— Какая жалость, что ему пришлось отправиться в путешествие, — продолжал я, — наша встреча доставила бы ему удовольствие.
— Вот именно, — ответил он несколько сконфуженно. — Но ничего, вы еще побываете здесь в более подходящее время.
Неизвестный ушел, но, обернувшись через некоторое время, я заметил, что он стоит за Лавровыми кустами в дальнем конце сада и наблюдает за мной.
Продолжая прогуливаться, я внимательно осмотрел домик. Тяжелые шторы на окнах не позволяли заглянуть внутрь, но во флигеле, видимо, никого не было. Я чувствовал, что за мной по-прежнему наблюдают, и понял, что испорчу себе всю игру, если буду действовать слишком уж дерзко. Мне просто-напросто предложат убраться из поместья. Я решил отложить дальнейшие поиски до наступления вечера и не спеша вернулся в свою комнату. Как только стемнело и все кругом затихло, я выскользнул в окно и, соблюдая величайшую осторожность, прокрался к таинственному домику.
Я уже говорил, что тяжелые шторы не позволяли заглянуть внутрь, а теперь окна были закрыты еще и ставнями. Однако в одном место сквозь них пробивалась полоска света, и я прильнул к окну. Мне повезло: шторы оказались задернутыми небрежно, в ставне нашлась узенькая щель, и я смог разглядеть все внутри. Это была довольно уютная, освещенная яркой лампой комната с пылающим камином. Напротив меня сидел невысокий человек — с ним я разговаривал сегодня утром. Он покуривал трубку и читал газету… — Какую? — поинтересо1зался я.
Мне показалось, что мой клиент несколько раздражен тем, что я перебил его. — Разве это имеет значение? — спросил он.
— Имеет, и очень важное. — Я не обратил внимания.
— Но, возможно, вы заметили, какого формата была газета — большая или размера еженедельника?
— Теперь, после вашего вопроса, припоминаю, что небольшого. Возможно, это был журнал «Спектейтор». Но у меня не было времени интересоваться подобными деталями, я увидел в комнате второго человека. Он сидел спиной к окну, и я готов был поклясться, что это Годфри. Его лица я не видел, но узнал своего друга по знакомой покатости плеч. Он сидел, повернувшись к камину и опираясь на руку, и вся его поза выражала величайшую меланхолию. Пока я раздумывал, как поступить дальше, кто-то сильно толкнул меня в спину, и я увидел рядом с собой полковника Эмеворта.
— Идите за мной, сэр. — тихо проговорил он и молча направился к дому.
Мне не оставалось ничего другого, как последовать за ним в отведенную мне комнату. В вестибюле он захватил с собой железнодорожное расписание.
— Поезд в Лондон отправляется в восемь тридцать, — сказал он. — Двуколка будет ждать у подъезда в восемь.
Полковник даже побелел от ярости, а я испытывал такой стыд, что мог пролепетать в свое оправдание лишь несколько бессвязных фраз, объясняя свой поступок беспокойством за друга.
— Вопрос не подлежит обсуждению, — резко ответил полковник. — Вы нагло вмешались в частные дела нашей семьи. Вы приехали сюда как гость, а оказались шпионом. Нам не о чем больше говорить, хочу только добавить, что не имею ни малейшего желания еще раз встречаться с вами.
Я не сдержался, мистер Холме, н заговорил со стариком с некоторой горячностью:
— Я видел вашего сына и убежден, что по каким-то причинам вы прячете его от всех. Не знаю, чем это вызвано, но не сомневаюсь, что он лишен возможности действовать по собственной воле. Предупреждаю вас, полковник Эмсворт, что до тех пор, пока я не получу доказательств, что жизни моего друга ничто не угрожает, я не откажусь от попыток до конца разобраться в этой тайне; я не позволю себя запугать, что бы вы ни говорили и ни делали.
Я опасался, что взбешенный старик вот-вот бросится на меня. Я уже сказал, что это был высоченный и энергичный старина-великан, и, хотя я н сам не из числа слабых, мне пришлось бы туго, если бы мы с ним схватились. Он долго с гневом смотрел на меня, потом резко повернулся и вышел. Я же сел в поезд, полный решимости немедленно обратиться к вам за советом и помощью. Письмо с просьбой о свидании я направил вам несколько раньше.
Такова была загадка, которую мне предложил мой посетитель. Проницательный читатель, вероятно, уже понял, что она не представляла особых трудностей, поскольку существовало всего два-три варианта ее решения. И все же, несмотря на простоту, она содержала несколько интересных и необычных деталей, что, собственно, и заставило меня выбрать ее, когда я взялся за перо. Применяя свой обычный метод, я продолжал сокращать количество возможных решений. — Сколько всего слуг в доме? — спросил я. — Если не ошибаюсь, только старик дворецкий и его жена. Эмеворты живут очень просто. — Следовательно, во флигеле слуги не было? — Нет, если только его обязанности не выполняет маленький человек с бородой. Однако он совсем не похож на слугу.
