В крошечной гостиной статная дама и ее гость обменялись долгим, настороженным взглядом.
– Мистер Тодхантер, – неторопливо, со значением начала миссис Фарроуэй, – думаю, мне следует быть с вами откровенной. Другой возможности может не найтись. Я думаю… нет, я уверена: вы знаете, кто застрелил мисс Норвуд. И… боюсь, я тоже знаю.
У мистера Тодхантера ухнуло вниз сердце, а голос его, когда он заговорил, к собственному его неудовольствию, прозвучал хрипло, как крик вороны:
– И что же вы намерены предпринять?
– Ничего.
– Ничего?
– Да. Мне известно лишь – в официальной версии! – что мы с Фелисити провели вчерашний вечер здесь и, на удачу, – миссис Фарроуэй мрачно усмехнулась, – не выпускали друг друга из виду, пока не улеглись спать в половине двенадцатого. Это все, что я знаю.
– А больше ничего и не нужно, – столь же многозначительно проговорил мистер Тодхантер. – Благодарю вас. И…
– Да?
Повернув голову, он устремил взгляд на окно.
– Кто бы это ни сделал и по какой бы причине… не судите его строго, миссис Фарроуэй.
По лицу миссис Фарроуэй промелькнуло удивление. Потом она кивнула.
– Не буду. Кто я такая, – добавила она тихо, – чтобы судить?
Опасаясь того, что сцена станет слишком эмоциональной, мистер Тодхантер живо отвернулся от окна.
– Ах да! – воскликнул он, стараясь говорить как можно непринужденнее. – Еще одно. У вас, случайно, нет здесь револьвера?
– Револьвера? – растерялась миссис Фарроуэй. – Да, как раз есть. Винсент принес…
– Я могу взглянуть на него? – перебил мистер Тодхантер. – В любую минуту сюда может явиться полиция, и…
– Сейчас принесу, – заметно побледнев, ровным голосом сказала миссис Фарроуэй и спокойно вышла из комнаты.
Минуты три спустя она вернулась с оружием. Мистер Тодхантер взял его с осторожностью, но револьвер оказался не заряжен. Он вынул из кармана свой и сравнил их. Оба были армейские, фирмы «Фримен и Стерлинг», неотличимые совершенно. Мистер Тодхантер испустил вздох облегчения.
– Откуда у вас второй? – удивилась миссис Фарроуэй.
– Это мой, – лаконично ответил мистер Тодхантер.
Миссис Фарроуэй отошла к окну. Атмосфера сгустилась; мистеру Тодхантеру стало не по себе.
– Винсент говорит, что лучшая защита – ничего не знать, – негромко произнесла она. – Ничего не видеть, ничего не слышать, ничего не помнить.
– Винсент? – переспросил мистер Тодхантер. – А, так он звонил вам!
– Нет, заходил. С час назад. Разве я не говорила? Он тоже был ею увлечен, как вы знаете, но теперь это сойдет на нет, слава Богу. Понятно, что он чрезвычайно взволнован. Несколько раз повторил, что несет ответственность за… за ее смерть.
– Ответственность? – нахмурился мистер Тодхантер.
– Полагаю, он говорит об ответственности моральной. То есть не будь он замешан в этом деле, ее бы не убили – примерно в таком духе.
– Значит, он не знает, кто… мм… застрелил ее? – забеспокоился мистер Тодхантер.
Миссис Фарроуэй помедлила с ответом.
– Догадывается, – наконец выговорила она.
– Было бы лучше, если бы он не знал наверняка, – пробормотал мистер Тодхантер, – при таких обстоятельствах…
Миссис Фарроуэй кивнула:
– Гораздо лучше.
У мистера Тодхантера возникло ощущение, что между слов они поговорили о многом. Он вытащил свой платок, протер лысину. Ситуация была тягостная. Но в конце концов, когда решаешься на убийство, не стоит рассчитывать, что дела потом пойдут как по маслу.
Молчание, которое становилось мучительным, прервал звонок, прозвучавший от входной двери.
С мыслью о полиции собеседники испуганно переглянулись. Миссис Фарроуэй поспешила к двери. Мистер Тодхантер, поддавшись смутному инстинкту утаивания, рассовал револьверы по карманам, которые заметно оттопырились, и попытался придать лицу невинное выражение.
Из холла послышались голоса, дверь гостиной открылась.
– Это Винсент, – объявила миссис Фарроуэй.
Винсент Палмер, внушительный и самоуверенный, как всегда, но сегодня откровенно расстроенный, вошел в комнату вслед за ней. Взгляд его упал на съежившегося мистера Тодхантера.
– Кто этот человек? – требовательно спросил он.
Миссис Фарроуэй объяснила, что мистер Тодхантер – друг ее мужа.
– Мы как-то уже встречались, – добавил мистер Тодхантер, – если помните, у… – И сконфуженно умолк, сообразив, что про ту встречу лучше не вспоминать.
