— Вы недовольны моей работой, сэр, — горестно прошептал он. — И поделом. Этот ловкач оказался мне не по зубам. Влез в мастерскую и выкрал чертежи, а я понятия не имею, кто это такой и как он это сделал. Просто срам. Уж лучше бы меня послали на Ближний Восток.
— Да, результаты довольно плачевные, но что толку растравлять рану и бесконечно каяться. Я собираюсь побывать в мастерской. Лосс повесил там доморощенные, но весьма надежные ставни, которые каждый вечер запираются на замок. В двери английский замок, ключ от которого Лосс носит на шее. Войти можно, только просверлив дыру в дверном косяке и запустив туда проволоку. Вероятно, именно это и пытался сделать злоумышленник в ту ночь, когда его услышал Грейс. Тогда ему это не удалось, но позже, видимо, получилось. Как вам эта версия?
— Нет, сэр. Я осматривал дверь. Никаких следов взлома. А когда на Пасху все уехали на скачки, комната была опечатана.
— Значит, в мастерскую могли проникнуть до этого переполоха, когда все были не так бдительны. И этот проходимец пытался снова наведаться туда, когда Грейс его услышал. Есть возражения?
— Вряд ли, — задумчиво произнес Маркинс. — Ему пришлось достаточно попотеть, чтобы добыть материал, который он передал португальцу, и он не стал бы рисковать снова. Хватило и того, что он успел нарыть.
— Хорошо, — согласился Аллейн. — А вы кого подозреваете?
— Это могла быть сама мадам. Почему бы и нет?
— Миссис Рубрик?
— Она часто заходила в мастерскую. Стучала в дверь и спрашивала: «Может, мои пчелки уделят мне минуточку?»
Аллейн пошевелился, и его тень метнулась по стене. Сейчас половина третьего. Днем вряд ли выдастся момент поговорить с Маркинсом, да и дел у него — завтра невпроворот. У него уже есть четыре мнения о миссис Рубрик. Стоит ли выслушивать пятое? Но Аллейн все же решил выслушать и потянулся за сигаретами.
— Что вы о ней думаете?
— Эксцентричная дама.
— С большими амбициями, — чуть поразмыслив, добавил Маркинс. — Таких сейчас много. Очень часто они бездетные. Она добилась больших успехов, но ей все было мало. Способная. Знала, как добиться своего, а добившись, старалась облагодетельствовать других. Женщины ее возраста обычно бывают трех типов. У одних все в порядке. Другие ревнуют к молодым женщинам и вешаются на мужчин, особенно на молодых. Третьи с головой уходят в работу. Она принадлежала к последнему типу. Не жалела ни себя, ни окружающих. Стремилась делать карьеру и сделала ее.
Могла ли она стать вражеским агентом? Только не ради денег. У нее их было больше чем достаточно. Ради идеи? А какие нацистские идеи могли найти у нее отклик? О превосходстве немецкой нации? Возможно, но только в том случае, если бы она сама к ней принадлежала. Могла ли она пойти против своей страны и народа? Она всегда превозносила империю, хотя в наши дни это не слишком популярная тема. Любила распространяться о патриотизме.
Не знаю, как сейчас обстоят дела в Англии, сэр, я там давно не был, но сдается мне, что у нас стало меньше трескотни и больше дела. Из того, что я читал и слышал, мне показалось, что те, кто действительно работает и обеспечивает победу, более склонны к критике, чем к восхвалению. Возьмите тех англичан, кто сбежал в Штаты, когда началась война. Уж можете мне поверить, они так трепали языками, что просто диву даешься, как это здесь справились без них, когда пришлось по-настоящему туго. А уж когда заходил разговор, что мы не были готовы к войне, слишком разленились, полюбили легкие деньги и вообще почивали на лаврах, как же они возмущались! Прямо из штанов выпрыгивали! Я сам слышал, как эти люди говорили, что критиканам самое место в концлагерях и Англии не мешало бы поучиться у гестапо. Похоже, миссис Рубрик была того же поля ягода.
— Мисс Харм говорила, что она собиралась остаться в Англии и поработать.
— В самом деле? Но только на руководящих должностях, чтобы командовать. Я вот о чем думаю, мистер Аллейн. Если бы ей предложили какой-нибудь высокий пост в Рейхе после нашего поражения, как бы она поступила? Устояла или нет? Я часто задавал себе этот вопрос.
— И как же вы на него отвечали?
