— Давайте прямо называть вещи своими именами! — сказал Пуаро. — Что еще за комедию вы вздумали тут разыгрывать?
Норман Гэйль покраснел еще больше.
— Вы говорили, небольшой маскировки достаточно, — пробормотал он.
Пуаро вздохнул, затем взял молодого человека под локоть и подвел к зеркалу.
— Взгляните на себя, — сказал он. — Вот все, о чем я прошу: взгляните на себя! Как вы думаете, кто вы? Санта Клаус, наряженный. Чтобы развлекать ребятишек? Согласен, ваша борода не белая; нет, она черная подходящий цвет для злодеев. Но зато какая борода! Ведь она небо уморит! Дурацкая борода, друг мой! И к тому же прикреплена самым неумелым и неловким образом! Теперь ваши брови. У вас что, пристрастие к фальшивым волосам? Резиновым духом тянет за несколько ярдов! А если вы воображаете, что никто не сообразит, что у вас поверх зуба наклеен кусок лейкопластыря, то вы заблуждаетесь! Друг мой, это не по вашей части, решительно не по вашей, играть какую бы то ни было роль!..
— Но я довольно много играл в любительских спектаклях... — задохнувшись, сказал Норман Гэйль.
— С трудом можно поверить. Во всяком случае, полагаю, там вам не позволяли самому гримироваться. Даже при огнях рампы ваша внешность была бы исключительно неубедительной. А на Гросвенор-сквер, да еще при дневном свете!.. Нет, mon ami, — сказал Пуаро. — Вы не комедиант. Я хочу, чтобы, глядя на вас, леди пугалась, а не помирала со смеху. Я вижу, что оскорбляю вас, говоря так. Очень сожалею, но в данном случае поможет только правда. Возьмите вот это и вот это... — Пуаро пододвинул Норману баночку с краской. — Идите в ванную, и пора кончать дурачиться.
Подавленный, Норман Гэйль повиновался. Когда через четверть часа он появился, раскрашенный яркой краской кирпичного цвета, Пуаро одобрительно кивнул:
— Tres bien. Фарс окончен. Начинаются серьезные дела. Разрешаю вам обзавестись небольшими усиками. Но, с вашего позволения, я прикреплю их сам. Вот так. Теперь расчешем волосы на пробор — вот так. Вполне достаточно. А сейчас я проверю, как вы знаете свою роль.
Он внимательно прослушал, затем кивнул:
— Хорошо. En avant, удачи вам!
— Буду надеяться. Но очень похоже на то, что я встречу там разъяренного супруга и парочку полисменов...
...На Гросвенор-сквер Гэйля проводили в небольшую комнату на первом этаже. Через одну-две минуты в комнату вошла леди Хорбари.
Норман взял себя в руки. Он не должен, положительно не должен показать, что он новичок в подобного рода делах.
— Мистер Робинсон? — спросила Сисели.
— К вашим услугам, — ответил Норман и поклонился. «Вот черт, совсем как дежурный администратор в магазине тканей», — подумал он с отвращением.
— Я получила ваше письмо, — сказала Сисели. Норман встряхнулся. «Старый глупец, — сказал он себе, — докажи, что ты умеешь играть!» Вслух он сказал довольно нагло:
— Вот именно. Ну, так как же, леди Хорбари? Нужно ли мне вдаваться в детали? Все знают, леди, каким приятным может быть, скажем, проведенный у моря конец недели. Но мужья редко с этим соглашаются. Полагаю, вы, леди Хорбари, догадываетесь, в чем именно заключаются улики? Чудесная женщина старуха Жизель! Постоянно была при деньгах! А улики против вас, леди, первоклассные; в гостинице, например. Теперь вопрос о том, кому все это больше нужно: вам или лорду Хорбари! Вот в чем вопрос. Я продавец.
Голос Нормана становился все грубее по мере того, как он входил в роль мистера Робинсона.
— Будете ли вы покупателем? Вот в чем вопрос.
— Как вы заполучили эти... улики?
— Неважно, леди Хорбари, это не относится к делу. Главное, что я добыл их.
— Я не верю вам. Покажите их мне.
— Ну уж нет! — Норман с хитрой миной покачал головой. — Я с собой ничего не принес. Я не такой уж неопытный. Вот если мы договоримся тогда другое дело. Я вам покажу их, прежде чем получу деньги! Честь по чести. Десять тысяч. Лучше фунтов, а не долларов.
— Невозможно. Я никогда не смогу раздобыть подобной суммы!
— Вы сможете сотворить что угодно, даже чудо, если пожелаете. За драгоценности вы уже не выручите того, что они стоили, но жемчуга остаются жемчугами. Послушайте, я сделаю леди уступку: восемь тысяч. Это мое последнее слово. И два дня на обдумывание.
— Говорю вам, я не смогу достать таких денег.
