— Говорят вам, что никто не мог желать ее смерти. Если говорить честно, я не считаю ее умной женщиной Она всегда ужасно беспокоится о своем здоровье, никогда не знает, что она хочет, все время меняет свои желания, хочет одного, другого, третьего, а когда добивается этого, еще и недовольна. Не могу понять, почему все так ею восхищаются! Джейсон всю жизнь был просто без ума от нее! Удивительно, не правда ли? Но это так. Все ее обожают, готовы ради нее пожертвовать самым дорогим. А она дарит им свою печальную, нежную улыбку и благодарит! И этого им вполне достаточно, чтобы чувствовать себя совершенно счастливыми. Решительно не понимаю, как это ей удается! Вам лучше вовсе выбросить из головы мысль, что кто-то пытался убить ее.
— Я был бы рад последовать вашему совету, но, к сожалению, не могу, ибо это случилось.
— Что случилось? Никто же ведь не убил Марину Грегг.
— Нет, но была совершена попытка убить ее.
— Я этому не верю! Я уверена, что если есть на свете хотя бы один человек, который желал бы убить ту несчастную женщину, то именно он и убил! Очевидно, кто-то унаследовал после ее смерти целое состояние!
— У нее не было состояния, мисс Брустер.
— О, тогда могла быть какая-нибудь другая причина. Во всяком случае, на вашем месте я не особенно беспокоилась бы о Марине. У нее всегда все в порядке!
— Так ли? Она не показалась мне очень уж счастливой.
— О, это потому, что она так мнительна и ко всему относится чересчур серьезно. К неудачным любовным историям. К своей неспособности иметь детей.
— У нее было, кажется, несколько приемных детей, не так ли? — спросил Дэрмот, вдруг вспомнив о настоятельной просьбе мисс Марпл.
— Когда-то да, я помню. Не знаю, зачем она это сделала. Впрочем, она часто импульсивно совершает глупости, а потом жалеет о них.
— Что случилось с этими детьми?
— Понятия не имею. Через некоторое время они как-то незаметно исчезли. Очевидно, она просто устала от них, как от всего другого.
— Понимаю, — произнес Дэрмот Крэддок.
Следующий адрес — «Дорчестер», номер 190.
— Итак, старший инспектор… — Ардвик Фенн взглянул на карточку в своей руке.
— Крэддок.
— Чем могу быть полезен?
— Надеюсь, вы не будете возражать, если я задам вам несколько вопросов?
— Отнюдь. По поводу этого несчастья в Мач-Бенхэме или, если быть точнее, в Сент Мэри Мид?
— Да, совершенно верно. В Госсингтон-холле.
— Не понимаю, как Дл «ейсону Радду пришло в голову купить этот дом! Повсюду столько прекрасных георгианских домов и даже времен королевы Анны, а Госсингтон-холл — это же чисто викторианский особняк. Что в нем привлекательного?
— Некоторых в нем привлекает его викторианская устойчивость.
— Устойчивость? Хм, да, в этом что-то есть. Марина, я полагаю, постоянно ощущает тягу к стабильности. Это то, чего у нее самой, бедняжки, никогда не было. Может быть, это место ее хотя бы немного удовлетворит.
— Вы хорошо ее знаете, мистер Фенн?
Ардвик пожал плечами.
— Ну, видите ли… Не знаю даже, как вам ответить. В свое время я знал ее очень хорошо. Вдоль и поперек, так сказать.
Он замолчал. Крэддок оценивающе посмотрел на него. Мощная фигура, смуглое лицо, проницательные глаза за толстыми стеклами очков, тяжелый подбородок.
— Я читал в газетах, — между тем продолжал Ардвик Фенн, — что вроде бы эту миссис… как ее?.. отравили по ошибке? Что яд предназначался Марине. Верно?
— Да. Яд был брошен в коктейль Марины Грегг. Она передала его миссис Бедкок, когда та пролила свой.
— Да, это кажется вполне убедительным. Я, правда, не могу поверить, будто кто-то хотел отравить Марину. Тем более, что там не было Линетт Браун.
— А это кто такая? — удивленно спросил Крэддок.
Ардвик Фенн усмехнулся.
— Если Марина не сможет выступать в своей нынешней роли, ее получит Линетт Браун, а для нее это означает очень многое. Но вряд ли она могла подослать к Марине какого-нибудь своего сообщника с ядом. Это было бы слишком мелодраматично.
Крэддок покачал головой.
— Весьма неправдоподобно.
— Ах, чего только женщины не сделают из честолюбия! — возразил вдруг Ардвик. — И потом, не исключено, что Марину хотели не убить, а просто временно вывести из строя.
— Это была смертельная доза.