— Вероятность такая была. Она одна из всех членов парламента имела доступ в эту мастерскую. И могла сделать себе ключ, когда в дверь вставляли замок. Этого нельзя исключить. Чем больше она распространялась о вражеских агентах, тем чаще я задумывался: а сама она не из их ли числа? Она часто говорила, что мы без всякого опасения можем заимствовать у нацистов все положительное, что есть в их методах: патриотическое воспитание молодежи, пропаганду национализма. И всегда встречала в штыки любые критические выступления. В этом, конечно, ничего страшного нет. Таких твердолобых консерваторов достаточно много. Она набралась их идей еще до войны. И потом, она терпеть не могла евреев. Говорила, что это нация паразитов. У меня порой закрадывались подозрения, но я осаживал себя, считал, что просто спятил.
Аллейн поинтересовался, есть ли у него на миссис Рубрик что-нибудь посущественнее. Маркинс печально покачал головой. Ничего, кроме повышенного интереса к работе молодых людей, но она по натуре была любопытна. Есть и более здравое объяснение. Миссис Рубрик была членом комитета по борьбе со шпионажем и в этом качестве могла мешать вражескому агенту. Возможно, у нее возникли подозрения относительно кого-то из своих, и она выдала себя. Она была не слишком осмотрительна. Вот вам и мотив убийства.
— Да, — сухо отозвался Аллейн. — Именно поэтому капитан Грейс считает, что это вы ее убили.
Маркинс мстительно заметил, что капитан Грейс и сам не вполне благонадежен.
— При его глупости от него можно ждать чего угодно, — возмущенно прошептал он. — А его прошлое? Учился в Гейдельберге. Но вид у него не слишком ученый. А как насчет того, что он симпатизирует нацистам? Может, я и дурак, но уж это хорошо разглядел.
— Надеюсь, вы шутите, — улыбнулся Аллейн.
— Безмозглый тип, — упрямо повторил Маркинс.
— Есть еще один момент, — продолжил Аллейн. — Мы должны знать, что входило в задачу агента. Только передача чертежей, или у него были и другие цели? Например, собрать информацию о работе миссис Рубрик в комиссии по борьбе со шпионажем, что не требует материальных свидетельств. Достаточно тайного радиопередатчика, этого неизменного орудия шпионов.
— Мне ли об этом не знать, — усмехнулся Маркинс. — В этих горах спрятать его ничего не стоит.
— Но он должен быть в пределах досягаемости. В случае радиопередатчика шпион должен выходить на связь в определенное время, когда вражеский корабль находится достаточно близко от здешних берегов. В протоколах указано, что под видом поисков миссис Рубрик здесь тщательно прочесали местность. Даже притащили машину с радиолокатором и прощупали все русло реки. И вы принимали в этом участие.
— Да, я сопровождал этих парней. Они попросили меня показать им усадьбу. Что мне оставалось делать? Только заткнуться и как дураку таскаться за ними. А я ведь и сам в этом деле спец. Нет в этом мире справедливости!
— И покоя тоже нет, — заметил Аллейн, подавляя зевоту. — Через три часа мы оба должны появиться внизу с лицами, сияющими свежестью. Я несколько не в форме, а вы как-никак на работе. Думаю, нам пора закругляться.
Маркинс тотчас же поднялся и, слегка склонив голову, принял вид примерного слуги.
— Вам открыть окно, сэр? — спросил он.
— Сделайте милость и еще откройте шторы. Я задую свечу. У вас ведь есть фонарик?
— Мы здесь не очень-то беспокоимся о затемнении, мистер Аллейн.
Шторы, звякая кольцами, раздвинулись, и в стене возник сероватый прямоугольник. В комнату, холодя лицо, ворвался воздух с гор. Аллейн загасил свечу. Послышались шаги Маркинса, семенящего к двери.
— Маркинс, — тихо окликнул его Аллейн.
— Да, сэр?
— А ведь есть еще один вариант. Вы ведь его не исключали?
Последовало долгое молчание.
— Он, может, и несет всякую заумь, — прошептал Маркинс, — но парень он стоящий.
Дверь скрипнула, и Аллейн остался один. Вскоре он уже спал.
Поставив свой внутренний будильник на пять часов утра, Аллейн проснулся именно в это время. В доме уже чувствовалось движение. Где-то за окном прокукарекал петух, и его голос эхом раскатился в темноте. Из-за угла дома появился человек и громко затопал по дорожке мимо террасы. Он нес жестяное ведро, позвякивающее в такт его шагам, и громко насвистывал. Со стороны бараков, где жили работники, послышался дружный лай овчарок, звучавший по-особому звонко в холодном предрассветном воздухе. Потом раздался звук топора, отрывистый разговор, и сразу же потянуло приятным душистым дымком. За окном, в истончающейся темноте, забрезжило слабое обещание света, и вскоре на фоне неба появился розоватый горный пик, сияющий первозданной чистотой. Это встречал зарю Пронзающий Облака.
