шкаф, рядом газовая плита. Маленькая дверь вела из спальни в миниатюрную ванную комнату, оборудованную по последнему слову техники. Судя по внешнему виду этой квартирки, она должна быть жилищем женщины утонченного вкуса, строго охраняемой затворницы. Дверь внизу лестницы была единственным выходом в мир.
— Вот одиночество в полном смысле этого слова, — сказал Эллери. — Интересно, как она делила свое время между комнатами внизу и этой мансардой?
— Она написала здесь «Восьмое облако», — со слезами на глазах сказала Ева. — Я никогда не думала, что здесь так… мило.
— Насколько я мог установить, — сказал инспектор Квин, — она иногда запиралась здесь на целую неделю, а то и на две, когда писала что-либо значительное.
Эллери взглянул на ряд бамбуковых книжных полок, выстроившихся вдоль стен. Здесь были различные справочники, по меньшей мере на полдюжине языков, книги на японском языке, книги Лафкадио Херна, Чемберлена, Астона, Окума, переводы японских поэтов на английский, французский и немецкий языки. Посреди этой японской классики — католическая литература, довольно потрепанная из-за частого пользования. На письменном столе и в ящиках, которые Эллери неторопливо просматривал, были еще книги, рукописи, целая связка загадочных листиков с аккуратно отпечатанными на машинке текстами — обычные аксессуары любого писателя, по которым можно проследить его жизнь и процесс его творчества. Такое бесцеремонное обращение с бумагами со стороны Эллери казалось Еве святотатством.
Наконец он достал изящный футляр, сделанный из слоновой кости, украшенный резьбой. К футляру на шелковом шнуре была прикреплена монета с японскими иероглифами.
— Это футляр для ножниц, — подтвердил инспектор.
— А нашли вторую половинку ножниц?
— Пока что нет. Вероятно, она потерялась уже давно.
Эллери отложил футляр, окинул взглядом комнату и подошел к открытому платяному шкафу. Он был битком набит женской одеждой. Различные предметы женского туалета были уже далеко не новыми, в основном выцветшими и полинявшими. На нижней полке стояли два ботинка. Ни шляп, ни пальто не было. Эллери заглянул в шкаф, потом под шкаф, покачал головой и подошел к маленькому туалетному столику. На нем лежали расческа, щетка, туалетный прибор, лакированная коробка с красивыми безделушками, шпильками, принадлежностями для маникюра. Эллери сощурил глаза.
— В чем дело? — спросил инспектор Квин.
Эллери снял пенсне, старательно протер стекла и надел его снова. Затем вернулся к шкафу. Взял яркое хлопчатобумажное платье, висевшее на плечиках, внимательно посмотрел на него. Повесил обратно и взял другое: черное шелковое с кружевной отделкой. И это платье он повесил обратно, прикусив верхнюю губу, нагнулся и внимательно осмотрел ботинки. Потом что-то увидел и протянул руку за предметом, скрытым висящими платьями.
У Евы возникло подозрение по поводу одной странности. «Интересно, заметил ли он», — думала Ева. Остальные, конечно, не заметили…
Эллери открыл футляр. В нем лежала скрипка шоколадного цвета, на колке болтались четыре струны, очевидно, лопнувшие от жары прошедшего лета. Он долго рассматривал этот поломанный музыкальный инструмент.
Затем подошел к кровати и положил на нее футляр. Все внимательно следили за ним, даже доктор Макклур, который теперь отвернулся от окна, удивленный наступившим молчанием.
— Так, — вздохнул Эллери. — Так, так.
— Что «так»? Что с тобой? — сердито спросил инспектор.
Терри Ринг нарочито торжественно произнес:
— Знаменитый мистер Квин в своем репертуаре. Что-нибудь обнаружили, мистер Квин?
Эллери закурил сигарету и долго смотрел на ее горящий кончик.
— Да, обнаружил. Обнаружил совершенно потрясающий факт… Карен Лейт не жила в этой комнате.
— Карен… не… — начал доктор Макклур, широко открыв глаза от удивления. Ева чуть не вскрикнула. Значит, мистер Эллери заметил. Мысли вихрем проносились в ее голове. Если бы только… может быть, тогда…
— Да, доктор, — сказал Эллери. — Она не жила здесь в течение уже многих лет. И до недавнего прошлого в этой комнате постоянно проживала другая женщина.
Маленький ротик инспектора Квина так и раскрылся от удивления, а его седые усики зашевелились от неожиданности и негодования.
— Ай, да брось ты! — крикнул он. — Как это Карен Лейт не жила в этой комнате? Мои ребята все перевернули…
— Ну, скажем, — пожал плечами Эллери, — на сей раз твои ребята оказались не на высоте, У меня нет никаких сомнений относительно того, что я сказал.
— Но это невозможно! — воскликнул доктор Макклур.
— Мой дорогой доктор, правильно ли я помню, что мисс Лейт не была левшой?
— Конечно, не была.
— Да, я помню, как она готовила нам чай по-японски в тот вечер на приеме у себя в саду. Она все делала правой рукой. И это вполне соответствует моей теории. Правильно ли, что рост вашей невесты был самое большее 155–157 сантиметров, а вес не больше 48 килограммов?
— Правильно, мистер Квин, — чуть слышно проговорила Ева. — Ее рост был 156 сантиметров, а вес 46,5 килограммов.
— И конечно же, она жгучая брюнетка, у нее были, пожалуй, самые черные волосы, какие мне когда-либо приходилось видеть. Смуглое лицо.
— Ну и что? Что из этого?
— А вот что. Более развитой у нее была правая рука, она все делала правой рукой, однако этой скрипкой пользовался левша. Между прочим, очень редкое явление.
Он взял скрипку в руки и потрепал оборванные струны.
— На этой скрипке расположение струн совершенно необычное, вы сами легко можете убедиться в этом, судя по толщине струн. Скрипка предназначена для левши.
Эллери убрал скрипку в футляр, снова подошел к шкафу и достал оттуда яркое хлопчатобумажное платье.
— А как насчет этого, мисс Макклур? Могла ли такая худенькая, маленькая женщина, как Карен Лейт, носить это платье?
— Боже мой, конечно нет, — сказала Ева. — Я сразу это заметила, как только поглядела в шкаф. Карен носила платья самое большее 46-го размера, а это по крайней мере 50-й размер. То же самое и с черным платьем с кружевной отделкой.
Эллери, повесил платье обратно в шкаф.
— А что вы скажете по поводу этих волос? — спросил он, беря в руки расческу с туалетного стола. — Могли ли эти волосы расти на голове Карен Лейт?
Все обступили его и увидели на расческе несколько пепельно-белокурых волосков.
— Или посмотрите вот сюда, — продолжал Эллери, открывая пудреницу. — Могла ли брюнетка Карен Лейт пользоваться пудрой этого цвета?
Доктор Макклур опустился на кровать. Ева прижала к своей груди его огромную косматую голову. Вот оно! Наконец-то! Нашелся некто, на кого может пасть подозрение этого ужасного маленького инспектора Квина. Женщина, которая жила здесь. Неизвестная женщина… Инспектор Квин подумает, что именно она убила Карен. Он должен будет так подумать. Боже, как я рада. Она отгоняла от себя мысль о том, что эта женщина не могла убить Карен, ведь дверь была заперта на задвижку. Заперта на задвижку. На
