Роза сказала:
— Китти, не сердитесь, что я к вам пришла. Я не могла заснуть, вышла из комнаты и увидела свет под вашей дверью. Марк привез мне какое-то снотворное из Чайнинга — может быть, дать вам таблетку?
— Спасибо, у меня есть снотворное. Все ушли?
— Да, леди Лакландер с Джорджем уехали, и Окки Финн, кажется, тоже ушел. Хотите, Марк к вам заглянет?
— Затем?
— Может быть, он вам чем-нибудь поможет, — дрожащим голосом ответила Роза. — Мне он очень помог.
— Вам-то? Конечно! — холодно ответила Китти.
Роза слегка покраснела.
— Все равно, спасибо за предложение. А что полицейские? По-прежнему сидят в кабинете? — спросила Китти.
— Они, наверное, уже ушли. Ведут себя безукоризненно. Мистер Аллейн ведь настоящий джентльмен, Китти.
— Да уж, — сказала Китти и добавила: — Хорошо, хорошо, Роза. Не огорчайся. Я тебе верю.
Тон Китти был добродушен, и, хотя она явно ждала, когда Роза уйдет, та еще ненадолго задержалась. После некоторого молчания Роза заговорила:
— Китти… пока я ждала возвращения Марка… я думала. О будущем.
— О будущем? — повторила Китти и в изумлении посмотрела на Розу. — Настоящего, по-моему, более чем достаточно!
— Нет, об этом я пока думать не могу, — быстро ответила Роза. — Я пока еще не могу думать о папе. Но мне стало ясно, что для вас наступают тяжелые времена. Может быть, вы не знаете… он, наверное, не сказал вам… но…
— Знаю, — устало ответила Китти. — Знаю. Он мне все сказал. Он ведь всегда был ужасно щепетилен, когда дело касалось денег.
Китти посмотрела на Розу.
— Все в порядке, Роза, — сказала она. — Не волнуйся. Скоро я отсюда выметаюсь. Ничего другого я и не ждала. Такие женщины, как я, — загадочно добавила она, — никогда ничего не ждут.
— Но я хотела сказать вам, чтобы вы не беспокоились. Не волновались из-за финансовой стороны дела. То есть… сейчас сказать что-нибудь трудно, и, может быть, нужно подождать и привыкнуть к тому, что случилось, но я хочу вам помочь, — пролепетала Роза.
Потом она быстро заговорила. Казалось, она находится в каком-то опьянении, вызванном полным нервным истощением. Розу покинула обычная сдержанность, ею вдруг овладело стремление излить кому-нибудь свои чувства. Она, вероятно, даже не сознавала, что обращается к собственной мачехе.
— Понимаете, — говорила Роза, — я вот что хотела бы вам сказать. Я недолго пробуду в Хаммере. Мы с Марком обручены.
Китти подняла на Розу глаза, помолчала и наконец произнесла:
— Это превосходно! Я желаю вам счастья. Хотя, по правде сказать, сюрпризом это не назовешь.
— Вы правы, — кивнула Роза. — Думаю, что по нас было нетрудно догадаться.
Ее голос задрожал, а на глаза снова навернулись слезы.
— Папа все знал, — прошептала она.
— Да? — На губах Китти мелькнула улыбка. — Это я ему сказала.
— Вы?
Казалось, только тут Роза заметила, что перед ней — ее мачеха.
— Не обижайся, — сказала Китти. — Это получилось само собой. Я не могла не заметить, что происходит.
— Мы сами ему все рассказали, — пробормотала Роза.
— И он был доволен? Послушай, Роза, — произнесла Китти прежним своим усталым, но доброжелательным тоном, — зачем нам какие-либо недомолвки? Я знаю всю эту историю с мемуарами старика Лакландера.
Роза возмущенно передернула плечами.
— Я не это имела в виду, — ответила она. — Не в том дело!
— Да, — согласилась Китти, — теперь дело не в этом. Что там такое?
Роза вскинула голову.
— Кажется, я слышу голос Марка, — сказала она и пошла к дверям.
— Роза! — громко окликнула ее Китти, и Роза остановилась. — Я понимаю, что это не мое дело, но… Мы все сейчас не в своей тарелке… И все-таки не спеши! «Поспешишь — людей насмешишь», — так бы сказал твой отец. Верно?
Роза посмотрела на Китти с изумлением.
— Я вас не понимаю, — ответила она. — Кого насмешишь?
Роза открыла дверь. Из-за двери появилась холеная мужская рука и закрыла ее ладонь.
— Привет! — раздался голос Марка. — Можно войти?
Роза покосилась на Китти, но та промолчала.
— Ну, конечно, — произнесла тогда Роза. — Конечно, заходи, Марк.
Марк Лакландер в самом деле был очень хорош собой: высокий, смуглый, с волевым ртом, который придавал ему вид настоящего мужчины, — женщины, как считается, против этого устоять не могут. Марк остановился на пороге, держа Розу за руку и глядя на Китти. Роза и Марк действительно были великолепной парой.
— Я услышал ваши голоса, — сказал он, — и вот, решил зайти. Могу я быть вам полезным? Я принес Розе снотворное. Было бы недурно, если бы вы тоже приняли таблетку.
— Там посмотрим, — ответила Китти. — У меня где-то тоже есть снотворное.
— Может быть, все-таки оставить вам лекарство на всякий случай? — предложил Марк.
Он вытряхнул из пакетика пару таблеток на ночной столик и поставил рядом стакан воды.
— Одной вполне достаточно, — добавил он.
Марк стоял перед Китти и заслонял от нее Розу, которая так и осталась у дверей. Китти, вглядываясь в его лицо, громко спросила:
— Это вы нашли его тело?
Предостерегающе подняв руку, Марк оглянулся на Розу.
