Волей-неволей мы возвратились назад.
— И надо же вам было завопить! — с упреком произнес Холмс, обращаясь к Дмитрию Панфиловичу, который уже давно оправился и принимал участие в погоне.
— Вам хорошо говорить! — воскликнул тот. — Вы-то привыкли к подобным похождениям, а я-то ведь в них впервые!
Делать было нечего: красный зверь исчез, и мы, поговорив несколько минут, возвратились домой.
VII.
Все следующее утро мы по очереди провели в трактире напротив торговли Воропаева.
Очередь была моя, когда я увидел из окна Гаврюшку, выходившего из своего магазина.
Он долго торговался с извозчиком и наконец поехал.
Следом за ним поехал и я, и вскоре мы прибыли на Николаевский вокзал.
До ближайшего поезда, отходящего на Петербург, оставалось минут 20, и, увидев, что Гаврюшка Воропаев стал в очередь у кассы III класса, я приказал носильщику взять себе билет.
Дорога до Петербурга прошла незаметно и, так как я ехал во втором классе, то мне очень мало пришлось видеть Воропаева.
Однако в Твери на мое счастье мне удалось заметить, как он прошел на телеграф, и я, сделав вид, что тоже хочу подать телеграмму, успел прочитать, стоя за его спиной, то, что он писал.
Телеграмма была короткая.
Адресована была она в Петербург, в книжный магазин Пановой, служащему Серегину. И самый текст ее заключался в трех словах: «Приеду утром, встречай».
Телеграмма эта была настоящим кладом для меня. Теперь у меня был в руках хоть какой-нибудь ключ.
Действительно, по приезде в Петербург я заметил, как довольно молодой парень, одетый весьма прилично, подошел на перроне к Воропаеву.
Они поздоровались и, тихо разговаривая о чем-то, направились к выходу.
Сдав свой ручной сак с переменой белья на хранение, я последовал за ними, держась от них на довольно большом расстоянии.
Пройдя до Литейного проспекта, они свернули по нему направо, и скоро мы перешли Неву.
Сделав несколько зигзагов по узким переулкам Выборгской стороны, Серегин и Гаврюшка вошли в небольшой трактир, в котором главными посетителями, вероятно, были извозчики, так как рядом с трактиром помещался извозчичий двор.
Выждав около пяти минут, я вошел следом за ними и, так как по соседству с ними не оказалось свободного столика, то мне пришлось сесть через столик от них.
Гаврюшка и Серегин были, видимо, очень увлечены своим разговором и, хотя они говорили очень тихо, но до меня порою все-таки долетали некоторые слова.
По-видимому, они торговались.
Жадный на деньги Гаврюшка Воропаев сильно повышал голос, как только дело касалось денег.
— Нет, брат, хоть режь, не могу. Сам знаешь, какие теперь дела. Четвертной билет не деньги разве? Ты меня хоть всего наизнанку выверни, не найдешь больше ни копейки. Только и останется рублей 10 на билет да на харч в обратную сторону, — кипятился он, но Серегин не сдавался.
— Как хочешь, а меньше полусотни не возьму, — не уступал он.
— Ну, иди к кому хочешь, — со злостью произнес Гав-рюшка.
Серегин пожал плечами.
— Что ж, и пойдем. Свет-то около тебя не клином сошелся, — огрызнулся он.
Понизив голоса, они снова заспорили.
Гаврюшка так сильно торговался, что по его лицу наконец начали струиться потоки пота.
Но, видимо, дело не выходило так, как он хотел.
По мере того как спор разгорался, их голоса повышались и наконец дошли до крикливых нот.
Гаврюшка весь преобразился. Лицо его побагровело. Алчные глаза сверкали бешенством, и пальцы судорожно сжимались в кулаки.
— Ну, погоди ж ты у меня! — крикнул он наконец, не вытерпев.
Серегин насмешливо взглянул на него.
— Кому погодить, это видно будет, а только, вероятно, тебе-то хуже будет, — произнес он насмешливо.
— Ах, так ты так! — крикнул Гаврюшка, вскакивая с места.
И прежде чем люди, с любопытством следившие за их спором, успели ахнуть, он схватил со стола блюдце и изо всей силы пустил им в Серегина.
Не успей Серегин вовремя отклонить голову, блюдце разбило бы ему лицо.
Пущенное с необыкновенной силой, оно ударилось о противоположную стену и со звоном рассыпаюсь вдребезги.
В свою очередь, Серегин быстро схватил чашку с чаем и плеснул им в лицо Гаврюшки.
— На-ка освежись, да успокойся, а не то ведь и я сумею разбить всю посуду о твою проклятую голову, — произнес он, глядя на оторопевшего Гаврюшку, утиравшего салфеткой обожженное лицо.
Горячий душ, видимо, подействовал на Воропаева.
