Мысли Шарлотты побежали быстрее. Что он имеет в виду? Еще одно убийство? Совершенное, возможно, любовником? Или Отилия умерла, вынашивая незаконного ребенка, или даже, что еще хуже, в результате неумело проведенного аборта? Может быть, ее нашли в каком-то ужасном месте — в спальне мужчины или даже в борделе?
Возможно ли, чтобы девушка столь юного возраста умерла от некоей неприличной, постыдной болезни?
Пожалуй, нет. Смерть от такой болезни наверняка была бы медленной и долгой и растянулась бы на месяцы и даже годы, разве нет?
Но что, если кто-то узнал, что девушка таки заразилась чем-то и семья без лишнего шума устранила источник возможного скандала, пока следы позора не проступили со всей очевидностью?
Грязные, непристойные мысли, но разве такое не могло случиться? И разве за такое не могли убить? Если Мина проболталась, сказала лишнее, дала понять, что знает что-то…
Эмили снова вступила в разговор, стараясь вытянуть побольше подробностей и не показаться при этом обычной сплетницей. Оставив тему Отилии Чаррингтон, продолжение которой было бы бестактностью, они принялись обсуждать Теодору фон Шенк.
— Конечно, загадки — это всегда повод для слухов. — Подготовленная матерью и сестрой, Эмили с умным видом кивнула головой. — Они неизбежны. Я ни в коей мере не могу винить Мину. Признаться, мне и самой интересно, каким образом Теодоре удалось поправить свое положение. Согласитесь, объяснения этому нет? — Она подалась вперед, вопросительно глядя на Спенсер-Брауна. — Людям свойственно задавать вопросы и искать ответы. Вам не нужно переживать из-за этого.
Шарлотта даже покраснела от стыда за сестру, но к стыду примешивалась и некоторая гордость — какая же она все-таки ловкая.
Устоять перед соблазном Олстон не смог.
— О да, именно в этом Мина и была особенно проницательна, — с печальным удовлетворением сказал он. — Она не распространялась, держала все при себе и никому не желала зла. Но видела многое, и я лично считаю, что она знала правду — о многом! — Мистер Спенсер-Браун откинулся на спинку кресла, самодовольно поглядывая на женщин.
Эмили уставилась на него с нескрываемым восхищением.
— Вы действительно так думаете? Знаете, она ведь и словом ни о чем не обмолвилась. Такая сдержанность достойна восхищения!
Отвратительная, недостойная мысль зародилась в голове Шарлотты, и не обращать на нее внимания было невозможно. Смущенная собственной бесцеремонностью, она наклонилась вперед.
— Должно быть, Мина была очень наблюдательная и очень многое видела.
— О да, — кивнул Олстон. — Видела она многое. Боюсь, по большей части это проходило мимо меня и о чем-то я даже не подозревал. — Накатившие вдруг воспоминания потрясли его чувством вины — возможно, именно собственная слепота помешала ему предотвратить трагедию. Если бы только он видел и понимал, то и Мина, может быть, была бы сейчас жива. Все это явно проступило на его лице: уголки рта опустились, взгляд ушел в сторону, в глазах блеснули слезы.
Это было невыносимо. И пусть даже Шарлотта думала, что знает правду, и пусть сожаление и сочувствие смешивались в душе ее со злостью, она все же подалась вперед и осторожно тронула Олстона за руку.
— Как вы уже заметили и как все мы уже знаем, Мина не собирала сплетни и была слишком умна, чтобы делиться своими наблюдениями. Я нисколько не сомневаюсь, что вы — единственный, кому известно о ее… наблюдениях.
— Вы так думаете? — Он посмотрел на нее с надеждой на прощение за свою слепоту. — Мне бы очень не хотелось думать, что она… сплетничала. Такое допускать нельзя.
— Конечно, — заверила его Шарлотта. — Мама, Эмили, вы разве не согласны?
— Да, да, — ответили те, хотя Шарлотта и видела — мать и сестра не вполне понимают, с чем именно они соглашаются.
Она поднялась. Зная теперь то же, что знал и Олстон, Шарлотта не видела смысла задерживаться, произносить никому не нужные слова соболезнования, тем более что никаких искренних чувств за ними не было, если не считать самых общих, обезличенных.
Эмили, однако, осталась на месте.
— Вам нужно поберечь себя, — глядя Олстону в глаза, сказала она. — Какое-то время лучше не выходить вообще. Это было бы сочтено неуместным, а вы ведь, я уверена, этого не хотите. — Эмили прекрасно знала свои общественные обязательства. — И ни в коем случае не позволяйте себе заболеть.
Кэролайн напряглась, сжав пальцами подлокотники кресла, и взглянула на Шарлотту. Та и сама насторожилась — неужели Эмили намекает на еще одно убийство?
