Дядя несчастной Анжелины Дансель из романа «Свидание у карусели» родом именно из этого сословия. «Перед вами человек, — говорится в романе, — который избрал себе роль могущественного вельможи и в конце концов стал таковым. И чувствуется, что он готов на все, чтобы сохранить свою империю». Понятно, что беспринципный Делакур не испытывает никаких теплых чувств к преданному ему как собака телохранителю алжирцу Лакдару. Преданность раба своему хозяину столь естественна для него, сколь естествен шантаж со стороны Жюльена Комбрэ, помогавшего когда-то смуглокожим рабочим на плантациях. Делакур жесток, и семейный грех, получив огласку, не встречает в глазах окружающих ни сочувствия, ни снисхождения. Делакур «обставил» его бесчеловечными преступлениями, продиктованными отнюдь не родственными чувствами. «Все тайное становится явным» — эти слова, имеющие силу пословицы, подтверждает плавно разворачивающийся сюжет книги Периссе. Действие происходит на юге Франции в сезон отпусков, но не в мире курортников, а в мире жителей этих мест, для которых ярмарка в день праздника 14 июля с аттракционами и каруселями — большое событие местного значения.
Мир быстро меняется, меняется характер преступлений, социальные условия, их порождающие, но как в прошлом, так и сегодня для нас важна честность человека, раскрывающего преступление, его умение, предприимчивость и светлая голова. Приступая к очередному детективу, мы не просто ощущаем себя любителями этого жанра, увлеченными «традиционной игрой», но и простыми смертными, для которых архиважно само раскрытие преступления, финальный аккорд, непременное торжество истины. Искусство детектива оптимистично, наверное, поэтому не счесть его искренних поклонников.
О. ТИМАШЕВАДьердь Сита
Частное расследование
Неподалеку от столицы Венгрии, в четырех пяти часах езды на машине, притулилась самая маленькая из ее областей, как бы зажатая между соседними крупными областями. Она была образована из двух приличных кусков, отхваченных от соседей-великанов. Искать ее на картах — напрасный труд.
Новая область поделена на три уезда. Один из них — сплошной лесной массив, второй — болота; в обоих — небольшое число жителей, и в экономическом отношении они малоперспективны. Зато Верешхедьский уезд восполняет ущербность двух своих собратьев. Посередине его пролегает гора Верешхедь; она растянулась почти на пятнадцать километров, однако и в самой своей высокой точке едва достигает ста пятидесяти метров. Южный склон горы почти полностью покрыт виноградниками, а на самой вершине и по всему северному склону — лес и густой кустарник.
Под горой тянется уже сильно заболоченный Мертвый рукав, отделяющий гору от Грязного луга, по которому на многие километры раскинулись луга и пастбища. У северного подножья горы начинаются холмы Беркеч, поросшие старым, уже вырождающимся виноградником; однако местные жители готовы поклясться, что вино с него получают вполне приличное, хотя и не столь известное, как с горы Верешхедь. Оно, конечно, не такое золотистое, как с южного склона — с туманно-зеленоватым оттенком и кисловатое. Зато молва утверждает, что беркечское вино способствует деторождению (правда, статистика свидетельствует, к сожалению, об обратном: хотя потребление вина на душу населения здесь и выше, чем, скажем, в будапештской корчме где нибудь в Ференцвароше,[1] количество населения за последние пятнадцать лет сократилось почти наполовину). Лес с каждым годом все более и более оттесняет виноградники, старые виноградники вымирают, а молодые на смену не приходят. В противоположность горе Верешхедь с ее покатыми склонами беркечские холмы достаточно круты, и уход за виноградниками не осилил бы здесь и олимпийский чемпион. Впрочем, местные хозяева ни за свой труд, ни за свое вино и не рассчитывают получить медали.
В одно из восхитительных воскресений начала октября, когда над желтыми и багряно медными листьями проглядывает чистейшая синева неба, на бетонном шоссе, тянущемся вдоль полинявшего склона горы Верешхедь, остановилась белая «Лада».