Пустив по адресу своего товарища порядочный поток ругани, он снова сел на место, буркнув подошедшему слуге:
— Чего пришел? Иди знай и дело свое делай. У нас свои дела и свои мы люди, так нечего тебе и мешаться в них.
В свою очередь и на Серегина подействовала эта короткая вспышка.
Обе стороны сделались уступчивее, и вскоре я заметил, как они с самым дружественным видом ударили по рукам.
— Значит, 35? — произнес Воропаев.
— Да уж черт с тобой, — ответил Серегин. — Часа через четыре привезу на вокзал.
Покончив с торгом, они заказали водки и закуски и заговорили так тихо, что я более не мог разобрать ни одного слова.
Не желая давать повод к подозрениям, я вышел из трактира и направился к Николаевскому вокзалу, где и стал ждать прибытия Гаврюшки и Серегина.
Так как времени оставалось довольно много, то я успел еще пообедать.
Вскоре появился и Гаврюшка.
Следом за ним приблизительно через час к подъезду вокзала подкатил и Серегин с двумя большим корзинами на извозчике.
Гаврюшка принял от него корзины и тут же отсчитал ему 35 рублей, с которыми, судя по выражению его лица, он расстался с большой неохотой.
Серегин удалился, а экономный Гаврюшка, усевшись на корзину, терпеливо стал ждать поезда.
Как только поезд был подан, Гаврюшка стал перетаскивать в вагон свой груз.
Не желая тратить гривенника на носильщика, он втащил его сам, обливаясь потом, причем целых пять минут отчаянно спорил с кондуктором около вагона, не хотевшим сначала впускать его в вагон с такими большими корзинами.
Но наконец дело было улажено, и Гаврюшка, пыхтя и отдуваясь, разместил свой груз на полках. До Москвы я потерял его из виду, так как ехал с ним в разных вагонах.
Перед отходом поезда от Петербурга я подал Холмсу телеграмму, и он встретил меня на платформе московского вокзала.
Передав ему в коротких словах все виденное и слышанное мною, я в свою очередь спросил его, не следует ли нам следить за Гаврюшкой дальше.
— О, нет, пока это совершенно бесполезно, — ответил Холмс. — Само собою разумеется, он повезет свое достояние сейчас в магазин, и будет гораздо лучше, если мы зайдем к нему туда через час, в то время как он будет разбираться в привезенном товаре.
Сев на извозчика, мы поехали домой, разговаривая по дороге и расспрашивая друг друга о результатах нашей работы за последние дни.
Как я и ожидал, Холмс не терял даром времени во время моего двухдневного отсутствия.
— По-видимому, дорогой Ватсон, мы имеем дело с довольно порядочной шайкой, прекрасно организованной, оперирующей по всей России в наиболее крупных центрах под главным предводительством Гаврюшки Воропаева и при самом благосклонном содействии арестанта Фомки Никишкина. Сегодня у них собрание, и мною уже сделано кое-что, благодаря чему мне удастся проникнуть в это милое конспиративное общество.
— Каким образом вы это устроили? — удивился я.
— Очень просто, — ответил Холмс, улыбаясь. — Достаточно найти кончик нитки, чтобы развернуть весь клубок. В данном случае я поступил очень просто. Как вы уже знаете, я временно исполняю обязанности помощника кладовщика у г. Клюкина. В тот день, когда мы с вами сидели в трактире против книжной торговли Воропаева, мне удалось заметить лицо одного из клюкинских дворников, входившего зачем-то в магазин. Наведя справки, я узнал, что от Клюкина его никто не посылал. Этого было для меня вполне достаточно, чтобы заключить, что дворник этот находится в несколько приятельских отношениях с Гаврюшкой. Проработав в кладовой два дня, я узнал, что дворник этот, по имени Иван Буров, помогает и при упаковке товара, рассылаемого по провинции. Нечего и говорить про то, что сблизиться с ним не представляло для меня особого труда. Вечер, проведенный мною с ним в трактире Зверева в Козицком переулке, окончательно сблизил нас.
— Вы действительно маг и волшебник! — воскликнул я, слушая рассказ Холмса. — Ну, и чем же кончилась ваша дружба?
— Во-первых, тем, что оба мы напились пьяные, конечно, не столько я, сколько он. Во мне он видел нечто вроде своего начальства, и когда я намекнул наконец ему на то, что было бы хорошо и очень выгодно нам поработать вместе, он сразу понял, в чем дело. Слово за слово, мы разговорились с ним и кончили тем, что он окончательно раскрыл свои карты. Он очень сожалел, что я раньше не поступил к ним на службу. Работать одному было очень трудно, и он уверял меня, что, работая с таким человеком, как помощник кладовщика, можно нажить огромные деньги. На третий день нашего знакомства мы вытащили из склада около 100 книг, которые пока поместили в комнате, отведенной мне при складе.
