Найо Марш - Цветная схема

— Не будете ли вы так любезны повторить, сэр? Дождь так громко барабанит по крыше, что вас едва слышно. Я записал до «утонченных нюансов».

— Значит, я должен собрать всю силу моих легких?

— Но я же успевал за вами с простым блокнотом в руках.

— Нелепейшее сравнение.

— Оставим это, сэр.

Дождь прекратился с характерной для субтропического ливня внезапностью. От земли и крыш строений в Wai-ata-tapu начал подниматься пар. Гонт стал менее раздраженным, и диктовка потекла в направлении, которое Дикон в новом для себя настроении острого критиканства считал слишком типичным для всех театральных автобиографий. Но, возможно, Гонт еще мог бы спасти свою книгу, введя в нее линию вызывающего эгоизма. Казалось, он движется именно таким путем. От некоторых строк веяло чудным ароматом. «Это история жизни чертовски талантливого актера, который не собирается оспаривать сие утверждение с фальшивой скромной миной». Модная манера изложения. Вне всяких сомнений, Гонт решил придерживаться ее.

В десять часов актер в сопровождении Колли отправился к бассейнам на процедуры, а Дикон поспешно бросился на поиски Саймона. Он нашел юношу в его домике в удивительно опрятной комнатке, где на рабочем столе были сложены журналы по радиосвязи и книги с текстами. Саймон консультировался со Смитом, который прервал себя в середине какого-то нечленораздельного повествования и, неохотно ответив на приветствие Дикона, поплелся к двери и исчез. В отличие от Смита, юноша казался почти приветливым. Дикон еще не совсем определил, как стоит вести себя с этим забавным пареньком, но заметил что пассивное принятие роли сопровождающего Барбары в недавнем инциденте возле озерца и предложение, чтобы Саймон повел машину, обеспечили ему определенный статус. Он ощущал неодобрительное отношение юноши к своей личности как к паразитирующему элементу общества и чудаку, но в то же время заметил с его стороны некоторую симпатию.

— Эй! — воскликнул Саймон. — Как вам это понравится? Квестинг говорит Берту Смиту, что не собирается в конце концов выгнать парня после того, как очистит место от нас. Он хочет оставить его и дать хорошее жалованье. Что вы на это скажете?

— Неожиданная перемена, не правда ли?

— Еще бы. Так у вас есть какие-нибудь соображения?

— Он хочет заткнуть ему рот? — осторожно предположил Дикон.

— Ну, скажу я вам! Очень верное замечание, что он хочет заткнуть Смиту рот. Квестинг — трус. У него была одна прекрасная возможность угробить Берта, но он упустил ее и теперь не смеет снова возвращаться к той же игре, а потому и старается все устроить немного по-другому. «Помалкивай. Мне только это и нужно».

— Но если честно…

— Послушайте, мистер Белл, не говорите мне «невероятно». Вы уже давно возитесь со всякими театральными чистоплюями и не понимаете настоящего мужчину, когда видите его перед собой.

— Мой уважаемый Клейр, — произнес Дикон с некоторым теплом в голосе, — насколько я могу предположить, подобные высказывания на пределе сил голосовых связок, и способность выходить из себя, оскорбляя всех и каждого, — не единственное доказательство мужества. И если настоящие мужчины проводят время в попытках убить или подкупить друг друга, то я определенно предпочитаю театральных чистоплюев. — Молодой человек снял очки и протер их носовым платком. — И если, — добавил он, — ты понимаешь, что я представляю под твоим понятием «чистоплюй», позволь мне с совершенно спокойной совестью назвать тебя лгуном. Больше того, не называй меня мистером Беллом. Боюсь, ты просто сноб наоборот.

Саймон уставился на своего собеседника.

— О, Дикон! — произнес он наконец, вдруг слегка покраснел и торопливо пояснил: — Я не называю вас вашим христианским именем. Просто это такое выражение. Оно означает, как вы обычно говорите: «Перестань».

— Ах так!

— А чистоплюй — слабый парень, понимаете, слишком вялый тип, не желающий ввязываться ни в какие дела. Англичанин, одним словом!

— Как Уинстон Черчилль?

— Да ну к черту! — взревел Саймон, а затем усмехнулся. — Ладно, ладно! Вы победили. Я извиняюсь.

Дикон заморгал и сдержанно проговорил:

— Хорошо. Такой поступок тебя очень украшает. Я тоже приношу свои извинения. А теперь расскажи мне последние новости о Квестинге. Клянусь, я не очень-то испугаюсь саботажа, убийства, шпионажа или провокационных действий. Тебе удалось что-нибудь выяснить?

