимо, дальше по бульвару.
Домчавшись до управления, он нырнул в ворота и подлетел к стоянке. Вырубил сирену, отер лицо тыльной стороной ладони и выколупнулся из машины. Побежал через двор и уже начал подниматься по ступенькам, как вдруг понял, до чего же он устал.
Приостановившись, он задумался. Это что же такое получается? Он не был дома пятьдесят восемь часов, не ночевал там две ночи и даже не вспомнил о родной жене? С тех пор, как они виделись последний раз, он, оказывается, вообще спал всего четыре часа и где? На раскладушке в полицейском управлении.
Покачав головой, он пошел вверх по лестнице. Вошел в дежурную, там сержант Чарли Тэннер пропускал через себя бурный поток событий, что каждодневно обрушивались на их форт.
– Чарли! Тебе не пришло в голову позвонить моей жене? – вопросил Лепски, круто тормозя перед столом Тэннера.
– О твоей жене разве забудешь? – отозвался Тэннер с легкой язвительностью. – Мне и звонить ей не пришлось. Она сама меня затерроризировала. Звони ей скорее, Том. А то к нам из-за нее никто пробиться не может.
– Угу. – Лепски провел пальцами по волосам. – Но ты по голосу как понял: она вся кипит?
Тэннер обдумал вопрос, посасывая кончик своей шариковой ручки.
– Не знаю, что ты имеешь в виду под словом «кипит», – сказал он наконец. – А я по голосу представил тигрицу, которой в задницу влетел шмель.
Лепски закрыл глаза, снова открыл.