— Что ж, наверное, только лорд Хорбари знает, что из этого может получиться! Я уверен, что буду прав, если скажу, что разведенной жене не полагается содержание, а мистер Барраклоу, хотя он и многообещающий актер, пока что денег лопатой не загребает. Итак, обдумайте все. Помните, что я сказал. Я говорю всерьез. — Гэйль помолчал, затем добавил: — Я точно так же говорю всерьез, как говорила мадам Жизель... — Затем быстро, прежде чем окончательно растерявшаяся женщина успела ответить, покинул комнату.
— Уф! — вздохнул, переведя дух, Норман. Он вышел на улицу и вытер взмокший лоб. — Слава богу, с этим покончено.
Ровно через час дворецкий подал леди Хорбари визитную карточку:
«Мсье Эркюль Пуаро».
Она в гневе швырнула карточку на пол:
— Кто это еще? Я не могу принять его!
— Он сказал, миледи, что он здесь по просьбе мистера Раймонда Барраклоу.
— А-а! — Она помолчала. — Хорошо, пусть войдет!..
Щегольски разодетый Пуаро вошел и поклонился. Дворецкий закрыл дверь.
Сисели шагнула вперед:
— Мистер Барраклоу прислал вас?..
— Сядьте, мадам. — Тон Пуаро был мягкий, но достаточно настойчивый.
Сисели повиновалась. Пуаро занял место на стуле, рядом с ней.
Манеры его были отечески нежны, успокаивающие.
— Мадам, умоляю, смотрите на меня как на друга. Я хочу дать вам совет. Я знаю, вы в серьезной беде.
Она слабо пробормотала:
— Я не...
— Ecoutez, мадам, я не собираюсь выведывать у вас ваши секреты. Это не нужно. Я их все знаю. В том, чтобы знать, — сущность хорошего детектива.
— Детектива? — ее глаза расширились. — О! Помню... Вы были в самолете... Это вы?..
— Совершенно верно, это был я. А теперь, мадам, перейдем к делу. Как я только что сказал, я не настаиваю, чтоб вы мне доверялись. Вы ничего не будете мне рассказывать. Я буду рассказывать вам. Сегодня утром, около часа назад, у вас был посетитель. Он... кажется, его имя Браун?..
— Робинсон, — шепотом поправила Сисели.
— Все равно: Браун, Смит, Робинсон-этими именами он пользуется поочередно. Робинсон приходил шантажировать вас, мадам. Этот человек обладает определенными доказательствами... э-э... одного вашего неблагоразумного поступка. Улики эти принадлежали в свое время мадам Жизели. Теперь они попали в руки к этому человеку. Он предлагает вам откупиться от него, очевидно, за шесть-семь тысяч фунтов?
— Восемь.
— Значит, за восемь. А вы, мадам, не находите, что достать такую сумму в короткий срок затруднительно?
— Я не могу этого сделать!.. Просто не могу!.. Я уже вся в долгах. Не знаю, как мне поступить...
— Успокойтесь, мадам. Я пришел, чтобы помочь вам. Ведь я Эркюль Пуаро. Не бойтесь, положитесь на меня, я рассчитаюсь с этим мистером Робинсоном.
— Да, — резко сказала Сисели. — А сколько вы захотите?
Эркюль Пуаро поклонился:
— Я хотел бы иметь фотографию прекрасной леди, фотографию с автографом... Поверьте Эркюлю Пуаро. Мадам, мне нужна правда, только правда, ни о чем не надо умалчивать, иначе моя инициатива будет связана. Торжественно клянусь вам, что вы никогда в жизни больше не услышите о мистере Робинсоне!
— Хорошо, — утирая слезы, сказала Сисели. — Я расскажу вам все.
— Отлично. Итак, вы занимали деньги у Жизели? — Леди Хорбари кивнула. — Когда это было? Я хочу сказать, когда это началось?
— Восемнадцать месяцев назад. Я была в затруднительном положении. Я играла. Мне ужасно не везло.
— А она ссужала вам столько, сколько вам было необходимо?
— Сперва нет. Только небольшие суммы.
— Кто вас направил к ней?
— Раймонд-мистер Барраклоу. Он сказал мне, что она одалживает деньги светским женщинам.
— Впоследствии она стала больше доверять вам?
— Да. Давала мне столько, сколько я хотела. По временам казалось, что это какое-то чудо.
— Особое чудо мадам Жизели, — сухо уточнил Пуаро. — Это еще до того, как вы и мистер Барраклоу стали... э-э... друзьями?
— Да.
— Но вы опасались, как бы обо всем этом не узнал ваш супруг?
Сисели зло закричала:
— Стивен педант, формалист! Он устал от меня! Он мечтает жениться на другой... Он тотчас ухватится за мысль о разводе!
— А вы не хотите развода?
— Нет. Я... я...
— Вам понравилось ваше нынешнее независимое положение, а кроме того, вы наслаждаетесь обильным доходом. Совершенно справедливо. Les femmes, разумеется, должны следить за собой. Но продолжим. Вставал перед вами вопрос выплаты долга?
— Да, а я... я не могла выплачивать. Тогда мерзкая старуха разозлилась. Она знала обо мне и Раймонде. Она раздобыла адреса, даты... не знаю даже, что еще.