– Помню. Что вы тут делаете?
– Винсент, уймитесь, – спокойно вмешалась миссис Фарроуэй. – Мистер Тодхантер пришел узнать, не нужна ли нам помощь.
– Не нужна. Нам придется справляться самим. Я весьма сожалею, мистер Тодхантер, но…
– Довольно, Винсент, – произнесла миссис Фарроуэй так невозмутимо и властно, что мистер Тодхантер взглянул на нее с восхищением. Похоже, она и впрямь привыкла командовать неуправляемыми дамскими комитетами. – Лучше скажите, почему вы вернулись так быстро?
Молодой человек, усмиренный, но не смирившийся, метнул в гостя враждебный взгляд.
– Я пришел за… за…
– За револьвером? Он у мистера Тодхантера. – И миссис Фарроуэй поспешила предотвратить грозу, предсказанную тут же нахмурившимся челом зятя. – Винсент, прошу вас! Мистер Тодхантер считает, что разумней…
Гроза все-таки разразилась – с приглушенными, но раскатами грома.
– Плевать я хотел на то, что считает мистер Тодхантер! Рекомендую мистеру Тодхантеру держать и свои соображения, и себя где-нибудь подальше отсюда. Отдайте мой револьвер!
– Ну конечно, конечно, – готовно закивал мистер Тодхантер, который помнил, что положил свой револьвер в правый карман… или в левый? Нет, в правый, а чужой в левый. И он вытащил тот револьвер, что оттопыривал его правый карман, – но тут вспомнил, что перед обменом следует убедиться, что у Винсента есть надежное алиби. – Только прошу вас, сначала ответьте мне, – не обращая внимания на угрожающе протянутую к нему руку, сказал он. – Это важно. Где вы были вчера между девятью и десятью вечера?
– В газетах пишут, – вмешалась миссис Фарроуэй, – что смерть наступила предположительно между без четверти девять и четвертью десятого.
– Хорошо, – принял поправку мистер Тодхантер, – с половины девятого до половины десятого?
Молодой человек так растерялся, что снизошел до ответа:
– Я… я был дома.
– И можете доказать это? – допытывался мистер Тодхантер.
– Думаю, да, – кивнул его собеседник. – Мы были вдвоем с женой.
– Кто-нибудь может это подтвердить?
– Нет, никто. У горничной был выходной. Мы ужинали вдвоем.
– Может, после ужина вы сидели в саду… или где-то еще, и вас могли видеть?
– Нет, мы не выходили из дому… Постойте, к чему вы клоните? Послушать вас, так меня могут заподозрить!
– Заподозрить могут всех, – потеряв всякое терпение, отрезал мистер Тодхантер. – Экий вы бестолковый! Неужели вы этого не понимаете? И вас, и кого угодно – причем вас даже скорей, чем других, если ваши выходки выйдут наружу. Знаете, вряд ли я один видел вас на выставке цветов в Челси.
– На выставке… в Челси? – запинаясь, переспросил мистер Палмер.
– Именно там. Что ж, пожалуй, ваше алиби не хуже любого другого. Так и быть, возвращаю вам ваш револьвер. Однако я дам вам совет, юноша: не вздумайте разговаривать с полицейскими так, как говорили со мной. Только и добьетесь, что настроите их сразу против себя. Миссис Фарроуэй, позвольте откланяться. Если понадоблюсь, я весь к вашим услугам. И знаете, этот молодой человек прав в том, что касается линии поведения. Хорошо бы он тут, под вашим крылом, усвоил себе, что он также ничего не знал, ничего не видел и ничего вспомнить не может.
И мистер Тодхантер, выполняя то, за чем явился с этим визитом, вручил молодому человеку совсем не тот револьвер, а молодой человек, нимало не усомнившись, принял его, как собственный, и даже не позаботился осмотреть.
Весьма довольный собой, мистер Тодхантер эффектно удалился со сцены.
Жаль, конечно, что миссис Фарроуэй узнала правду, – а она узнала, в этом сомнений не было, – но мистер Тодхантер не сомневался, что она его не выдаст.
2
Убийство меняет умонастроение человека. Переступив эту черту, человек становится просто неузнаваем. Может статься, именно в эту ловушку попалось столько убийц: они не могли предвидеть, в какую личность преобразятся. Все направление их мыслей и чувств претерпевает внезапный перелом, и некоторое время они совсем сбиты с толку.
Мистер Тодхантер не считал, что совершил убийство; в глубине души он знал очень твердо, что никакого убийства не совершал. Ведь не придет же кому в голову назвать убийцей профессионального палача. И все-таки, хотя мистер Тодхантер неделями привыкал к самой идее убийства, хотя проработал в уме все детали, и не один раз, а сотню, так что, можно сказать, вид настоящей крови ничего уже не добавил к тому, что рисовало ему воображение, теперь, когда дело было сделано, беспокойство одолевало его еще сильнее, чем прежде.
