В 10.30 утра он уже ехал на автобусе в сторону Саммертауна, там он вошел в лицензированный букмекерский офис и начал изучать программу забегов в «Лингфилд-Парке». Он заметил, что по странному совпадению Органист должен бежать в два тридцать, а Бедный Старый Гарри в четыре часа. Как правило, Джозефс не верил в совпадение имен, но когда он вспомнил свои многочисленные неудачи, то подумал, что было бы намного выгоднее, если бы такое влияние существовало. Джозефс поглядел на подборку ежедневных газет, прикрепленных к стенам офиса: Органист был упомянут в паре из них; у Бедного Старого Гарри, казалось, не было никакой надежды. Джозефс позволил себе печально усмехнуться: вероятно, ни одному из них не суждено будет финишировать первым, но… почему бы и нет? Лови шанс, Гарри, мальчик! Он заполнил квадратную белую букмекерскую карточку и толкнул ее через прилавок вместе с деньгами:
«Лингфилд-Парк: забег в 4.00 вечера
2 фунта на победу: Бедный Старый Гарри»
Год назад или около того, купив две банки печеных бобов в супермаркете, он получил сдачу как с одного фунта, вместо сдачи с купюры в пять фунтов, которой расплатился, – это он помнил точно. Его протесты по этому поводу привели к необходимости полной ревизии и получасу нервного ожидания, пока его требование не подтвердилось в финале; и с тех пор он стал более осторожным, и всегда запоминал последние три цифры на любых пятифунтовых банкнотах, которыми что-либо оплачивал. То же самое он сделал и теперь, и повторял их про себя, пока ждал свою сдачу: 546… 546… 546…
Дождь практически прекратился, когда в 11.20 утра он шел не спеша вниз по Вудсток-роуд. Двадцать пять минут спустя он остановился вблизи одной из частных парковок у клиники «Редклиф», где почти сразу заметил свою машину. Прокладывая себе дорогу мимо припаркованных автомобилей, он вскоре встал рядом с ней и заглянул в окно с водительской стороны. Прибор для измерения пробега в милях показывал 25622. Все правильно: было 25619 перед ее отъездом. И если она теперь будет вести нормальную жизнь, как любой здравомыслящий человек, она поедет отсюда в магазины Оксфорда, а затем, когда вернется домой, на приборе будет пробег 25625-25626, не больше. Найдя подходящую точку обзора за старым вязом, он посмотрел на часы. И стал ждать.
В две минуты первого открылись пластиковые двери, ведущие в регистратуру клиники, и появившаяся Бренда Джозефс быстро направилась к машине. Он мог видеть ее очень четко. Она отомкнула дверь и села; в течение нескольких секунд, наклонившись вперед, она рассматривала себя в водительском зеркале, потом вынула небольшой флакон духов из сумочки и побрызгала на шею, сначала с одной стороны, затем с другой. Ее ремень безопасности оставался не пристегнутым, пока она не слишком умело выруливала из узкого пространства; затем включился правый поворотник, как будто она собиралась выехать с автостоянки на Вудсток-роуд; но вот замигал оранжевый левый поворотник (налево!), и она поехала по дороге, уходящей на север, – от центра города.
Он знал ее следующие шаги. До кольцевой северной автодороги, по ней пять миль пути, а затем поворот на Кидлингтон-роуд. Он знал, как если бы ехал сам.
Телефонная будка была свободна и, хотя справочный каталог был давно украден, он знал номер наизусть и набрал его.
– Здравствуйте. (Женский голос.) Школа имени Роджера Бэкона, Кидлингтон. Чем могу вам помочь?
– Меня интересует, не могу ли я поговорить с мистером Моррисом, Полом Моррисом, пожалуйста. Я знаю, что он один из ваших учителей музыки.
– Да это так. Минуточку. Я только взгляну на расписание уроков, чтобы узнать, если… минутку… Нет, у него сейчас свободное время. Я просто посмотрю, может быть он находится в учительской. Кто вы, чтобы ему сказать?
– Э-э… мистер Джонс.
Она вернулась на линию через полминуты.
– Нет, боюсь, что его, кажется, нет на территории школы, мистер Джонс. Могу ли я передать от вас сообщение?
– Нет, это не имеет большого значения. Вы не могли бы сказать мне, возможно, он появится в школе во время обеденного перерыва?
– Минуточку. – Джозефс услышал шелест каких-то бумаг. – Нет, он не включен сегодня в список обедающих. Он, как правило, остается обедать но…
– Не волнуйтесь. Сожалею, что помешал вам.
Он почувствовал, как его сердце заколотилось, когда он позвонил на другой номер, – номер в Кидлингтоне. Он так хотел напугать сволочную парочку! Если бы только он мог водить машину! Зазвонил телефон, и все звонил, и он уже начал подумывать…, когда ему ответили.
