— Между прочим, Мэри… Э-э… Затрагивал ли Холмс… Говорил ли он вам что-либо о… гм… о феях?
— О феях?
Интересы Холмса разнообразны и не всегда предсказуемы или объяснимы, но тематика детских сказок меня несколько удивила.
— Да, знаете ли, такие… феечки с крылышками, там… порхают, пляшут и поют… левитируют… — Ватсон неопределенно повел рукой. Видно было, что он чувствует себя не в своей тарелке.
— Не часто я его видела в последние дни, но когда видела, о феях речи ни разу не заходило. С чего бы вдруг?
— Вы, стало быть, еще не наткнулись. Честное слово, я не виноват. — Ватсон прижал руку к сердцу. — Если б меня спросили, я бы сразу ответил решительным отказом. Я и издателям уже пожаловался, но они говорят, дело дохлое, потому что он всего лишь литературный агент.
И тут до меня наконец дошло.
— Вы о Дойле? Что он натворил?
Ватсон застонал.
— Даже говорить не хочется. Холмс вел себя со мною недопустимо, утверждал, что я испортил его карьеру, связавшись с этим человеком, что его теперь никто всерьез принимать не будет…
— Бросьте, дядя Джон. Холмс наверняка так не считает. Уж вы-то должны его знать. Через неделю он все забудет.
— Уже две недели прошли, а он все тот же. Холодная вежливость. И сюда пригласил так же. Честно, я совершенно ни при чем.
— Я с ним обязательно поговорю, — пообещала я, но Ватсона этим не успокоила. Наоборот, он еще больше взволновался.
— Нет! Ни в коем случае! Он на эту тему здраво рассуждать не в состоянии. Ни слова о феях, о Дойле, о «Стрэнде». Вообще обо мне ни слова.
— Как скажете, дядя Джон. Буду молчать. Да не беспокойтесь вы так, рано или поздно все образуется.
Озадаченная, я вышла из больницы, стараясь не ускорять шага. Даже Ватсон, очень хорошо меня знавший, не предполагал, что один лишь вид больницы вызывает у меня дрожь. Не излечила от этого недуга и работа в качестве сестры милосердия в годы войны. Я так спешила, что дворнику с метлой, подметавшему улицу, пришлось зацепить меня своим рабочим инструментом, чтобы я обратила на него внимание. И это несмотря на то, что я знала: Холмс обязательно где-то сейчас появится, в обличье дворника или в каком-нибудь другом.
Дворник меня как будто не заметил, сунул метлу в свою мусорную тележку и кошмарного вида рабочей рукавицей утер нос, одновременно прикрыв рот, из которого донеслось еле различимое: «Станция „Лондон-бридж“, первая скамья справа». И разразился кашлем. Я поспешно удалилась, не дожидаясь живописной фазы отхаркивания.
Дойдя до упомянутой станции, я купила утреннюю газету. На последней странице заметка об инциденте с Вероникой. Уселась и пролистала газету. Сообщения об охотничьих подвигах принца Уэльского. Три лисицы! Конечно же, заблаговременно доставленных из зоопарка и выпущенных под пули бравых зверобоев. «Первый суд первой инстанции с первой женщиной в качестве судьи!» Доблестные первооткрывательницы, первопроходицы, пробившиеся в отель Эйлсбери, вломившиеся в мужские ряды судейского сословья. Так, что там у нас дальше? Рисунок легкого платьица при невероятно замысловатой шляпе с заголовком: «Лучший наряд для Ривьеры». Колонки уголовных ужасов… Но тут на скамью рядом со мной плюхнулось какое-то громоздкое и весьма вонючее тело. Возмущенно тряхнув газетой, я отодвинулась.
— Вы вернулись скорее, чем ожидалось, Холмс. Почему вы не в Марселе?
— Сложно допрашивать свидетелей, которых уже кто-то освидетельствовал, Рассел. Все трое покойники.
Подгоняемый поездами ветер рвал из рук газету. Справившись с нею, я досадливо поморщилась.
— Эти уловки, Холмс… Неужели они настолько необходимы? Скоро начнем пароли назначать.
— Как сказать, как сказать. Больничный служитель для какой-то надобности следил за Майлзом Фицуорреном, придется его переместить… газету держите естественнее, Рассел, расслабьтесь.
Голос у Холмса какой-то размытый. Должно быть, из-за накладных зубов, косых и коричневых. И из-за куска хлеба (с беконом, судя по запаху), который он сунул в рот. Интересно, как Холмс умудряется жевать сэндвич искусственными зубами?
— Мисс Биконсфилд пока ничто не угрожает, но мы с Фицуорреном посетим ее родителей и убедим перевести дочь под присмотр в частную клинику. Это расширит свободу маневра.
— Мне что делать?
— Займитесь Храмом. Ответ там.
— А… полиция?
— Что — полиция?
— Может, поставить их в известность?
