— Горела только настольная лампа возле кровати, — задумчиво произнес Лич.
— Да. Она могла включить ее, когда была разбужена тем, кто вошел в комнату. Либо лампа горела все время.
Сержант Джоунз поднялся с пола, многозначительно улыбаясь.
— На этой клюшке есть хорошенькие отпечатки. Такие четкие.
Лич облегченно вздохнул.
— Это должно упростить дело.
— Услужливый малый, — сказал Лазенби. — Оставил орудие убийства и свои отпечатки на нем. Удивляюсь, как это он не оставил свою визитную карточку!
— Может, он просто потерял голову, — предположил суперинтендент Баттл. — С некоторыми это случается.
Доктор согласно кивнул:
— Очень может быть. Однако мне пора к другому пациенту.
— К какому пациенту? — неожиданно заинтересовался Баттл.
— Дворецкий вызвал меня еще до того, как узнали об убийстве. Утром горничная леди Трессилиан была в очень тяжелом состоянии.
— Что с ней случилось?
— Приняла слишком большую дозу успокоительного. Она и сейчас еще плоха, но, думаю, выкарабкается.
— Горничная? — переспросил Баттл и медленно перевел взгляд своих бычьих глаз на шнурок звонка, конец которого касался подушки возле руки мертвой леди.
Лазенби проследил его взгляд.
— Совершенно верно. Это первое, что сделала бы леди Трессилиан, если бы почувствовала неладное. Позвонила бы и вызвала горничную. Но она могла сколько угодно дергать за шнурок, горничная все равно бы не услышала.
— Это было подстроено? Вы уверены? У нее не было привычки принимать снотворное?
— Уверен, что нет. В ее комнате такого лекарства не обнаружено. Но я выяснил, как оно к ней попало. На ночь она пила настойку александрийского листа. Снотворное добавили туда.
Баттл потер подбородок.
— Хм… этот человек знаком с привычками обитателей дома. Знаете, доктор, это очень странное убийство.
— Ну это уж ваше дело, — сказал Лазенби. Славный малый, наш доктор, — заметил Лич, когда Лазенби вышел из комнаты.
Они остались вдвоем. Все уже было сфотографировано, замеры произведены и записаны. Полицейские знали все, что нужно, о месте, где было совершено убийство.
Соглашаясь с племянником, Баттл кивнул. Казалось, что какая-то мысль не дает ему покоя.
— Как ты считаешь, мог кто-нибудь взять эту клюшку в перчатках уже после того, как появились эти отпечатки?
Лич отрицательно мотнул головой.
— Не думаю. Да вы и сами знаете: нельзя взять клюшку, чтобы нанести удар, и не смазать отпечатков. А они не смазаны. Отпечатки очень четкие, вы видели.
Баттл согласился.
— Что ж, теперь вежливо попросим всех позволить снять у них отпечатки пальцев. Безо всякого принуждения, конечно. Они, разумеется, согласятся, и тогда одно из двух: либо эти отпечатки никому из обитателей дома не принадлежат, либо…
— Либо мы узнаем, кто убил?
— Или убила. Может быть, это была женщина.
Лич сделал отрицательный жест.
— Нет, только не женщина. Отпечатки на клюшке принадлежат мужчине. Для женщины они слишком велики. Да и не женское это убийство.
— Пожалуй, — согласился Баттл. — Типично мужское убийство. Жестокое, бесхитростное, требующее грубой физической силы. Ты знаешь кого-нибудь в доме, кто мог бы это сделать?
— Я еще никого из жильцов не видел. Они все собрались в столовой.
Баттл направился к двери.
— Пойдем, посмотрим на них. — Он бросил взгляд через плечо на кровать и, покачав головой, заметил:
— Не нравится мне этот шнурок от звонка.
— А что такое?
— Что-то здесь не так. — И добавил, открывая дверь. — Интересно, кому понадобилось ее убивать? Вокруг столько сварливых старух, которые заслуживают, чтобы их тюкнули по темечку. Она не из их числа. Ее вроде бы даже любили. — Он помолчал немного, затем спросил:
— Она была богата, да? Кто получит ее деньги?
Лич понял скрытый смысл его слов.
— Точно! Вот где ответ. Это надо выяснить в первую очередь.
Когда они спускались по лестнице, Баттл просматривал список, который держал в руке.
— Мисс Олдин, мистер Ройд, мистер Стрэндж, миссис Стрэндж, миссис Одри Стрэндж… Хм, не многовато ли Стрэнджей…?
— Эти две, как я понял, его жены.
— Неужто Синяя Борода? — пробормотал Баттл, удивленно подняв брови.
Члены семьи собрались за обеденным столом. Обед был подан, но всем было не до еды. Суперинтендент Баттл обвел внимательным взглядом обращенные к нему лица. Он пытался понять, кто есть кто, применяя свой старый испытанный метод. Они бы очень удивились, если бы узнали ход его мыслей. У Баттла был свой, не поддающийся постороннему влиянию способ оценивать людей. Для него не имело значения, что закон предписывает подходить к людям с позиции презумпции невиновности до тех пор, пока не доказана их вина. Суперинтендент Баттл видел в каждом человеке, связанном с убийством, потенциального убийцу.
Он скользнул взглядом с бледной Мэри Олдин, которая сидела выпрямившись во главе стола, на Томаса Ройда, набивавшего трубку, затем перевел его на Одри. Ее стул был отодвинут от стола, в правой руке она держала блюдечко с чашкой кофе, в левой — сигарету. Потом он посмотрел на Невила, потрясенного и сбитого с толку, трясущейся рукой пытавшегося закурить сигарету, и наконец на Кэй, которая сидела, опершись руками о стол. Ее бледность не могла скрыть даже косметика.
Суперинтендент Баттл размышлял.
«Предположим, это — мисс Олдин. Хладнокровная женщина и, должен заметить, умна. Такую не застанешь врасплох. Мужчина рядом с ней — темная лошадка, у него плохо двигается рука, лицо непроницаемое; наверняка страдает от чувства собственной неполноценности.
А это, вероятно, одна из двух жен, до смерти напугана — да, очень напугана. Как странно она держит чашку. Это Стрэндж, я где-то встречал его раньше. Явно волнуется, нервы взвинчены до предела. Эта рыжеволосая — прямо мегера, чертовски вспыльчива. Но не глупа».
Пока Баттл изучал собравшихся, инспектор Лич произнес небольшую официальную речь. Мэри Олдин представила присутствующих, закончив словами:
— Для нас это, конечно, тяжелый удар, но мы готовы сделать все, чтобы помочь следствию.
— Что ж, начнем, — сказал Лич. — Для начала не может ли кто-нибудь сказать, чья это клюшка?
— Какой ужас! — негромко вскрикнула Кэй. — Неужели этой…
Невил Стрэндж поднялся и вышел из-за стола. — Похоже, это одна из моих. Могу я взглянуть?
— Сейчас уже можно, — разрешил инспектор Лич. — Можете взять ее.
Это нарочитое «сейчас», казалось, не произвело никакого впечатления на присутствующих. Невил осмотрел клюшку.
— Эта клюшка из моей сумки. Через минуту-другую я смогу точно сказать. Пройдемте со мной.
Его проводили до шкафа, который находился под лестницей. Он отворил дверцу, и Баттл слегка опешил от неимоверного количества теннисных ракеток. Он сразу вспомнил, где видел Невила раньше.
— А я наблюдал вашу игру на Уимблдоне, сэр.
Полуобернувшись, Невил сказал:
— В самом деле? — Он переставил ракетки, освободив две спортивные сумки, которые были прислонены к рыболовным снастям. — Только моя жена и я играем в гольф, — пояснил он. — А это — мужская клюшка. Да, верно. Она — моя.
Он вытащил свою сумку, в которой лежало по крайней мере четырнадцать клюшек. «Серьезные ребята эти спортсмены, — подумал про себя инспектор Лич. — Не хотел бы я быть его кадди[4]».
Невил продолжал:
— Это одна из клюшек Уолтера Хадсона из Сент Эстберса.
— Благодарим, мистер Стрэндж. Один вопрос прояснился.
— Меня поражает, что ничего не пропало, — сказал Невил. — И не похоже, что кто-то проникал в дом. — В его голосе звучали недоумение и страх.
Про себя Баттл отметил: «Они все сейчас думают об этом, все до одного».
— Слуги совершенно безобидны, — продолжал Невил.
— О слугах я поговорю с мисс Олдин, — спокойным голосом сказал Лич. — Не могли бы вы мне назвать адвокатов леди Трессилиан.
— Аскуит и Трелони, — быстро ответил Невил. — Из Сент Лу.
— Спасибо, мистер Стрэндж. Нам нужно будет узнать у них все о собственности леди Трессилиан.
— Вы имеете в виду, кто наследует ее деньги? — спросил Невил.
— Да, сэр. Ее завещание и прочее.
— Я не знаю, что у нее написано в завещании. Насколько мне известно, ее собственное состояние невелико. Я могу сообщить вам, что будет с большей частью наследства.
— Слушаю, мистер Стрэндж.
— По завещанию покойного сэра Мэтью Трессилиана оно перейдет ко мне и моей жене. Леди Трессилиан имела право только на пожизненное владение.
— Вот как? — инспектор Лич взглянул на Невила заинтересованно, как человек, увидевший возможность присоединить к своей коллекции ценный экземпляр. Под этим взглядом Невил поежился. Лич продолжил как ни в чем не бывало. — И какая же сумма, мистер Стрэндж?
— Затрудняюсь так сразу ответить. Полагаю, что где-то около ста тысяч фунтов.
