— Должно быть, человек смелый.
— Если бы дело не было странное, нам не пришлось бы просить вас выяснить его, — сказал м-р Алек. — Что же касается вашего предположения, что вор обокрал дом прежде, чем накрыл его Вильям, то я считаю его вполне нелепым. Разве мы не заметили бы беспорядка в доме и не хватились бы похищенных вещей?
— Это зависит от того, какие вещи пропали, — сказал Холмс. — Вы должны помнить, что мы имеем дело с каким-то совершенно необычным вором. Например, вы помните, что он унес у Эктона?.. Пучок веревок, пресс-папье и еще какие-то пустяки.
— Мы вполне отдаемся в ваше распоряжение, м-р Холмс, — сказал старик Кённингэм. — Все, что укажете вы или инспектор, будет исполнено.
— Во-первых, — сказал Холмс, — мне бы хотелось, чтобы вы предложили награду лично от себя — когда еще полиция определит сумму! — а эти вещи нужно делать как можно скорее. Я набросал заявление; может быть, вы согласитесь подписать его. Я думаю, пятидесяти фунтов будет достаточно.
— Я охотно дал бы и пятьсот, — сказал Кённингэм, беря лист бумаги и карандаш, поданный Холмсом. — Но здесь есть неточность, — прибавил он, взглянув на объявление.
— Я несколько торопился, когда писал.
— Видите ли, вы пишете: «Так как в среду, около трех четвертей первого, была сделана попытка…» и т. д. На самом же деле было три четверти двенадцатого.
Мне было досадно за сделанную ошибку, так как я знал, как это будет неприятно Холмсу. Он отличался точностью в передаче фактов, но только что перенесенная им болезнь, очевидно, потрясла его, и этой маленькой случайности было для меня достаточно, чтобы видеть, что он еще не вполне поправился. Он сам сконфузился на минуту, инспектор поднял брови, а Алек Кённингем громко захохотал. Но старый джентльмен исправил ошибку и отдал Холмсу бумагу.
— Отдайте ее напечатать как можно скорее, — сказал он. — Мне кажется, это превосходная идея.
Холмс аккуратно положил объявление в записную книжку.
— А теперь, — сказал он, — право, хорошо бы нам всем пройтись по дому и убедиться, не утащил ли чего-нибудь этот несколько полоумный грабитель.
Прежде чем войти в дом, Холмс осмотрел взломанную дверь. Очевидно, было всунуто долото или крепкий нож, чтобы выдвинуть замок обратно.
— У вас, стало быть, нет засова? — спросил он.
— Мы не находили его нужным.
— Вы не держите собаки?
— Держим; но она на привязи по другую сторону дома.
— Когда прислуга ложится спать?
— Около десяти.
— Вероятно, и Вильям ложится в то же время?
— Да.
— Странно, что он не спал именно в эту ночь. Теперь я был бы очень рад, если бы вы были так добры и проводили нас по дому, м-р Кённингэм.
Коридор, вымощенный плитами, с выходящими в него кухнями, вел к деревянной лестнице, поднимавшейся в первый этаж. Он выходил и на противоположную площадку, с которой начиналась другая, более нарядная лестница, ведшая в парадную переднюю. На эту площадку выходили двери гостиной и нескольких спален, в том числе и спальни м-ра Кённингэма и его сына. Холмс шел медленно, внимательно приглядываясь к архитектуре дома. По выражению его лица я видел, что он напал на горячий след, но никак не мог себе представить, куда приведет его этот след.
— Любезный сэр, — сказал м-р Кённингэм с некоторым нетерпением, — право же, все это совершенно бесполезно. Моя комната там, где оканчивается лестница, а за ней идет комната сына. Предоставляю вам судить, мог ли вор забраться сюда, не потревожив нас.
— Кажется, придется вернуться и искать нового следа, — заметил сын с несколько злобной улыбкой.
— Попрошу вас потерпеть еще немного. Вот, например, мне хотелось бы знать, как далеко можно видеть из окон спален. Это, насколько я понял, спальня вашего сына, — прибавил он, отворяя дверь, — а это уборная, где он сидел и курил, когда началась тревога. Куда выходит ее окно?
Он прошел через спальню, отворил дверь и окинул взглядом следующую комнату.
— Надеюсь, вы довольны теперь? — спросил м-р Кённингэм с досадой в голосе.
— Благодарю вас; кажется, я видел все, что нужно.
— Тогда, если это действительно необходимо, мы можем пройти в мою комнату.
— Если вас это не затруднит.
