– Точно, – откликнулся Вася, – все русские растаманы в душе. Например, знаешь, что слово «кореш» значит «корешок», то есть «корень»?
– Ну и что?
– «Человек-корень» – это же «рутман», въезжаешь? – спросил Вася.
Леня не понял.
– Ну, – пояснил Вася, – есть такое понятие в растафарайстве – «рутс», корни то есть. Верность своим корням, Эфиопии там, Хайле Силассе Аю, Богу Джа и т.д. А Рутман – это человек корней, чего тут не понять. У Гребенщикова, небось, слышал: «Рутман, где твоя голова? Моя голова там, где Джа», или вот «Чтобы стоять, я должен держаться корней».
– Я думал это такое… почвенное, – сказал Леня, – а про кореша мне приятель, Андрей Альперович, говорил, что «кореш» – это Кир на иврите. То есть в Торе Кир называется «Кореш». А Кир был хороший царь, в смысле евреям друг, кореш ихний. И потому в Одессе так и говорили, если человек хороший – значит, кореш.
– Ну, это то же самое. Кир же был это… персидский царь. А где Персия была? Где сейчас Иран с Афганистаном. Афганка, я же тебе говорил? – повернулся он к Антону. – Все сходится.
Антон посмотрел на Васю и внезапно подумал о том, что если бы он хотел снять пропагандистский фильм о вреде наркотиков, он бы пригласил Селезня на главную роль. И под конец «Минздрав предупреждает: употребление наркотиков может серьезно сказаться на ваших умственных способностях». Самое обидное заключалось в том, что все, что Вася говорил, было абсолютно верно: трава в самом деле позитивный наркотик, психоделики – к которым он тем временем перешел – в самом деле расширяют сознание («Это как ворота в другой мир, мужик. Ну это… Джим Моррисон… двери восприятия»), путать их с героином и кокаином могут либо идиоты, либо люди, которые сознательно хотят дискредитировать марихуану, грибы и ЛСД. Но несмотря на то, что Антон был с Васей во всем согласен, слушать Селезня было невозможно… может быть, потому, что Вася уже покурил, а Антон – нет.
Но в этот момент он увидел Никиту, который о чем-то беседовал с питерским Вадимом. Антон подошел к ним и поздоровался.
– Классная тусовка, – сказал Никита.
Антон давно уже понял, что Никиту тусовки интересовали больше веществ и музыки. Казалось, что он слушает и курит только за компанию. Интереснее всего было, что он делает, когда остается один.
– Да, круто, – ответил он, – а журнал ты уже видел?
– Журнал – фуфло, – ответил Вадим, – пизженный дизайн и голимые тексты.
– А по-моему – ништяк, – сказал Никита, – все пропрутся по полной.
– На тему пропереться, – спросил Антон, – ничего нет?
Вадим и Никита одновременно повернули головы, посмотрели друг другу в глаза и хором сказали:
– Нет.
Это могло означать все что угодно – и то, что в самом деле ничего нет, и то, что просто не хочется делиться, и то, что им уже хорошо.
– Сейчас ничего нет, – пояснил Вадим, – но вчера было ДМТ. Я тебе скажу – это полный пиздец. Смерть и воскрешение в одном флаконе.
Как раз в этот момент подошел Вася с бутылкой Seven Up в руке.
– Знаетехохму? – сказалон, – Seven was Up, «Twenty Five» was Getting Down.
– Чего? – переспросил Антон, – я не понял.
– Это мой каламбур, – объяснил Вася, – сам придумал. Типа «Севен Ап» выпит, «двадцать пятая» проглочена.
– Да я нормальной «двадцать пятой» сто лет не видел, – сказал Никита, а Алена, пожав плечами, сказала:
– У Димы всегда есть.
– У Зубова? – спросил Леня.
– А ты что, знаешь его? – удивился Вася.
– Ну да, – замялся Леня, – он, кстати, здесь должен быть… он ведь, вроде, в этом журнале работает?
– Поди найди здесь кого, – как-то неуверенно сказала Алена, а Антон даже забыл про облом с травой. Все стало ясно: Леня знал Диму, он мог брать у него кислоту. Дилер, которого просил найти Белов, найден. Оставалось выяснить у Димы, что покупал у него Леня – и впервые за время расследования в его руках могут очутиться не психоделические, а самые настоящие доказательства. «Алену, что ли, попросить?» – подумал Антон. Самому ему, после сцены у Горского, было неудобно звонить Зубову. Алены ведь не было во времяразборки, и потому она смело могла спросить Диму о чем угодно.
Но Антон ошибался. Спросить Зубова не могла уже ни Алена, ни кто другой. Его тело в залитой кровью и обожженной на груди футболке уже увезли из тихого двора в районный морг, а душа отправилась туда, где деньги не имеют цены, да и в наркотиках нет никакой нужды.
