— Но если так, почему же майор Синклер не рассказал ей о своей женитьбе?
— Вот это я не совсем понимаю. Глупо с его стороны, конечно. Они с Джуди поженились вдруг, под влиянием минуты. Как-то проходили мимо бюро регистрации браков, взяли и заскочили туда, или что-то в этом роде. Я представляю, что тогда он не решился сказать об этом мисс Синклер, а потом, умолчав с самого начала, продолжал молчать по инерции. Но если он не сказал, это не значит, что он пытался скрыть от нее свой брак. Если бы она заглянула в квартиру у Квин-Энни-Гейт, то нашла бы там Джуди в качестве полноправной хозяйки, но у нее был вот такой заскок. Мне говорили, что она никогда не входила в комнату Линна, когда он учился в Оксфорде. Не одобряла девствующих тетушек, которые суют нос в дела неженатых племянников. И такое поведение, добавил молодой человек довольно растроганно, — чертовски разумно.
— Чрезвычайно разумно, — с неменьшим чувством согласился мистер Читтервик.
— Но я хочу вам напомнить, — сказал его собеседник, возвращаясь к более важной теме разговора, — что это лишь мои догадки — относительно того, почему Линн не сообщил ей о своей женитьбе, хотя я полагаю, что именно все так и произошло. Понимаете, мисс Синклер все время лелеяла мысль о самом выгодном для него браке, а у бедняжки Джуди никогда не было и гроша за душой. Совсем ничего. Да и у Линна средств маловато. И он мог не сомневаться, что предстоит небольшой скандальчик, когда он обрушит на тетушку эту прискорбную новость. Если хотите, то я порасспрошу Джуди на этот счет поподробнее.
— Да, это наверное не помешало бы. Но она не воспримет такие расспросы как вмешательство в ее личные дела и праздное любопытство?
— Господи, ну конечно нет. Джуди не дурочка.
— Я действительно думаю, — подчеркнул очень серьезно мистер Читтервик, что мы должны рассмотреть все, связанное с их браком, самым тщательным образом. Если мы сумеем доказательно подтвердить, что майору Синклеру нечего было опасаться последствий в случае, если тетушка узнает о его браке, тогда в любом случае мы можем вывести из строя одно из самых тяжких орудий обвинения.
— Я расскажу вам обо всем, что знаю, — поспешно заверил его молодой человек. — И Агата, наверное, тоже захочет заполнить кое-какие пробелы…
Урожденная Джудит Пеннингтон была несчастным ребенком. Отец умер, когда ей едва исполнилось восемь лет, а мать, даже в лучшие времена человек непрактичный, после смерти мужа располагала только очень небольшим доходом, совершенно недостаточным для них двоих. Она пыталась найти какую-нибудь работу, соответствующую ее очень скудным способностям, но, хотя более процветающие родственники пытались помочь ей приобрести магазин готового платья, маникюрный салон или машинописное бюро, равно как другие синекуры, которые казались миссис Пеннингтон достойными ее пылких устремлений, но ей ничего не удавалось. Джудит, одинокая маленькая девочка, подолгу ждала, когда мать вернется домой, и не только тогда, когда та занималась жалким бизнесом в магазине готового платья или в салоне, где разносила мисочки с мыльной водой. Наконец родственники устали тратить немалые средства на ее обустройство и сбросились, чтобы увеличить ее ежегодный доход и дать возможность матери и дочери существовать в маленькой кенсингтонской квартирке (так как миссис Пеннингтон во все время своего вдовства придерживалась лишь одного неизменного принципа: она желала жить только в Лондоне). Джудит училась в самых дешевых школах, но росла такой непохожей на мать, как это возможно лишь для двух человеческих существ.
Именно в магазине готового платья миссис Пеннингтон пришла в голову блестящая мысль использовать существование маленькой дочери, чтобы подчеркнуть драматизм ситуации, и эта мысль принесла дивиденды. Мать Агаты и Мауса, которая была знакома с миссис Пеннингтон в ее более представительные с социальной точки зрения времена, как-то заглянула в магазин, вроде бы подвигнутая желанием помочь подруге-неудачнице, и здесь впервые увидела Джудит, маленькую смуглую, черноволосую девочку, которая с несчастным и каким-то потусторонним видом сидела на стуле в темном углу. Матушка Агаты и Мауса так была тронута этим зрелищем, что на следующей неделе приехала снова и увезла девочку в свое загородное имение погостить и на довольно продолжительное время. Кстати, оно затянулось на два месяца и в конце своего пребывания Джудит серьезно сообщила хозяйке имения, что еще никогда в жизни она не была так счастлива, и выразила искреннюю надежду, что ее скоро опять пригласят.