Мировой судья пожал плечами и провел нас в свою комнату, очень просто убранную. В то время, как мы подходили к окну, Холмс отстал от остальных так, что он и я шли последними в нашей группе. В ногах у кровати стоял маленький столик, а на нем тарелка с апельсинами и графин с водой. В ту минуту, как мы подошли к нему, Холмс, к несказанному моему изумлению, нагнулся вперед и преспокойно опрокинул столик. Графин разлетелся вдребезги, а фрукты покатились во все стороны.
— Ах, Ватсон, что вы наделали? — хладнокровно заметил Холмс. — В какой вид вы привели ковер?
Я нагнулся в смущении и стал подбирать фрукты, поняв, что мой товарищ по какой-то известной только ему причине желал, чтобы я взял вину на себя. Другие последовали моему примеру и поставили столик на ножки.
— Ах! — крикнул инспектор. — Куда же он девался?
Холмс исчез.
— Подождите минутку, — сказал Алек Кеннингэм. — По-моему, он спятил с ума. Отец, пойдем посмотрим, куда он девался.
Они выбежали из комнаты. Инспектор, полковник и я в недоумении переглядывались между собой.
— Честное слово, я склонен разделить мнение мистера Алека, — сказал инспектор. — Может быть, это следствие болезни, но мне кажется, что…
Внезапный возглас: «На помощь! На помощь! Убьют!» прервал его речь. С ужасом я узнал голос моего друга и выбежал, как безумный, на площадку. Крики, перешедшие в хриплый стон, неслись из комнаты, в которую мы заходили раньше. Я влетел сначала в нее, а потом в смежную уборную. Оба Кённингэма навалились на лежавшего на полу Холмса. Младший душил его за горло обеими руками, а старший, казалось, старался вывихнуть ему кисть руки. В одно мгновение мы трое оторвали их от Холмса, и он с трудом поднялся на ноги, весь бледный и сильно измученный.
— Арестуйте этих людей, инспектор! — задыхаясь, проговорил он.
— По обвинению в чем?
— В убийстве кучера Вильяма Кирвана.
Инспектор оглядывался вокруг в полном недоумении.
— О, м-р Холмс! — наконец, проговорил он, — я уверен, что вы вовсе не…
— Замолчите и взгляните на их лица! — отрывисто сказал Холмс.
Никогда в жизни не приходилось мне видеть на человеческом лице более полного выражения сознания вины. Старик казался совершенно пораженным; его лицо с резко очерченными чертами приняло тяжелое, угрюмое выражение. Сын же, напротив, утратил все свое изящество; ярость опасного дикого зверя засверкала в его темных глазах и исказила красивое лицо. Инспектор ничего не сказал, но подошел к двери и свистнул в свисток. На зов явились два констэбля.
— Не могу поступить иначе, м-р Кённингэм, — сказал он. — Надеюсь, что все это окажется нелепым недоразумением. А! Это что! Бросьте.
Он взмахнул рукой, и на пол упал револьвер, который навел молодой Кённингэм, собираясь застрелиться.
— Сохраните эту вещь, — сказал Холмс, поспешно наступая на револьвер, — он пригодится нам при следствии. Но вот то, что необходимо нам.
Он протянул инспектору маленький кусок смятой бумаги.
— Остальная записка? — спросил инспектор,
— Именно так.
— Где же она была?
— Там, где и следовало ожидать. Сейчас объясню вам все. Мне кажется, полковник, что вы с Ватсоном можете теперь вернуться домой; я же приду к вам самое большое через час. Мне и инспектору нужно поговорить с арестованными, но я наверно вернусь к завтраку.
Шерлок Холмс сдержал свое слово и через час уже входил в курительную комнату полковника в сопровождении пожилого господина невысокого роста, которого представили мне как м-ра Эктона, в доме которого произошел первый грабеж.
— Я желал, чтобы м-р Эктон присутвовал при моем объяснении этого дельца, — сказал Холмс, — так как ему вполне естественно интересоваться подробностями его. Боюсь, любезный полковник, что вы от души жалеете, что приняли в свой дом такого буревестника, как я.
— Напротив, — горячо ответил полковник, — я считаю, что мне посчастливилось в том, что я мог изучить ваш метод исследований. Сознаюсь, что результаты превзошли все мои ожидания. Но я так и не понимаю, какие у вас были данные для того, чтобы выяснить это дело.
— Боюсь, что мое объяснение может разочаровать вас, но у меня привычка никогда не скрывать своего метода ни от моего друга Ватсона, ни от кого из интеллигентных людей интересующихся ими. Но прежде всего, так как я несколько потерпел от встряски, заданной мне в уборной, то намереваюсь подкрепиться глоточком вашей водки, полковник. Я несколько утомился за последнее время.
— Надеюсь, у вас не было больше нервного припадка?