— Очень важное обстоятельство. Вы не замечали, пища доставляется во флигель из дома?
— Сейчас припоминаю, что однажды я видел, как Ральф шел по дорожке парка к флигелю с корзиной в руках. Но тогда мне и в голову не пришло, что он нес еду.
— Ну, а на месте вы наводили какие-нибудь справки? — Да, я разговаривал с начальником станции я с хозяином деревенской таверны. Я интересовался, известно ли им что-нибудь о моем старом товарище Годфри Эмеворте. Оба они утверждали, что он отправился в кругосветное путешествие. По их словам, он вернулся домой из армии, но почти сразу же отправился путешествовать. Очевидно, это общее мнение. — Вы ничего не говорили о своих подозрениях? — Ни слова.
— Похвально. Дело безусловно нужно расследовать. Я поеду вместе с вами в Таксбсри-олд-парк. — Сегодня?
Случилось так, что в то время я заканчивал дело, названное моим другом Уотсоном «Приключением в школе аббатства», — в нем был серьезно замешан герцог Грейминстерский. Кроме того, я получил одно поручение от султана Турции, что требовало от меня немедленных действий, ибо в противном случае могли возникнуть самые неприятные политические последствия. Вот почему, судя по записям в моем дневнике, я только в начале следующей недели смог поехать в Бедфордшир вместе с мистером Джемсом М. Доддом. По пути на вокзал Юстоп мы прихватили с собой седого джентльмена — сурового и молчаливого; с ним я договорился заранее.
— Это мой старый приятель, — объяснил я Додду. — Возможно, его присутствия и не потребуется, по возможно, оно окажется необходимым. Пока нет смысла вдаваться в детали.
Из рассказов Уотсона, читатели несомненно знают, что я обычно не трачу слов впустую и не люблю раньше времени делиться своими мыслями. Додда удивляло мое поведение, но он молчал, и мы продолжали поездку. В поезде я задал мистеру Додду еще один вопрос: мне хотелось, чтобы его ответ услышал наш спутник.
— Вы, как мне помнится, сказали, что успели хорошо разглядеть лицо вашего друга в окне, настолько хорошо, что сразу его узнали. Это так?
— Никаких сомнений! Он прижался к стеклу вплотную, и свет лампы падал как раз на его лицо.
— Но, возможно, это был кто-нибудь другой, похожий на вашего друга? — Нет и нет.
— Однако вы утверждали, что он изменился? — Изменился только цвет его лица. Оно было — как бы вам сказать? — такого же белого цвета, как, скажем, живот рыбы. Словно выбеленное. — Все или частично?
— Пожалуй, частично. Особенно мне бросился в глаза его лоб, когда он прижимался к стеклу. — Вы окликнули Годфри?
— В ту минуту я был страшно удивлен и даже потрясен. Потом, как я уже рассказывал, я бросился за ним вдогонку, но безуспешно.
По существу, мне уже все было ясно, оставалось лишь уточнить одну небольшую деталь. После довольно продолжительной поездки мы добрались наконец до странного, беспорядочно построенного дома; дверь нам открыл старик-дворецкий Ральф. Коляску я нанял на весь день и попросил своего старого друга побыть в ней, пока мы его не позовем. На Ральфе, маленьком, морщинистом старичке, был обычный костюм — черный пиджак и брюки в полоску, по с одним курьезным дополнением. На руках у него я увидел коричневые кожаные перчатки. При нашем появлении он торопливо стянул их и положил на столик в вестибюле. Как уже, очевидно, отмечал мой друг Уотсон, я наделен отличным обонянием и потому сразу ощутил хотя и слабый, но характерный запах, исходивший, насколько я мог определить, от этого столика. Я повернулся, положил па него шляпу, как бы нечаянно столкнул ее на пол и, нагнувшись за ней, принюхался. Да, странный дегтярный запах исходил, несомненно, от перчаток, оказавшихся, благодаря моей уловке, не больше чем в футе от моего носа. Направляясь в кабинет хозяина, я уже считал расследование закопченным. Какая жалость, что мне приходится самому выступать в роли рассказчика и раскрывать свои карты! Ведь только умалчивая до поры до времени о самых важных звеньях цепи, Уотсон умел так эффектно заканчивать свои истории.
Полковника Эмеворта в кабинете не оказалось, но, извещенный Ральфом, он вскоре предстал перед нами.
