– В детективах я не люблю, – говорил тем временем мистер Пигготт, – когда пишут, будто люди помнят все, что с ними было чуть ли не в течение полугода. Хотите узнать, что они делали в такой-то день и такой-то час – пожалуйста. Никакой в этом правды, словно стихи читаешь. В реальной жизни ничего подобного не бывает. Разве я не прав, лорд Питер?
Лорд Питер улыбнулся, и юный Пигготт, смутившись еще сильнее, обратился к своему более давнему знакомому:
– Паркер, вы же понимаете, что я хочу сказать. Ведь я прав. Один день похож на другой, как две капли воды. И спроси вы меня, я ничего не вспомню... Нет, может быть, вспомню, что было вчера, а что было на прошлой неделе – ни за что.
– Ну, – возразил лорд Питер, – вы не совсем правы. Если бы все было, как вы говорите, то свидетельские показания стали бы ни на что не похожи. На самом деле все происходит иначе. Никто не рассказывает в полицейском участке, мол, в прошлую пятницу в десять часов утра я пошел купить себе котлету, а когда возвращался на Мортимер-стрит, то обратил внимание на девушку лет двадцати двух с темными волосами и карими глазами, одетую в зеленый свитер, клетчатую юбку, панаму и черные туфли, которая ехала на велосипеде со скоростью десять миль в час и на углу, возле церкви Святого Симона и Святого Иуды, нарушила правила дорожного движения, сделав неправильный поворот в сторону рынка. Суммарно, может быть, это так и есть, но все подробности приходится чуть ли не клещами вытягивать.
– Короче говоря, – продолжал лорд Питер, – в итоге это должно приобрести вид заявления, потому что реальный диалог обычно слишком долгий и скучный, чтобы у кого-то хватило терпения читать его. Знаете ли, писатели должны помнить о читателях.
– Это уж точно, – согласился мистер Пигготт. – Но держу пари, немногие могут что-то вспомнить, даже если их долго допрашивать. Вот я, например... да нет, я знаю, что не очень сообразителен, но ведь люди в основной своей массе такие, как я, разве нет? Вы меня понимаете? Свидетели – не детективы, они – обычные идиоты, как вы или я.
– Правильно, – улыбнулся лорд Питер, которому показалось забавным самоуничижение молодого человека. – Вы хотите сказать, что если я вас просто спрошу, что вы делали, скажем, неделю назад, то вы ровным счетом ничего не вспомните?
– Не вспомню... Наверняка не вспомню. – Он задумался. – Ну, наверно, я, как всегда, был в больнице. Если речь о вторнике, то сидел на лекции. По вторникам у нас всегда лекции. Вот только о чем была лекция? А вечером я пошел погулять с Томми Принглом... Или это было в понедельник? Или в среду? Нет, точно не помню.
– Вы несправедливы к себе, – посерьезнел лорд Питер. – Я, например, совершенно уверен, что вы помните, какая у вас была работа в прозекторской в тот или иной день.
– О Господи, нет! Вряд ли. Если только очень подумать, тогда, наверно, вспомню, но клясться в суде ни за что не буду.
– Ставлю полкроны против шестипенсовика, что вы все вспомните, не пройдет и пяти минут.
– Нет.
– Посмотрим. У вас наверняка есть записи того, что вы делаете? Может быть, даже рисунки?
– Ну, конечно.
– Постарайтесь вспомнить, какой там последний рисунок?
– Ну, это легко, потому что я сделал его сегодня утром. Мышцы ноги.
– Ну вот, – ободряюще улыбнулся лорд Питер. – А кому принадлежала нога?
– Какой-то старухе. Она умерла от пневмонии.
– Теперь мысленно переворачивайте страницы. Что у вас там на вчерашний день?
– Какие-то животные... опять ноги. Я в данный момент занимаюсь двигательными мускулами. Ну, да. Старик Каннингэм занимался с нами сравнительной анатомией. У меня получились недурные рисунки ноги оленя и лапки лягушки. И еще зачаточной лапки змеи.
– Вот видите? А когда была лекция мистера Каннингэма?
– В пятницу.
– В пятницу. Пошли дальше. Что было перед этим?
Мистер Пигготт покачал головой.
– Ваши рисунки ног начинаются с правой стороны тетради или с левой? Вы можете вспомнить первый рисунок?
– Да... да... Я вижу дату наверху. Разрез лапки лягушки на правой стороне.
– Замечательно. А теперь постарайтесь вспомнить, что с левой стороны.
Молодой человек задумался.
– Там что-то круглое... цветное... Ах, да! Это же рука.
– Значит, сначала вы занимались мышцами руки, а потом перешли к ножным мышцам?
– Правильно. У меня несколько рисунков рук.
– Они относятся к четвергу?
– По четвергам я не работаю в прозекторской.