– Здравствуйте. (Был ли голос немного напряжен? Не более обычного.)
– Мистер Моррис? (Для него не составляло никакого труда говорить на диалекте своей юности, которая прошла на просторах Йоркшира.) – Я из ЭС.
– Из ЭС?
– Энергетического Совета, сэр. Будет ли вам удобно, если я подъеду, сэр?
– Сегодня вы имеете в виду?
– Да. Сейчас, в обеденное время, сэр.
– Э-э… нет, боюсь, что нет. Я только заскочил домой на секунду, чтобы забрать… э-э… книгу. Вам повезло, что вы застали меня, на самом деле. Но я должен вернуться в школу… э-э… ухожу прямо сейчас. А что случилось, впрочем?
Джозефс медленно сжал телефонную трубку. Это черт знает что! Подумать только!
Когда Бренда приехала домой без десяти минут три, он подстригал живую изгородь на участке.
– Привет, дорогая. Удачный день?
– Ох. Обычный, знаешь ли. Хотя я привезла кое-что вкусное к чаю.
– Это хорошие новости.
– Ты пообедал?
– Бутербродом с сыром.
Она знала, что он лжет, так как не было в доме сыра. Если, конечно, он не ездил снова…? Она почувствовала внезапную волну паники, и поспешила зайти внутрь с сумками.
Джозефс продолжил добросовестно обрезать высокую изгородь, отделявшую их дом от соседского участка. Он не спешил, и только когда оказался непосредственно рядом с закрытой передней дверцей автомобиля, он как бы случайно взглянул на лицевую панель с циферблатами. Прибор для измерения пробега в милях показывал 25 633.
Как всегда, он сам вымыл посуду после их ужина. Он оставил один небольшой кусочек расследования под конец, потому что знал, что так же, как ночь сменяет день, его жена придумает какое-нибудь оправдание, чтобы лечь спать пораньше. Тем не менее, как ни странно, он чувствовал, что почти рад: именно он держал теперь ситуацию под контролем. (Или, по крайней мере, так он думал.)
Она, как по команде, сказала сразу после вечерних новостей на Би-Би-Си:
– Я думаю, что приму ванну и лягу спать, Гарри. Я… я чувствую себя немного уставшей.
Он кивнул понимающе:
– Принести тебе чашку молочного напитка?
– Нет, спасибо. Я усну, как только коснусь подушки. Но все равно спасибо.
Она положила руку ему на плечо, слегка сжав его, на несколько секунд на ее лице промелькнули призраки собственной вины и сожаления.
Когда вода перестала литься в ванной комнате, Джозефс вернулся на кухню и заглянул в мусорное ведро. Там, прямо на дне ведра, он нашел четыре белых бумажных пакета, смятых в небольшие шарики. Небрежно, Бренда! Неосторожно! Он проверял мусор сам, этим же утром, а теперь вот нашел четыре новых, четыре белых качественных пакета, и каждый из них – из супермаркета в Кидлингтоне.
Когда Бренда заснула, он сделал себе кофе и тосты, и сел в кресло с «Дейли Экспресс». Тяжелая дождливая ночь сокрушила очень многих фаворитов «Лингфилд-Парка», и не сбылись никакие дико неточные прогнозы скаковых «жучков». Со злорадством он отметил, что Органист пришел седьмым из восьми бежавших лошадей; а Бедный Старый Гарри – выиграл! Шестнадцать к одному! Вот так! Не таким уж плохим оказался этот день, в конце концов.
Последний урок недели вряд ли обеспечивал наиболее удовлетворительное повторение пройденного. Их было только пятеро – выпускников музыкального класса, все, разумеется, старались, много работали, добиваясь успехов, все девушки; и теперь они сидели перед ним – неловкие и искренние, положив на колени свои музыкальные партитуры Сонаты для фортепиано Опус 90. Пол Моррис невольно замечтался, пока Гилельс изящно исполнял произведение Бетховена. Но его эстетическое чувство это затрагивало лишь в минимальной степени, и не в первый раз за последние несколько недель, ему пришло в голову, а был ли он на самом деле создан для преподавания музыки. Несомненно, именно эти ученицы собрали бы все призы, достойные их выпуска, ибо он усердно проработал с ними их темы, используя свои наработки и репризы. Но он знал, как мало было реального блеска в этой экспозиции работ; и печальная истина заключалась в том, что то, что еще так недавно было для него всепоглощающей страстью, теперь стало всего лишь не более чем приятным фоном для прослушивания, как те навязчивые мелодии, которые звучат в лифтах и торговых залах… От музыки к бренчанью – за три коротких месяца.
