Вскоре прибыл инспектор Гаджен в сопровождении сержанта и нескольких констеблей. Видимо, он был неплохим служакой, хотя продолжал твердо верить в то, что убийство Анны Полтавы было делом рук банды Мэйсона. Помнится, мне тогда даже стало его жаль. Ведь Гаджену пришлось столкнуться с несколькими невероятными превращениями, напоминавшими самый настоящий фарс, в последней сцене которого все маски с его участников наконец были сорваны. Я оказался вовсе не глухонемым русским крестьянином, а весьма привлекательная мисс Роза Зубатова, к которой, как я понимаю, инспектор Гаджен испытывал интерес с самого начала расследования, вдруг превратилась в секретного агента царской охранки Илью Родзянко. Но даже когда выяснилось истинное положение вещей, потребовалось немало усилий, чтобы убедить инспектора в достоверности происходящего.
— Надо же, — потрясенно сказал он мне, — вы можете говорить по-английски!
— Конечно, могу, — ответил я. — Мое имя — Шерлок Холмс, и в качестве частного детектива я был приглашен графом Николаем Плехановым для расследования убийства Анны Полтавы.
Разоблачение Розы Зубатовой — или Ильи Родзянко — привело инспектора в еще большее замешательство. Он не мог в это поверить до тех пор, пока мы не завершили обыск ее, точнее говоря, его комнаты, где были найдены кошелек, принадлежавший Анне Полтаве, длинный черный плащ, широкополая шляпа, а также накладная борода и связка отмычек. Лишь после этого Родзянко был арестован и в наручниках препровожден в участок.
Позже я узнал, что полиция послала за Моффатом, который опознал в Родзянко, одетом в плащ и шляпу, и с наклеенной бородой того человека, который ночью крадучись проходил около дома на Стэнли-стрит.
Припертый к стене неопровержимыми доказательствами, Родзянко признался в убийстве Анны Полтавы. По всей вероятности, она, как и я, заподозрила в чем-то Розу, точнее говоря, Илью, как я теперь буду его называть, чтобы в дальнейшем избежать недоразумений. И обыскала его комнату, когда он отсутствовал, однако забыла положить точно на то же место какие-то бумаги. Поскольку лишь у экономки были ключи от всех комнат в доме, Илья сразу же догадался, кто рылся в его вещах. Опасаясь, что пожилая женщина выдаст, Родзянко убил ее именно так, как я уже описал, а кошелек забрал, чтобы создать впечатление ограбления. Затем он оставил следы взлома на внешней стороне оконной рамы. Цель его ожидания какого-нибудь прохожего состояла в том, чтобы как полиции, так и жильцам дома внушить мысль о том, что убийство было делом рук постороннего бородатого человека.
Вот таким образом, дорогой Ватсон, дело об убийстве русской старухи удалось раскрыть быстро и успешно. Тем не менее оставалась еще одна, последняя загадка.
Думаю, Ватсон, вам интересно узнать, был ли среди постояльцев, живущих в доме на Стэнли-стрит, человек, совершивший покушение на шефа Полиции в Одессе. Не хотите угадать, кто это мог быть?
— Ну что вы, Холмс! — стал протестовать я. — На это у меня не хватит воображения. Там было так много народу, а запомнить русские имена очень непросто.
— Имя убийцы очень легкое. Попытайтесь, мой дорогой друг, сделайте мне такое одолжение.
— Ну что ж, — сказал я, втягиваясь в эту игру. — Кого бы мне выбрать? Пусть это будет сапожник, у которого хворала жена.
Холмс громко и заразительно расхохотался.
— Вы ошиблись, мой дорогой друг. Это был не кто иной, как Ольга Лескова.
— Ольга? Та самая толстушка, которая все время подкармливала вас булочками?
— Она самая! Вы можете себе представить более невероятного нигилиста? В том всеобщем смятении, которое воцарилось в доме после разоблачения Родзянко, никто не обратил внимания на то, что она спокойно упаковала вещи и ушла, несомненно опасаясь, что следующее разоблачение коснется непосредственно ее. Позже граф Николай рассказал мне, что Ольга взяла билет в Америку и там бесследно затерялась среди миллионов других эмигрантов. Возможно, она открыла какую-нибудь закусочную в Канзас-Сити или русский ресторан в Бронксе.
А теперь, мой дорогой Ватсон, если вы мне поможете запихнуть все папки обратно в этот ящик, я отнесу его к себе в спальню.
— Но, Холмс, а что же будет с остальными бумагами? — воскликнул я, указывая на пачки документов, разбросанные по всей комнате.