— Однако же возможны ошибки.
— Вы действительно так думаете?
— Нет. Это только предположение. У меня пока нет никакой обоснованной теории.
— Марина Грегг была очень удивлена, увидев вас?
— Да, это было для нее приятной неожиданностью. — Он засмеялся. — Сначала даже глазам своим не хотела верить. Она меня очень мило встретила, должен признаться.
— Вы долго не виделись?
— Примерно лет пять-шесть.
— А до этого вы были очень близкими друзьями, так?
— Вы на что намекаете, инспектор Крэддок?
Его голос почти не изменился, но в нем появилось нечто, напоминавшее угрозу. Дэрмот внезапно почувствовал, что при определенных обстоятельствах этот человек может быть опасен.
— Очень хотел бы знать, — продолжал Ардвик Фенн, — что вы имеете в виду?
— Постараюсь объяснить, мистер Фенн. Мне необходимо знать, в каких отношениях с Мариной Грегг был каждый, присутствовавший у нее на приеме. Относительно вас я узнал, что в годы, о которых мы сейчас говорим, вы были безумно влюблены в Марину.
Ардвик Фенн пожал плечами.
— У каждого в жизни бывает безрассудная страсть, инспектор. К счастью, все это преходяще.
— Говорили, что она отвечала вам взаимностью, а затем внезапно отказала вам, и вы были очень возмущены этим.
— Говорили… говорили! Вы что, прочитали об этом в «Интимной жизни кинозвезд»?
— Нет, мне об этом сказали хорошо информированные и компетентные люди.
Ардвик Фенн откинул голову, выпятив вперед бычью шею.
— Да, она отказала мне, это верно. Она всегда была великолепной и очень привлекательной женщиной, да и теперь почти не изменилась. И все же не следует думать, что я был взбешен ее отказом. Мне, конечно, никогда не нравилось, когда мне перечили, и большинству людей, которые пытались поступать так, пришлось впоследствии пожалеть об этом. Однако этот принцип применялся мною исключительно в деловой жизни.
— Насколько мне известно, вы использовали свое влияние, чтобы не дать ей сняться в одном телевизионном фильме, режиссером которого вы были?
Ардвик насмешливо фыркнул.
— Она не подходила для той роли. В эту картину были вложены мои средства, и мне не хотелось их потерять. Все это, поверьте, касалось чисто деловых вопросов.
— Но сама М?.рина Грегг, вероятно, думала иначе?
— Безусловно. Она все приняла на свой счет и восприняла это как личную месть с моей стороны.
— Она заявляла тогда своим друзьям, что боится вас.
— Вот даже как? Все это как-то по-детски. Я думаю, она хотела раздуть из этого сенсацию.
— Значит, на самом деле у нее не было причин опасаться вас?
— Разумеется нет. Какое бы личное разочарование я ни перенес, я вскоре его преодолел. Думаю, женщины не должны мешать работе.
— Весьма разумная мысль, мистер Фенн.
— Я тоже так считаю.
— Вы хорошо знакомы с киномиром?
— У меня обширные деловые контакты.
— Следовательно, вы должны его отлично знать.
— Возможно.
— Не могли бы вы указать на человека, который относился бы с такой неприязнью к Марине Грегг, что ждал ее смерти?
— Таких людей, вероятно, множество, но этого еще недостаточно для убийства. Вот если бы для этого достаточно было только нажать на кнопку, то желающих было бы немало.
— Вы были там в тот вечер, видели ее и говорили с ней. Не можете ли вы предположить — только предположить, понимаете, я не требую от вас ничего, кроме догадки, — кто среди присутствующих там гостей мог отравить коктейль Марины Грегг?
— Мне не хотелось бы отвечать на этот вопрос.
— Следует ли это понимать, что вы кого-то подозреваете?
— Нет, мне нечего сказать по данному вопросу. И больше, старший инспектор Крэддок, вы от меня ничего не добьетесь.
Дэрмот Крэддок взглянул на последний адрес в своей записной книжке. Он уже дважды звонил туда по телефону, но никто не подходил. Он позвонил в третий раз, но безрезультатно. Пожав плечами, он встал и решил съездить туда сам.
Фотостудия Марго Бейс находилась в глухом переулке за Коуртроуд, Тоттенхэм. На фасаде дома была только табличка с именем. Зайдя в темную парадную, Крэддок ощупью поднялся на второй этаж. Там ему бросилась в глаза большая вывеска: «Марго Бенс. Художественная фотография. Добро пожаловать!»
Крэддок открыл дверь и вошел. В небольшой приемной было пусто. Он постоял с минуту в нерешительности, затем нарочито громко кашлянул. Так как на кашель никто не отозвался, он громко спросил:
