Старый Энди Уэбстер поднес руку к глазам, словно боясь жуткого зрелища присяжного, готовящегося давать показания по делу об убийстве. Ашер Пиг внимательно наблюдал за происходящим.
— Мистер Шир, — сказал Эдамс, когда священник назвал свое имя и род занятий, — вы присутствовали в доме Фанни Эдамс утром 4 июля, за день до убийства, и разговаривали с ней тогда?
— Да.
— Не повторите ли вы жюри, о чем вы говорили?
Мистер Шир выглядел расстроенным. Его пальцы сжимались и разжимались. Обращаясь к связанному крючком коврику на полу, он рассказал, как миссис Эдамс отвела его в кухню для разговора и предложила ему двадцать пять долларов, чтобы купить жене новое летнее платье…
— Одну минуту, мистер Шир. Откуда тетушка Фанни достала деньги, которые предложила вам?
— Из одной из банок с пряностями на верхней полке кухонного шкафа. — Голос пастора дрогнул.
— Из какой именно банки? Она была как-нибудь помечена?
— Да. На ней было написано «Корица» печатными буквами, похожими на староанглийский шрифт.
— Это та самая банка, мистер Шир? — Эдамс поднял банку.
— Да.
Джонни пришлось напрячь слух, чтобы услышать ответ.
— Вещественное доказательство «Г», ваша честь. Руки Джозефа Ковальчика лежали на столе, а взгляд был устремлен на банку. Присяжные смотрели на него без всякого выражения.
— Мистер Шир, вы знаете, сколько денег осталось в банке после того, как тетушка Фанни дала вам двадцать пять долларов?
— Да…
— Ну и сколько же?
— Сто двадцать четыре доллара.
По комнате прошелестел легкий шорох, от которого зашевелись волосы на затылке у Джонни.
— Откуда вы знаете, что в банке осталось именно сто двадцать четыре доллара?
— Она сказала мне, что там лежат сто сорок девять долларов в банкнотах, не считая мелочи.
— А сто сорок девять минус двадцать пять равняется ста двадцати четырем. Значит, мистер Шир, вам это известно благодаря простому вычитанию?
— Да…
— Что тетушка Фанни сделала с банкой, когда отдала вам деньги?
— Она поставила ее на прежнее место на полке шкафа.
— В кухне?
— Да.
— И это произошло в пятницу — накануне убийства?
— Да.
— Благодарю вас, мистер Шир. Свидетель ваш.
Но Энди Уэбстер махнул рукой.
— Я вызываю следующим свидетелем, — робко произнес Феррис Эдамс, — э-э-э… судью Луиса Шинна.
* * *
Покуда судья Шинн вставал с кресла, подходил к приставу и произносил присягу как свидетель по делу, на слушании которого он председательствовал, Джонни потихоньку поднялся, выскользнул из комнаты, направился в кухню тетушки Фанни, нашел номер в телефонной книге на шкафу и назвал его оператору. Это был номер Кадбери.
— Офис Лаймена Хинчли, — ответил женский голос.
— Пожалуйста, позовите мистера Хинчли. Скажите ему, что это Джонн Шинн, кузен судьи Шинна. Я познакомился с ним на ленче в Ротари-клубе в Кадбери дней десять назад.
Отдающий металлом голос главного страхового агента в Кадбери послышался в трубке почти сразу же.
— Привет, Шинн! Наслаждаетесь отдыхом у судьи? Значит, Хинчли ни о чем не знает.
— Да, мистер Хинчли, отличный отдых, — ответил Джонни. — Рыбалка, прогулки… Но я хочу объяснить вам причину моего звонка. Это может показаться глупым, но у меня вышел спор с Берни Хэкеттом — вы знаете Берни, не так ли?
— Конечно, — усмехнулся Хинчли. — Никудышный констебль, но безобидный. Воображает себя страховым агентом.
— Да. Берни заявляет, что приезжал к вам в субботу за советом по поводу какой-то страховки и проехал назад двадцать восемь миль до Шинн-Корнерс за сорок минут по часам. Я сказал, что он не мог этого сделать на своем драндулете, но Берни клянется, что покинул ваш офис ровно в два. Это так, или он морочит мне голову?
— Думаю, так оно и было, Шинн. По крайней мере, Берни ушел отсюда около двух — помню, минуты через две начался дождь. А это было ровно в два.
— Тогда извините за беспокойство. Спасибо, мистер Хинчли…
* * *
Джонни вернулся на свой складной стул как раз вовремя, чтобы услышать окончание рассказа судьи Шинна об их субботних передвижениях и самому быть вызванным на свидетельское место.
Он полностью подтвердил показания судьи, включая встречу с Джозефом Ковальчиком под дождем примерно в миле с четвертью от деревни.