С Валерой Антону удалось встретиться только на следующий день к вечеру. Ожидая его звонка, Антон даже малодушно подумывал, не позвонить ли Зубову, но поборол себя. Словно в награду за принципиальность, Валера позвонил через полчаса: извинившись, сказал, что вчера убился совсем и потому не мог перезвонить.
Трава, впрочем, стоила долгих ожиданий: с первой затяжки Антона вставило. Мир снова стал прекрасен. Дым поднимался над трубочкой. Антон вышел на балкон и сел на пластмассовый стул. Оказалось, снаружи настало бабье лето. Солнце светило, листья отливали золотом в его лучах. Птица пролетела по небу. Доносился ровный шум идущих по невидимой улице машин, шумел ветер. Тень от соседнего дома косо лежала на перилах балкона, словно перечеркивая их. Боже мой, подумал Антон, почему же я не сидел так же вчера, что мне мешало? Неужели без травы небо не было столь же прекрасным? Как я мог забыть все это? Смешно, в самом деле. Он затянулся последний раз, вытряс пепел вниз и вернулся в комнату. В развале кассет нашел Underworld, сунул в магнитофон, сделал звук погромче, и, открыв дверь, снова вышел на балкон. Как он мог жить без этого целых два дня? Теперь, почувствовал Антон, все будет хорошо. Все всегда будет хорошо, не только сегодня. Пусть только Джа не даст ему забыть все это – синеву неба, тень от дома, шум машин, шорох листьев, музыку из окна. Почему-то он вспомнил Алену и подумал, что она – удивительная девушка, на самом деле прекрасно понимающая его. Все-таки, как ему повезло, что он повстречал таких чудесных людей, как Горский, Пашка, Алена… даже Зубов. Несчастный, в сущности, человек. Надо же – его никогда не торкает. Пиздец просто. Это ж лучше умереть, чем так жить.
В этот момент зазвонил телефон. Антон снял трубку.
– Юлик! – обрадовано сказал он, – а я как раз о тебе думал.
– И что? – спросил Горский.
– Ну, так просто, – смешался Антон, – просто думал. Ничего конкретного.
– Ко мне Олег тут заезжал, – сказал Горский, – он немного не в себе сейчас, так что имей в виду.
– А что с ним? – с искренним сочувствием спросил Антон.
Что, в самом деле, могло случиться с Олегом? Может, ему нужна помощь? Надо будет ему позвонить.
– Он думает, что он убил Зубова.
– А Зубов убился? – спросил Антон.
Ну, наконец-то. Зубову удалось убиться. Повезло. Вставило все-таки. Стоило только о нем подумать.
– А чем он убился?
– Он не убился, – терпеливо сказал Горский, – его убили.
– То есть как? – не понял Антон.
– Кажется, застрелили вчера.
– Ой, блядь! – выпалил Антон и подумал, что надо как-то срочно вернуться в обычное состояние сознания, хотя и неясно – как.
Горский тем временем рассказывал, как Олег приехал к нему сегодня днем и не то просил отпущения грехов, не то похвалялся своими достижениями. Подобные параноидальные пробои были обычным делом. Горский знал, что любой, кто экспериментирует с магией, – будь то экзотическое вуду или заурядное ЛСД, – рискует приобрести малоприятное сочетание мании величия с чувством вины. Потому он довольно спокойно отнесся к неожиданной истерике Олега, хотя и посчитал нужным предупредить общих знакомых.
Антона не особо беспокоило моральное состояние Олега. Возвращаясь к реальности, он осознавал, что появившаяся было ниточка быстро оборвалась. Антон не слишком-то верил в эффективность вуду и именно поэтому испугался всерьез. Как и положено в детективах, количество трупов возрастало по мере развития сюжета, но Антону, в отличие от Эркюля Пуаро, никто не мог дать гарантии, что сам он доберется до финала живым.
Потому утром следующего дня он кинулся звонить Владимиру, который – как ни крути – был кем-то вроде его работодателя. Антон не хотел объяснять все по телефону: в конце концов, Белов тоже был одним из подозреваемых, и потому Антону было интересно увидеть, как он отреагирует. Впрочем, поговорить с Беловым было все равно невозможно: дальше секретарши Антону не удалось пробиться, а та в конце концов снизошла до сообщения, что «Владимир Сергеевич будет ждать вас завтра в пять вечера».
В пять вечера Белова в офисе не было, секретарша равнодушно предложила Антону подождать в приемной. Сорок минут ушло на то, чтобы прочитать три последних номера «Коммерсанта», лежавших тут же на журнальном столике. Общественная жизнь настолько мало интересовала Антона, что изучение газет превращалось для него в увлекательное занятие, сравнимое разве что с попыткой читать многотомную фантастическую эпопею типа «Хроник Эмбера» с пятого тома. Безвылазно прожив в Москве всю свою жизнь, Антон до сих пор имел слабое представление о том, кто такой Черномырдин, и считал, что достаточно того, что он узнает Ельцина на фотографиях.