— Собственно, не я, — ответил он спокойно, — а сестра Кеттл…
— При чем тут эта Кеттл, — раздраженно отмахнулась Китти. — Я хочу знать… ведь я, в конце концов, его жена… что же произошло?
— Роза, — сказал Марк, — отправляйся-ка в постель.
— Нет, Марк, милый, — смертельно побледнев, покачала головой Роза. — Я тоже хочу это знать. Прошу тебя! Не знать — еще хуже.
— Да, — согласилась с ней Китти, — еще хуже.
Марк помолчал, потом быстро ответил.
— Ну, прежде всего: лицо не изуродовано.
Черты Китти исказились, а Роза закрыла глаза руками.
— …и думаю, он ничего не почувствовал, — добавил Марк.
Он поднял палец.
— Ну вот. Его ударили. Сюда. В висок.
— Ударили? — спросила Роза. — И все?
— Висок — очень уязвимое место, милая.
— Так, может быть, это просто несчастный случай?
— Э… нет, боюсь, что нет.
— Но почему же, Марк?
— Это не могло быть несчастным случаем, Роза.
— Но откуда ты знаешь?
— По характеру ран.
— Значит, рана не одна? — спросила Роза.
Марк подбежал к ней и взял ее руки в свои.
— Э… да…
— Но ты ведь сам сказал… — начала Роза.
— Понимаешь, ранений несколько, и все они в одном и том же месте, на виске. Зачем же мне убеждать тебя в том, что это результат несчастного случая, если… если судебный врач все равно установит, что это не так!
Китти, на которую они перестали обращать внимание, проговорила:
— Понятно. — И внезапно добавила: — Извините, но больше я сегодня не выдержу. Вы не обидитесь?
Марк внимательно посмотрел на нее.
— Вам надо успокоиться.
Он привычным жестом нащупал ее пульс.
— Нет-нет, — сказала Китти и убрала руку. — Спасибо, но в этом нет надобности. Я думаю, что Розе следовало бы лечь — иначе она упадет от изнеможения.
— Я с вами согласен, — холодно ответил Марк и открыл дверь.
— Я пойду, — сказала Роза. — Постарайтесь уснуть, Китти!
С этими словами она вышла. Марк проводил Розу до дверей ее комнаты.
— Спокойной ночи, дорогой Марк, — сказала Роза и незаметно высвободилась из его рук.
— Завтра, — сказал он, — я перевезу тебя в Нанспардон.
— Нет… — ответила она. — По-моему, этого делать не стоит. И потом, зачем?
— Затем, что я хочу за тобой присматривать и, кроме того, при прочих равных твоя мачеха для тебя не лучшая и не самая доброжелательная собеседница, — нахмурясь ответил Марк.
— Ничего, — сказала Роза. — Пустяки. Я давно не обращаю на это внимания.
4Вскоре после рассвета, сидя за яичницей с ветчиной, поданной на завтрак в «Мальчишке и Осле», Фокс, как и было обещано, услышал историю Людовика Финна. Бейли и Томпсон, которые тоже провели остаток ночи в «Мальчишке и Осле», уже отправились поутру на берег реки со своим оборудованием, а из Лондона вот-вот должен был приехать судебный эксперт министерства внутренних дел. День обещал быть теплым и погожим.
— Мне известна история молодого Финна, — рассказывал Аллейн, — потому что история с ним произошла в тысяча девятьсот тридцать седьмом году, как раз когда я служил в особом отделе. В это время сэр Гарольд Лакландер был нашим послом в Зломце, а молодой мистер Данберри-Финн работал его личным секретарем. Стало известно, что правительство Германии ведет с местными властями весьма дружественные и перспективные переговоры относительно железнодорожной концессии. Мы получили информацию о том, что немцы готовятся подписать важный — а для нас губительный — договор в самом ближайшем будущем. Лакландеру были даны инструкции загубить всю эту комбинацию. Он получил полномочия предложить правительству в Зломце превыгоднейшую концессию — предполагалось что эта приманка сработает. Немцы, однако, проведали об этой задумке и поспешно повели собственные переговоры, что вскоре и привело их к удаче. Наше правительство потребовало объяснений. Лакландер понял, что имела место утечка информации, и, поскольку никто другой не имел доступа к этим сведениям, заподозрил младшего Финна, который сразу же раскололся и признался во всем. Как выяснилось, он просто не сумел прижиться в Зломце. История печальная, но заурядная. Явился он туда из своей альма-матер, молоко у него на губах еще не обсохло, трепался он здорово, а вот думать еще не научился. В Зломце он завел себе сомнительных дружков, и среди них, как мы потом установили, затесался один немецкий агент, отличный агитатор. Он вцепился в младшего Финна мертвой хваткой, а тот, купившись с потрохами на нацистскую пропаганду, согласился помочь Германии. Как водится, наши источники информации сами по себе вызывали сомнения: Финна судили на основании того, чем все кончилось, ведь он бесспорно вел себя как предатель. В тот вечер, когда сэр Гарольд получил сверхважную телеграмму, Финн со своим дружком-нацистом отправился то ли к цыганкам, то ли куда-то еще. А телеграмму-то дешифровал именно он. Выходило так, что он выложил своим корешам все до последнего слова. Потом говорили, что он брал взятки. Лакландер устроил Финну выволочку, и тот, выйдя из кабинета, застрелился. Тогда говорили, что он вроде как боготворил Лакландера, и нам казалось странным, что Финн так себя повел. Думаю, что он был блестящим, но психически неустойчивым юношей, к тому же единственным сыном Октавиуса, которого мы вчера видели: конечно, отцу хотелось, чтобы сын восстановил славу этой старой, вымирающей семьи. Кажется, через несколько месяцев после этого умерла мать младшего Финна.