Ее действительно вскоре пригласили, потому что первый опыт ее пребывания в имении был успешен не только с точки зрения самой Джудит, но в той же мере и ее хозяйки. Между двумя ее детьми был такой возрастной разрыв (почти семь лет), что Маусу, тогда шестилетнему мальчику, угрожала опасность тоже стать одиноким, замкнувшимся в себе ребенком, чей единственный участник игр была подрастающая юная леди тринадцати лет. А Джудит как бы заполняла промежуток. Маус обычно мог принять участие в играх девочек, а когда Агата отсутствовала, Джудит всегда с большой радостью играла с ним, вследствие чего Джудит обычно проводила с братом и сестрой почти все каникулы и оба, и Маус, и Агата воспринимали ее как «временную» сестру. По мере того как они росли, Джудит, естественно, все более тяготела к Агате, чем к Маусу.
Такое положение дел радовало миссис Пеннингтон, которая с благодарностью перекладывала на плечи других часть своей ответственности за дочь и несколько месяцев в году никакие домашние обязанности не мешали прогрессу очередного вида ее деятельности. Но когда Джудит стала достаточно взрослой, чтобы оценить положение, оно ей совсем не понравилось. Поэтому в девятнадцать лет однажды утром она отправилась на поиски работы и вернулась манекенщицей — поступила на место в одном из больших (но недорогих) лондонских универмагов. А матери объяснила свое решение тем, что ей надоело быть объектом благотворительности во всем и вся.
Миссис Пеннингтон была шокирована, но в первую очередь не потому, что дочь стала манекенщицей, а тем, что ей придется бывать одной в таком невозможном месте. Миссис Пеннингтон очень блюла приличия, но, конечно, понимала, что одно дело быть манекенщицей, например в модном большом магазине «Ревилль» и совсем другое — в магазине «Понсонби и Томкинс». Однако Джудит, для которой практические выгоды значили больше, чем светские претензии, здраво указала на то обстоятельство, что без специальной подготовки стать штатной манекенщицей в «Ревилль» нечего и надеяться, а у Понсонби и Томкинса это возможно, что она и сумела доказать. И платить ей будут очень неплохо.
В результате целых три года Джудит демонстрировала пальто и вечерние платья, которые ей не принадлежали, перед толстыми женщинами, которые не могли их носить. Однако она работала не только в магазине фирмы «Понсонби и Томкинс». Миссис Пеннингтон была избавлена, по крайней мере, от этого унижения. Хотя Джудит так и не удалось попасть в «Ревилль», она таки устроилась на ту же работу в магазин на Пикадилли, в нескольких шагах от священного храма моды. И чем ближе она к нему подбиралась, тем больше зарабатывала. А затем внезапно бросила работу, пошла на сцену и вопреки расхожим предсказаниям стала пользоваться на театре очень большим успехом.
В течение последних трех лет визиты к Маусу и Агате значительно сократились по времени пребывания, но продолжались. Сначала Джудит часто приезжала к ним на уикэнды в их загородный дом и обычно проводила с ними Рождество и большую часть своего ежегодного отпуска. Постепенно, однако, наступили перемены. Двадцатитрехлетняя Агата вышла замуж, а еще через три года умерла миссис Пеннингтон. Джудит переехала из Кенсингтоне — кой квартиры в меньшую, но в более дорогом районе города, и стала приезжать на каникулы в «Аббатство Риверсмид» к Агате, а не в уорикширское поместье ее матери. Она унаследовала сотню фунтов личных средств и написала весьма очаровательное письмо родственникам, которые доплачивали миссис Пеннингтон недостающие до определенного минимума деньги. Джудит поблагодарила их за доброе отношение к покойной, но с благодарностью отказалась на будущее от всякой помощи. Для нее независимость стала чем-то вроде фетиша. К тому же на сцене она сейчас зарабатывала больше, чем когда бы то ни было, так что могла позволить себе отказаться от благотворительности.
Однажды, в Риверсмиде, она познакомилась с майором Синклером, который тогда гостил у тетушки в «Эрлшейзе», в двадцати милях от нее. Они почти сразу же влюбились друг в друга и, убедившись по прошествии года, что Синклер хочет жениться на ней по любви, а не из жалости, Джудит согласилась выйти за него замуж. Синклер, человек действия, который заблаговременно запасся на этот случай лицензией на брак, незамедлительно схватил ее в охапку, посадил в такси, велел шоферу ехать в бюро регистрации и, прежде чем она успела передумать, сразу же на ней женился. Это все произошло четыре года назад…