Саймон поднялся, закрыл дверь, предложил Дикону сигарету и, зажав свою в уголке рта, оперся локтями на стол.

— Вечер в среду, — начал юноша свою историю, — оказался совершенно пустым. Квестинг ездил в Хэрпун и пил чай в забегаловке. Вы называете это «обедом». Хозяин забегаловки — приятель Квестинга. Берт Смит был в городе и говорит, что бизнесмен вел себя хорошо, даже предложил ему подвезти его до дома. Берт должен был бы быть пьяным в дым или полным идиотом, чтобы согласиться. Кстати, после происшествия на переезде у него опять запой. Потом Квестинг и сказал ему, что он может остаться, когда мы уберемся отсюда. Да, в общем вечер в среду прошел вхолостую, а вот в следующий все сложилось по-другому.

Думаю, Квестинг опять пил свой чай, но позже пошел к Пику. Около семи часов я проезжал на велосипеде мимо переезда… И, кстати, семафор там отлично работает. Я спрятался в кустах. Три часа спустя появился мистер Квестинг на своей колымаге. Где только он горючее берет! Короче, бизнесмен направился по дороге на Пик. Я сразу рванул к засаде, которую приглядел заранее. Это часть утеса, который нависает над водой на другой стороне бухты почти напротив Пика. В конце скалистой отмели. Пришлось переходить по мелководью. Как вы знаете, Пик находится за длинным ущельем. Сторона, обращенная к морю, — сплошной крутой обрыв, но возле забора можно вскарабкаться. А с другой стороны горы вообще легко пройти. Там еще остались следы тропинок, по которым маори ходили хоронить своих покойников в кратере. На полдороге они начинают виться, но оттуда уже можно выбраться на обращенный к морю склон. Над обрывом есть небольшой уступ. Его почти ниоткуда не видно, кроме места, где сидел я. Мне уже давно ясно, что Квестинг именно туда лазает. Из моей засады можно смотреть на уступ через бухту, понимаете? Гонка на велосипеде получилась замечательная, но я считал, что успею на свой наблюдательный пункт раньше, чем Квестинг заберется на Пик по тропинке. Он слабоватый тип. Мне пришлось карабкаться вверх, и пропотел я основательно. А как замерз, скажу я вам! Только я добрался до засады, как с моря подул сырой ветер. Классное ощущение!

— Уж не хочешь ли ты сказать, будто проехал на велосипеде до мыса за Хэрпуном? Это же миль семь.

— Ага, верно. Но ведь я и Квестинга застукал. В общем, я просидел на проклятом утесе, пока не примерз к скале, и, могу поклясться всем чем хотите, ни разу не отвел глаз от Пика, а только пялился на него через бухту. Там в сумерках стоял и загружался большой корабль. Ха, хотелось бы знать, какой это был груз. Уверен, Берт Смит все знает. У них с Эру Саулом в порту полно приятелей. Они вместе пьянствуют. Берт говорит, что выпивали и вчера вечером. Не думаю, будто это был горячий…

— Пик и мистер Квестинг, — напомнил Дикон юноше.

— А, да. Ну, только я подумал, как хорошо бы сейчас пропустить стаканчик, как дело началось. Короткие вспышки света в том месте, про которое я вам говорил, на склоне, обращенном к морю. Огонек загорается и гаснет.

— Ты смог прочитать сообщение?

— Не-а! — сердито прогнусавил Саймон. — Если бы это была азбука Морзе, а тут какой-то другой шифр. Одни «т», «и», да «с». Передающий использовал необычный язык. Могу поклясться, это была особая система сигналов. Долгая вспышка повторялась три раза с интервалом в минуту. «Внимание, выхожу на связь». Потом само сообщение. Напри мер пять коротких вспышек: «Корабль в порту». Трехкратное повторение. Дальше — день, когда судно выходит в море. Одна длинная вспышка: «Вечером». Две короткие: «Завтра». Три короткие: «Завтра вечером». Повторение. Потом длинный интервал, и все повторяется заново. Вот как я понял.

Юноша умолк и выпустил изо рта густую струю табачного дыма.

— И ты на самом деле видел последовательность, которую описал?

В потрясающем по глубине раздумье Саймон раздавил в пепельнице окурок, сделал несколько движений головой, которые придали ему вид огромного самодовольства, и ответил:

— Шесть раз через пятнадцатиминутные интервалы. Последним сигналом все время было три вспышки.

— Святой Георгий! — пробормотал Дикон.

— Конечно, я не очень хорошо умею читать сигналы. Возможно, все это значило что-то другое.

— Конечно.

Дикон и Саймон посмотрели друг на друга. Между ними появилось чувство товарищества.

— Но мне хотелось бы знать, чем загружался корабль, — сказал юноша.