— Ну, знаете ли, у нас уже не осталось времени со всем этим возиться, — беззаботно заявил Холмс. — С минуты на минуту войдет служанка, чтобы накрыть стол к обеду. Вы же не станете заставлять ее это делать при таком беспорядке в гостиной?
— Но, Холмс!..
Мои протесты не возымели никакого действия. Холмс продолжал настаивать на своем, и мы вместе уложили в ящик документы, среди которых был пакет с фальшивым паспортом Миши Осинского, его фотографией и иконой. Должно было пройти несколько месяцев, прежде чем Холмс в очередной раз займется разборкой документов.
Я же был доволен тем, что услышал из его собственных уст удивительный рассказ о проницательной русской старухе[47]. Мой друг не позволил мне публиковать отчет об этом деле, пока были живы граф Николай Плеханов и его сын Сергей, которые еще долгое время работали среди изгнанников из России, защищая интересы своих соотечественников.
Из всех расследований за годы нашей многолетней дружбы с Шерлоком Холмсом далеко не многие начинались с такой драматической внезапностью, как то, которое впоследствии мы упоминали как дело об отравлении в Камберуэлле.
Я припоминаю, что началось оно в начале двенадцатого вечера весной 1887 года[48]. Поскольку моя жена уехала в Суссекс проведать свою родственницу[49], я зашел навестить Холмса, которого не видел уже несколько недель.
Мы сидели у камина и вспоминали расследования, в частности кражу наград мэра Боурнмауса и таинственное появление достопочтенной миссис Стакли Вудхаус. Время летело незаметно. Наша беседа была прервана донесшимся с улицы шумом остановившегося у дома экипажа, и сразу же раздался настойчивый звонок в дверь.
— Клиент? — спросил Холмс, вскинув кверху брови. — Просто не могу представить себе другой причины, по которой кто-нибудь мог навестить меня в столь поздний час.
Не желая доставлять беспокойство миссис Хадсон или служанке, Холмс сам спустился открыть дверь и вскоре вернулся вместе с белокурым курносым молодым человеком лет двадцати трех, прилично одетым, но приехавшим без плаща, несмотря на то что вечера еще стояли прохладные. Он был чрезвычайно взволнован, черты его приятного, хотя и не броского лица были искажены отчаянием.
Холмс предложил гостю присесть у камина, и молодой человек с горестным стоном упал в кресло, закрыв лицо руками. Обменявшись со мной взглядом поверх его склоненной головы, Холмс начал беседу.
— Я полагаю, — сказал он, положив ногу на ногу и удобно откинувшись в кресле, — что вы работаете в конторе и весьма недурно на любительском уровне играете в крикет. Дом вы оставили в большой спешке, и, хотя сюда приехали в кебе, первую часть своего путешествия прошли пешком.
Слова моего друга возымели желанный эффект. Молодой человек резко выпрямился на стуле и взглянул на собеседника с величайшим удивлением.
— Вы совершенно правы, мистер Холмс, хотя, черт возьми, как вы все это узнали — выше моего понимания! Мне известна ваша репутация, и именно поэтому я сейчас здесь. Однако никто не ставил меня в известность о том, что вы обладаете даром ясновидения.
— Это не ясновидение, уважаемый, а элементарная наблюдательность. Так, например, к лацкану пиджака у вас приколот значок Камберуэллского крикетного клуба. В свое время я изучал такого рода эмблемы, поэтому узнать буквы ККК на синем поле мне не составило большого труда. Что касается спешки, с которой вы сюда добирались, и того обстоятельства, что первую часть пути вы прошли пешком, то об этом свидетельствует отсутствие на вас плаща и состояние ваших ботинок. На их подошвы налипла свежая грязь.
— А как вам удалось узнать о том, что я работаю в конторе? — спросил молодой человек, выглядевший теперь немного бодрее. — Уж об этом-то никак нельзя догадаться, взглянув на мой значок или ботинки.
Холмс громко рассмеялся.
— Что правда, то правда! Однако на среднем пальце вашей правой руки, чуть выше первой фаланги, как раз там, где перо при письме слегка натирает палец, я заметил небольшую мозоль. Вместе с тем ваш внешний вид отнюдь не указывает на вашу принадлежность к богеме. Ну вот, сэр, я раскрыл вам некоторые из моих профессиональных «секретов». Теперь будьте так любезны назвать ваше имя и изложить мне, какого рода проблема привела вас сюда в столь поздний час. Очевидно, дело ваше весьма срочное, если вы никак не могли подождать до утра.
