Шерлок Холмс с чувством пожал мне руку.
— Вот если бы каждый человек мог иметь такого друга! — сказал он задумчиво.
Дикая кабанина пришлась мне и Холмсу по вкусу. Мы плотно закусили, напились чаю и стали обсуждать наше будущее путешествие.
— А фотография Варнавки у вас есть? — спросил Холмс.
— Как же–с! — живо ответил Венгеров. — Эта проклятая рожа постоянно находится со мною!
С этими словами он достал большой бумажник и вынул из него визитную фотографическую карточку.
— Вот, полюбуйтесь! — сказал он, подавая ее Холмсу.
Мы взглянули на нее.
С фотографии на нас смотрело угрюмое, скуластое лицо, с нависшими бровями и низким обезьяньим лбом, сверху которого беспорядочно торчали космы черных волос.
— Ростом два аршина девять с половиной вершков, крепкого, немного худощавого сложения! — пояснил Венгеров. — Глаза темно–карие, пальцы на руках короткие.
— Типичный убийца, — проговорил Холмс. — Я узнал бы его среди целого города.
— Да, физиономия аховая! — согласился уездный начальник.
Он подозвал урядника и стал задавать ему вопросы.
— Когда бежал Варнавка?
— Три дня тому назад, вашскобродь!
— Откуда?
— Из Варгузинской тюрьмы… Из каторжной! Сказывают, его должны были через два дни повесить.
— Подкопом?
— Кандалы и решетку перепилил.
— А часовой?
— Часового убил кандальной цепью.
— Не видали, куда он ударился?
— Не видали.
— Поздно хватились?
— Так точно. Только сказывают, что он на юг ударился.
— Почему?
— В тайге труп мужика нашли.
— С отметиной?
— Так точно. Мужик поехал за хворостом…
— А лошадь?
— Лошадь пропала. Должно, Варнавка угнал, потому — телега осталась.
— Мужика раздел?
— Так точно! Догола.
— Какое на нем платье было?
— Обыкновенное. Сапоги, шаровары старые плисовые и рубаха синяя с горошком.
— А шапка?
— Шапка оленья с наушниками. Должно, зимнюю носил.
— Так–с! А лошадь?
— Темно–гнедая, вершков двух.
— С меткой?
— На левом окороке тавро вроде буквы Г.
— Что еще известно?
— Больше ничего, вашскобродь!
— Ну, ладно.
Венгеров посмотрел на Холмса и спросил:
— Может, вы зададите ему несколько вопросов?
— Да, я желал бы знать, видел ли Карпов убитого?
— Так точно, видел! — ответил урядник.
— Какое орудие было с ним, когда он ехал в лес?
— Охотничий нож и топор.
— И обе вещи пропали?
— Топор остался.
— Прекрасно. Чем нанесена рана?
— Должно быть, той же кандальной цепью, потому череп весь раздроблен.
— Не осталось ли каких–либо следов борьбы?
— Не могу знать! Следы спутаны!
— Где находится труп?
— В селе Мариновке, при становой избе.
— Это все, что мне нужно было узнать, — произнес Холмс, записывая полученные сведения в свою записную книжку.
— Отдохнуть или удариться сегодня же в путь? — рассуждал между тем вслух Венгеров.
— Но, конечно же, сегодня! — усмехнулся Холмс. — Если бы в моем распоряжении были перевозочные средства, я выехал бы через час!
Это замечание, видимо, пристыдило участкового начальника, привыкшего, по–сибирски, делать все вразвалку.
Он быстро вскочил на ноги, приосанился и крикнул:
— Ваша правда! Какого черта сидеть на месте! Эй, Карпов! Живо на почту, чтоб была сию же минуту тройка перекладных! Да забеги по дороге в лавки, купи там все необходимое в дорогу.
— Что прикажете купить? — спросил Карпов, на голове которого в один момент очутилась фуражка.
— Ах, господи! Неужели впервые едешь со мною? Возьми консервов, круп, масла, соли, сухарей, хлеба, спичек, коньяку, рому, черта, дьявола! Пошел вон!
Урядник как ошпаренный выскочил из избы.
Лишь только Карпов скрылся за дверью, мы приступили к сборам.
Чемоданы наши были открыты, нужные вещи отобраны и переложены в маленькие саки, которые были совершенно необременительны в дороге.
В случае надобности мы могли бы уместить весь наш багаж на собственных спинах.
Затем было осмотрено оружие.
У нас с Холмсом был порядочный запас такого добра, и мы отложили себе по одной легкой магазинке, по паре десятизарядных револьверов и по охотничьему кинжалу.