– Значит, к среде?
– Да. Наверняка, к среде. Ну, да. Я пошел в прозекторскую после того, как утром осмотрел столбнячных больных. Рисунки я сделал во второй половине дня в среду. Вспомнил! Я пошел в прозекторскую, потому что хотел их закончить. Пришлось много потрудиться... для меня необычно много. Поэтому я запомнил.
– Ну вот, вы вернулись, чтобы закончить их. А когда вы их начали?
– В предыдущий день.
– В предыдущий день. Следовательно, во вторник? Правильно?
– Я уже потерял счет дням... Среда... Да... Вторник...
– Это были руки женщины или мужчины?
– Мужчины.
– Вот видите! Неделю назад, то есть во вторник, вы занимались в прозекторской руками мужчины. Ваш шестипенсовик!
– Здорово!
– А знаете?.. Вы ведь помните гораздо больше. Вы даже сами не представляете, как много вы помните. Например, какой был тот мужчина?
– Я не видел его целиком. В тот день я немного припозднился, это я помню. Но я заранее попросил выдать мне руку, потому что руки знал хуже всего. Уоттс... это тамошний служитель... обещал оставить для меня одну.
– Вот. Вы пришли поздно и получили свою руку. Начали ею заниматься... Взяли ножницы, надрезали кожу... Она была молодая?
– Нет... Нет! Обычная кожа, как мне показалось. С черными волосами... Ну да...
– Худая, жилистая? Ни грамма лишнего жира?
– Как раз наоборот... Я даже расстроился, потому что хотел получить хорошую мужскую руку, а мне досталась какая-то недоразвитая и очень жирная.
– Этот человек не занимался при жизни физическим трудом, правда?
– Правда.
– Итак, вы разрезали руку, зарисовали ее. Там были костные мозоли?
– Нет.
– Нет, – повторил лорд Питер. – Следовательно, это была рука молодого человека? Эластичная кожа, нормальные суставы?
– Н-нет...
– Нет? Следовательно, старого человека?
– Нет. Пожилого, может быть, ревматика. Там были солевые отложения и деформированные пальцы.
– Значит, вашему трупу лет пятьдесят?
– Около того.
– А другие студенты с ним работали?
– Конечно.
– И шутили по обыкновению?
– Наверно... Ну, конечно!
– Помните что-нибудь? Кто у вас, скажем так, главный шутник?
– Томми Прингл.
– Чем он занимался?
– Не помню.
– А где он стоял?
– Возле шкафа с инструментами... Раковина С.
– А теперь попытайтесь его представить.
Пигготт рассмеялся.
– Вспомнил. Томми Прингл сказал, что Красавчик...
– Почему он назвал его Красавчиком?
– Не знаю. Но он, точно, так назвал его.
– Может быть, он и был красавчиком? Вы видели его голову?
– Нет.
– А кто работал с головой?
– Не знаю... Нет, нет, помню... Старик Фрик забрал голову себе, а Попрыгунчик Биннс злился на него, потому что старый Скряга обещал с ним поделиться.
– Понятно. А что сэр Джулиан делал с головой?
– Он позвал нас и показал кровоизлияние на шее и поврежденные нервы.
– Ну, а что Томми Прингл?
Молодой человек, смущаясь, повторил шутку Томми Прингла.
– Ну, ладно. Это все?
– Нет. Парень, который работал с Томми, сказал, что несчастный случай произошел в результате обжорства.
– Уверен, партнер Томми Прингла занимался пищеварительным трактом.
– Да. И Томми сказал, что если они так хорошо кормят в работных домах, то он тоже хочет там жить.
– Значит, этот человек жил в работном доме?
– Да. Как будто.
– А бедняки из работного дома всегда такие толстые и откормленные?
– Н-нет... Дайте подумать... Нет, Конечно.
– Значит, Томми Прингла и его приятеля удивила непохожесть этого человека на обычных обитателей работных домов?
– Да.
– И если пищеварительный тракт оказался столь показательным для молодых людей, следовательно, этот человек, скорее всего, незадолго до смерти ел?
– Да... О да... Наверняка... Вы тоже так думаете?
– Я не знаю. Это ваша епархия, – ответил лорд Питер. – По крайней мере, от их слов у вас сложилось именно такое впечатление?
– Да. Именно такое.
– Но у вас не сложилось бы такое впечатление, если бы несчастный долго болел и ел одни таблетки?
– Конечно же, нет.
– Вот видите, как много вы помните. Во вторник на прошлой неделе вы работали с мышцами руки мужчины, еврея лет пятидесяти, страдавшего ревматизмом, не занимавшегося физическим трудом, умершего почти сразу после плотного, скажем, обеда в результате удара, повлекшего за собой обильное кровотечение и повреждение нервов, и так далее. Предположительно, труп былпривезен из работного дома.