— Вы говорите, мистер Шинн, — сказал Феррис Эдамс, — что прошли мимо обвиняемого по дороге без двадцати пяти минут три. Насколько вы уверены в точности времени?
— Достаточно уверен. В половине третьего судья Шинн и я посмотрели на часы. Примерно через пять минут мы встретили Ковальчика, идущего в направлении Кадбери.
— В котором часу вы и судья Шинн вернулись в дом судьи?
— Около трех.
— Иными словами, вам потребовалось двадцать пять минут, чтобы добраться от места встречи с Ковальчиком до дома судьи?
— Да.
— Вы шли без остановок?
— Мы останавливались трижды, — ответил Джонни. — Первый раз, чтобы посмотреть вслед Ковальчику. Второй раз, когда Берни Хэкетт проехал мимо в своем автомобиле, не заметив нас, но забрызгав. И в третий раз на вершине Священного холма около хижины Хоузи Леммона.
— Сколько, по-вашему, времени заняли эти три остановки вместе?
— Может быть, минуту.
— А сколько времени вам понадобилось, чтобы преодолеть последний участок пути от дома тетушки Фанни до дома судьи?
— Думаю, не более двух минут.
— Значит, если вычесть эти две минуты и минуту задержек, путь от места встречи с Ковальчиком до дома миссис Эдамс занял у вас двадцать две минуты — двадцать пять минус три?
— Приблизительно, — согласился Джонни. — Чтобы ответить точно, нужно было иметь при себе хронометр.
— Вы и судья шли быстро?
— Да.
— А обвиняемый прошел мимо вас быстрым шагом?
— Да.
— Таким же быстрым, как шли вы двое, или более медленным?
— Право, не знаю. — Джонни пожал плечами. — Достаточно быстрым.
— Можно предположить, что он шел примерно так же быстро, как вы и судья?
— Протестую! — заворчал Энди Уэбстер.
— Протест принят, — сказал судья Шинн.
— Вы согласны, мистер Шинн, — продолжал Феррис Эдамс, — что если вам с судьей понадобилось двадцать две минуты ходьбы от места встречи с Ковальчиком на дороге до дома тетушки Эдамс, то Ковальчик преодолел расстояние от дома миссис Эдамс до места встречи за такое же время…
— Протестую!
— …и, следовательно, Ковальчик должен был покинуть дом в два тринадцать, то есть примерно во время убийства?
— Протестую! Ваша честь, я настаиваю, чтобы эти вопросы и ответы были вычеркнуты!
— Думаю, мы их оставим, судья Уэбстер, — отозвался судья Шинн.
Ашер Пиг ожесточенно потер уши, потом снова стал быстро писать в блокноте.
Феррис Эдамс напомнил о «подозрительных действиях» Ковальчика при виде двух мужчин под дождем («Да, сэр, он пустился бегом»). Энди Уэбстер при перекрестном допросе установил, что Джонни и судья несли ружья, давая понять, что посторонний, встретив на пустынной дороге двух вооруженных людей, мог испугаться и побежать, но не стал развивать эту тему.
Джонни вернулся на свое место среди присяжных, а Пиг вставил в свои записи еще несколько восклицательных знаков, так как обвинитель занял место свидетеля, передав свои обязанности судье!
Феррис Эдамс сообщил о том, как прибыл в дом миссис Эдамс в субботу в половине четвертого, как замечание о бродяге заставило его вспомнить человека, которого он видел несколько минут назад идущим под дождем по дороге в сторону Кадбери, как Берни Хэкетт уполномочил его и обоих Шиннов преследовать бродягу и о дальнейших событиях, включая «злонамеренный поступок» обвиняемого, столкнувшего в трясину его, Эдамса, автомобиль с целью затруднить преследование, — судя по тону Эдамса, этот эпизод все еще не давал ему покоя.
— Мистер Эдамс, — начал перекрестный допрос Эндрю Уэбстер, — вы заявили, что ваш визит к Фанни Эдамс во второй половине дня в субботу был вызван ее срочным требованием, чтобы вы приехали. Не сообщите ли вы нам подробности?
— Какое это имеет отношение к делу? — осведомился исполняющий обязанности обвинителя, на мгновение выйдя из роли и вновь став судьей.
— Все, что жертва делала или говорила перед убийством, ваша честь, особенно в терминах срочности, — ответил Энди Уэбстер, — может пролить свет на преступление. Если, например, у миссис Эдамс возникли какие-то неприятности с соседом, и она хотела обсудить их со своим внучатым племянником-адвокатом, то этот факт, безусловно, может оказаться важным.
— Отвечайте на вопрос, мистер Эдамс.
— Не могу, — сказал Феррис Эдамс. — Я не знаю, что ей было нужно. Она ничего мне не сообщила, а когда я прибыл к ней в дом, ее уже не было в живых.