Венгеров вооружился почти так же, как и мы.
Зарядив револьверы и набив патронташи ружейными и револьверными патронами, мы спрятали остальной запас в саки.
Вскоре на улице раздался звон колокольчика, и почтовая тройка остановилась у крыльца.
Карпов вошел в горницу, неся корзины с провизией и вином.
Все это было упаковано самым тщательным образом в несгораемый сундучок, обтянутый кожей морской собаки, и, разместив вещи в просторном возке, мы все четверо заняли свои места.
Карпов запер свой домик на замок, запер ставни и, передав ключи вышедшей во двор хозяйке, заявил, что все готово.
Тройка дрогнула и быстро помчалась, подгоняемая кучером–бурятом.
— Жарь вдоль линии на север! — скомандовал Венгеров.
Кибитка была просторная, сена в ней было навалено вдоволь, и ехать было удобно.
А дивные пейзажи, то и дело меняющиеся картины и чудный день делали путешествие совершенно незаметным.
Меняя лошадей на каждой станции, мы к вечеру доехали до поворота железнодорожной линии на восток и, покинув ее, устремились к северу по направлению к Туркинской и Баргузину.
Не доезжая верст сорока до селения Туркинского, мы заночевали на одной из станций и с рассветом тронулись дальше.
В Туркинское мы прибыли к десяти часам утра.
Тут решено было сделать привал, да заодно расспросить о Варнавке.
На станции закусили, выпили чаю и отправились в селение. Тихо и мирно шагали мы по длинной и грязной улице, как вдруг наше внимание было привлечено огромной толпой народа, столпившейся около высокой избы.
Толпа жужжала и волновалась.
Среди ней то появлялись, то снова исчезали чины полиции, чем–то, видимо, сильно озабоченные.
И когда мы приблизились к этой толпе, мы сразу услышали имя Варнавка, переходившее из уст в уста.
— Эге! — воскликнул Шерлок Холмс. — На ловца и зверь бежит! Посмотрим–ка, что этот молодец здесь натворил.
Венгеров двинулся вперед.
При виде уездного начальника и урядника толпа расступилась, и мы беспрепятственно проникли в дом.
Картина, представившаяся нашим глазам, была поистине ужасна!
Вся внутренность избы была словно переворочена вверх ногами.
На полу валялись столы, скамьи, разбитая посуда и разная домашняя утварь.
Кровать была совершенно разворочена, а около нее на полу, среди лужи крови, валялись два трупа: женщины и мужчины.
Следственные власти стояли тут же, тихо совещаясь между собой.
Но об чем можно было тут совещаться, когда преступление было и без того ясно.
Об этом без слов говорили кровавые шрамы, сделанные ножом над левыми бровями жертв.
Подойдя к трупам, Холмс осмотрел их самым тщательным образом.
— Совершенно верно, — произнес он тихо, указывая мне на трупы. — Они лежали на кровати, когда разбойник вошел в избу, сорвав дверь с петель. На это указывает сама дверь. Первой проснулась женщина. Она вскочила с кровати, но тут же получила смертельный удар ножом в грудь и упала на пол. Вы видите, у ней всего одна рана и вытянуты руки. Ее муж воспользовался этим моментом, чтобы обороняться. Он схватил вот эту порезанную подушку и с нею, как со щитом, кинулся на врага. Разбойник несколько раз ударил ножом по подушке, и между ними завязалась борьба. Конечно, разбойнику было легко победить, так как он был вооружен. Он сначала нанес своей жертве рану в бок, но видя, что раненый продолжал крепко держать его за рубашку, нанес ему второй удар в грудь и третий — в горло. Жертва упала. При борьбе у Варнавки была изодрана рубаха. Он был одет именно в ту рубаху, которая была им снята с убитого в лесу мужика. Вы видите, в зажатой руке покойника торчит лоскуток синего с красным ситца.
По мере того, как рассказывал Холмс, картина убийства вырисовывалась предо мною как живая.
Мысль Холмса шла так логично, правильно и живо, что можно было закрыть глаза и увидеть все, что происходило на этом месте.
Покончив с осмотром трупов, Холмс принялся за осмотр комнаты.
— Это преступление произведено с очевидной целью грабежа, — заговорил он, подзывая меня и Венгерова, который уже успел перекинуться несколькими словами с следственными властями.
— Комод и сундук взломаны, вещи перерыты и частью выброшены. Разбойник, убежав с каторги, нуждался в деньгах, может быть, и в другом костюме.