Глаза у Олстона расширились, печаль сменилась откровенным страхом.
Прежде чем кто-либо успел подобрать слова, которые ослабили бы возникшее напряжение, заглянувшая в комнату горничная объявила очередного посетителя, мсье Аларика. Желает ли мистер Спенсер-Браун принять гостя?
Олстон пробормотал что-то неразборчивое, что горничная приняла за согласие, и через секунду — в повисшей тишине Шарлотта успела взглянуть на Эмили, но не решилась посмотреть на Кэролайн — в гостиную вошел Поль Аларик.
— Добрый день… — Гость замялся; очевидно, горничная не предупредила его о присутствии трех женщин. — Миссис Эллисон, миссис Питт. — Он повернулся к Эмили, но прежде чем успел продолжить, Олстон вспомнил о своих обязанностях хозяина и с некоторым даже облегчением поспешил их исполнить.
— Леди Эшворд, позвольте представить мсье Поля Аларика. — Он повернулся к Аларику. — Леди Эшворд — младшая дочь миссис Эллисон.
Аларик коротко взглянул на Шарлотту и с полной серьезностью взял предложенную Эмили руку.
— Леди Эшворд, рад вас видеть. Надеюсь, вы здоровы?
— Вполне, спасибо, — холодно ответила Эмили. — Мы заглянули к мистеру Спенсер-Брауну выразить свое сочувствие, а поскольку уже сделали это, позвольте удалиться, дабы избавить вас от необходимости вести с нами любезные разговоры. — Она грациозно поднялась и одарила гостя улыбкой, не выражавшей ничего, кроме хороших манер.
Шарлотта тоже встала.
— Идем, мама. Может быть, мы еще зайдем к миссис Чаррингтон? Мне она так понравилась.
Но Кэролайн осталась сидеть.
— Дорогая, если мы уйдем прямо сейчас, мсье Аларик может счесть это неучтивостью. У нас еще есть время для других дел.
Сестры озабоченно переглянулись, поняв, что столкнулись с опасным упорством, и вместе повернулись к матери.
— Уверена, мсье Аларик ничего плохого о нас не подумает. — Эмили мило ему улыбнулась. — Мы ведь уходим не потому, что не желаем оставаться в обществе мсье Аларика, а чтобы не докучать своим присутствием мистеру Спенсер-Брауну. Думать нужно в первую очередь о других, а не о себе, так ведь, Шарлотта?
— Конечно, — быстро согласилась та. — Думаю, в трудное время мне было бы особенно дорого общество близких людей моего же пола. — Она тоже повернулась и улыбнулась французу, с некоторым беспокойством отметив, что он пристально и немного озадаченно смотрит на нее.
— Как ни лестно это для моего тщеславия, мне трудно поверить, что найдется мужчина, который предпочтет мое общество вашему, — произнес он бархатным голосом, но было ли то иронией или же только шуткой, Шарлотта определить не смогла.
— Тогда, может быть, лучше понемногу и одного, и другого? — предложила она, вскинув брови. — Даже сладчайшее приедается через какое-то время, и человеку хочется перемен.
— Сладчайшее, — пробормотал Аларик, и теперь она точно знала, что он смеется над ней, хотя на его лице это никак не отражалось и никто, кроме нее, ничего такого не заметил.
— Не говоря уж о горьком, — сказала Шарлотта.
Олстон за разговором не поспевал, но радушие и хорошие манеры помогли ему справиться с растерянностью.
— Я вовсе не желаю, чтобы кто-то из вас уходил. — Он широко развел руками, словно желая обнять всех своих гостей. — Пожалуйста, останьтесь. Вы так добры.
Кэролайн тут же согласилась, и сестрам ничего не оставалось, как снова сесть и постараться завести новый разговор.
Задачу им облегчила Кэролайн. До последнего момента она держалась как бы в сторонке, выражая сочувствие вежливо и молча, но тут вдруг вспыхнула и засияла с такой интенсивностью, что ее ощутили все присутствующие.
— Мы убеждали мистера Спенсер-Брауна позаботиться о себе, — сказала она, переводя взгляд с Олстона на Аларика. — Печалясь о любимом человеке, так легко забыть о себе. Думаю, вы сможете помочь ему лучше, чем мы.
— Я для того и пришел, — сказал Аларик. — Появляться в обществе вам, конечно, нельзя, но и оставаться одному в доме невыносимо. — Он повернулся к Олстону. — Я подумал, может быть, вам захочется покататься в экипаже. Приятная прогулка, если погода выдастся хорошая, и встречаться ни с кем не потребуется.
— Думаете, стоит? — засомневался Олстон.