— Нет, ну вы просто образец законопослушного гражданина! — ядовито выдавил сидящий рядом со мной небритый грязный тип, с трудом проворачивая язык в полупрожеванном месиве. — Разумеется, сбегайте к своему любимому инспектору Аестрейду. Он, без сомнения, заинтересуется.
— Ради Бога, Холмс, будьте серьезнее.
— Я серьезно. Откровенно говоря, вы совершенно правы, — к моему удивлению вдруг согласился он. — Мисс Биконсфилд будет нетранспортабельна еще три-четыре дня, а Ватсон не железный. Пусть к ее койке выставят полицейскую охрану. Вот только любят они лапу накладывать на все, до чего дотягиваются. И им не понравится, что мы не сообщим, откуда ветер дует. Но ведь помочь жертве преследования или сунуть нос в дела церкви — вовсе не преступление, не так ли?
— А Майлз… — начала я, но тут на нас упала тень, и раздался начальственный голос.
— Почтеннейшие, здесь не столовая, — провозгласил констебль. — Если вы не на поезд, прошу удалиться. Билетики!
Холмс приниженно засуетился, сунул недожеванный сэндвич в грязный карман и засеменил к своей тачке. Констебль величественно развернул медную морду в мою сторону, но я уже сложила газету и поспешила к окошечку кассы, где топталась очередь торопящихся на работу утренних пассажиров.
Пятница, 14 января
Неудержимо рвется из женщины неуемность,
бахвальство ее распирает.
Иоанн Хрисостом
Ценою приниженных улыбочек и притянутых за уши объяснений я получила в «Превратностях судьбы» комнатку. Закрыв за собой дверь, вынула переданный мне Холмсом конверт, разложила содержимое по кровати — и удивилась обилию информации о Храме Марджери Чайлд. Конечно же, Холмс добыл все эти сведения не в одиночку. Состояние финансов, личные характеристики, сухие справки, цитаты, собственные комментарии… Один и тот же почерк, очевидно, профессионального конторского клерка. Одинаковая бумага, везде те же чернила. Методика сбора материала не бросается в глаза, однако отличается тщательностью и продуманностью. Весьма разнообразны источники информации: беседа с кухаркой, опрос горничных, исследование содержимого корзины для мусора, уличная слежка. Нет, не полиция собирала эти материалы.
Оказалось, что Майкрофт, брат Холмса, по какой-то причине заинтересовался церковью Марджери Чайлд еще несколько месяцев назад. Этот «бухгалтер-счетовод» вел открытые и закрытые, явные и тайные счета и интересовался не только бухгалтерией. Когда Шерлок Холмс обратился к брату, тот просто поручил своему клерку скопировать уже собранные материалы, сэкономив нам уйму времени.
Поскольку интерес Майкрофта носил поверхностный характер, в собранном материале имелось немало прорех. Так, упоминалось, скажем, об убийстве Айрис Фицуоррен, но отсутствовали детали. Более полной оказалась информация о смерти Делии Лэрд, но не больше, чем я узнала от Вероники. Были и не относящиеся к делу сведения, например, о том, что на последнем курсе Оксфорда Вероника заинтересовалась социализмом. Но при всей неполноте информация эта побуждала к размышлениям.
Глубже всего Майкрофт врылся в финансовые аспекты деятельности Храма. И результаты не могли не беспокоить.
Делия Лэрд происходила из семейства настолько же состоятельного, насколько и почтенного, владевшего несколькими фабриками в центральных графствах. Оба брата Делии погибли во Франции, она унаследовала львиную долю отцовского состояния. И завещала все Марджери. Сумму весьма солидную.
Айрис оставила меньше, около десяти тысяч фунтов стерлингов. Была и еще одна покойница, о которой я пока не слышала. Некая Лилиан Маккарти. Тоже не из бедных. Погибла в дорожно-транспортном происшествии в октябре. Свидетелей трагедии обнаружить не удалось. Ее смерть и привлекла к себе внимание дотошного Майкрофта. Храм получил почти все ее состояние.
Очень подозрительная череда смертей, но ничего конкретного Майкрофт все же не откопал. Он зафиксировал слухи и сплетни, по большей части о самой Марджери, но, конечно же, не подтвержденные, а иногда и откровенно нелепые. Даже Майкрофт, никогда с Марджери не встречавшийся, всех и вся подозревавший, в особенности женщин, вынужден был отбросить как полную чушь сообщения о сатанинских ритуалах и колдовстве. К судебной ответственности мисс Чайлд никогда не привлекалась, располагала к себе даже тех, кто с насмешкой, с презрением или с негодованием относится к ее Благой Вести. Кстати, на те дни, когда произошли все три упомя нутые смерти, у нее имелось железное алиби. Было в досье и упоминание о браке и вдовстве Марджери. Ну и ушлый же тип этот Майкрофт! Ведь она никому не сообщала о своем замужестве.