Ее водитель, невысокого роста, коренастый человек с костистым лицом, вышел из машины в одной заправленной в брюки рубашке, поежился от холода и, достав из машины пиджак, надел его, потом осмотрелся. Дорога, на которой он остановился, отделяла заболоченный участок Мертвого рукава от подножья горы; по ее склону громоздились освобожденные от тяжести плодов виноградные лозы с побуревшей листвой, а между ними — винные погреба и давильни с обшарпанными оштукатуренными стенами и покрашенными в зеленый цвет дверьми. Кое где виднелись и жилые дома, но их было немного. Виноград повсюду уже убрали — это подтверждала и царившая над склоном тишина: не слышно было ни гулкого звучания бочек, ни веселого позвякивания ведер, ни оживленных восклицаний. Виноградники словно вымерли; только неумолчно чирикали облепившие их скворцы.
Мужчина в нерешительности постоял немного, потом двинулся по направлению к приземистому домику из красного камня. Он вошел в ворота и уверенно стал подниматься по выщербленной каменной лестнице. Прежде чем позвонить, остановился перед входной дверью и прислушался. Гудела стиральная машина, визжали дети, мяукала кошка. На его звонок открыла женщина лет тридцати пяти — сорока с заплетенными в косу и собранными в пучок густыми светлыми волосами и бледно голубыми глазами. Губы капризно надуты. Такое выражение бывает у обиженных детей или у не состоявшихся кинозвезд. Правильные черты лица позволяли думать, что когда то женщина отличалась красотой; теперь же было заметно, что она сильно похудела, из-за чего стали глубже морщины, да и сама она выглядела какой-то поблекшей, как рождественская елка в январе.
Посетитель тщательно обтер ноги о половичок, лежащий на желтой каменной плите, но женщина не распахнула дверь, а только слегка приоткрыв ее, спросила бесцветным голосом:
— Вам кого?
— Думаю, что вы мне и нужны. Вы ведь Варга Шандорне?[2]
— Да. А вы кто?
— Я капитан полиции Депеш Тоот.
— Словом, вы пришли в связи с этим?..
Мужчина кивнул. Женщина в нерешительности отступила на шаг и сделала приглашающий жест.
— Входите.
Они вошли в просторную кухню, размеры которой говорили о том, что архитектор, планировавший ее, считал КС помещение самым важным в доме. Все четыре стены были обшиты сосновой доской; на застекленных полках выстроились хрустальные вазы, фарфоровая посуда. За большим дубовым столом, стоявшим в углу, могло уместиться за трапезой, по крайней мере, десять человек, хотя вокруг стола стояло только шесть стульев.
— Не сердитесь, что я пригласила вас в кухню, но в доме повсюду беспорядок — я как раз только что занялась уборкой. Уже что-нибудь удалось выяснить?
— Предварительное следствие закончилось, определенные результаты имеются.
На лице женщины впервые промелькнула слабая улыбка.
— Иначе говоря, это означает, что ничего не выяснено? Капитан полиции покачал головой.
— Что случилось с вашим мужем, мы действительно не знаем, но у нас есть кое-какие соображения, которые могут послужить основой для дальнейшего расследования.
— Это мало что дает моим детям и мне. Детям нужен отец, а мне — муж.
— Я и пришел, чтобы помочь вам, — капитан вдруг покраснел, словно спохватившись. — Словом… мы попытаемся все выяснить, но для этого необходима и ваша помощь.
Варгане с неудовольствием спросила:
— И чего же вы хотите? В свое время я все рассказала вашим коллегам.
— Меня интересует не то, что вы тогда рассказали — я прочел это в протоколах. Все таки вот уже два месяца, как человек бесследно исчез… Такое ведь нечасто случается.
— Что бы вы хотели еще узнать?
— Меня интересует, что за человек был ваш муж. Красиво очерченные губы сложились в горькую мину.
— Вы хотите знать о его коммерческих делах или о том, сколько раз на неделе он принимал ванну? А может быть, вам полезнее будет узнать, из скольких яиц я готовила ему яичницу?.. Зачем это все нужно?
Тоот смахнул со стола муравья.
— Я хочу выяснить причину его исчезновения. Поэтому мне важно знать, где он обычно бывал, каков круг его знакомых.
— Тогда вам лучше всего обратиться к Беле Надю.
— Кто это? Хотя погодите, кажется, в протоколах фигурировала эта фамилия. Он что, друг вашего мужа?
— Да, друг детства… Видите ли, может быть, это вам покажется странным, но я знала Шани только таким, каким он был дома. А дом занимал у него весьма малую часть времени. Поэтому я действительно не знаю, какой он был коммерсант, не знаю, насколько преуспел в политике, и даже не имею представления, как он вел себя в компании. Тоот взглянул на нее.
