Пройдя через безмолвный зал, Эллери остановился у двери запретной комнаты и машинально повернулся, чтобы спросить разрешения войти. Он почти ощущал присутствие пророка. Чувствуя, что оскверняет святыню, Эллери не без некоторого сопротивления легонько толкнул дверь. Она оказалась не заперта (O tempora! O mores!)[63], и он вошел в санктум.
Здесь ничего не изменилось. Вечная лампа все еще горела (как она могла не гореть, будучи вечной?). И тишина была прежней. Постепенно пляска теней, вызванная сквозняком от открытой двери, прекратилась, и Эллери ощутил нелепое чувство, будто старый Учитель пребывает с ним в маленькой комнате не только духовно, но и телесно, благословляя его своим глубоким мелодичным голосом.
Эллери тряхнул головой, стараясь вернуться к реальности (хотя что теперь было реальным?), и уставился на старинный застекленный шкафчик — «ковчег», купленный Учителем для хранения таинственной «книги, которая была утеряна». На верхней полке все еще стояли две стопки монет — по пятнадцать серебряных долларов, отчеканенных в Карсон-Сити, в каждой; современные тридцать сребреников. Едва ли отец Учителя мог предвидеть, принимая решение сохранить серебряные доллары в качестве казны Квинана, что он таким образом лелеет проклятие. Проклятие, которое пролежит под спудом семьдесят лет, а затем породит страсти, которые приведут к гибели его сына.
Эллери хотелось самому украсть эти опасные монеты и бросить их в пустыне, но он не смог заставить себя прикоснуться к ним.
Другое дело — открытая книга на нижней полке с текстом, отпечатанным немецким готическим шрифтом. По отношению к ней нужно немедленно принять соответствующие меры, иначе он никогда не сможет спать спокойно.
Эллери открыл стеклянную дверцу ковчега и осторожно достал тяжелый том, как будто это было живое существо. Он не хотел, чтобы Преемник — нет, новый Учитель — увидел его выносящим книгу, поэтому спрятал ее под мышкой, застегнул пиджак, чувствуя, как книга обжигает его тело, и навсегда покинул санктум.
Эллери уже собирался закрыть за собой дверь, когда ему пришла в голову великая мысль. Почему бы не оставить ее открытой? Fiat lux... Mehr Light![64] Да скроется тьма!
Он так и поступил.
* * *
В последний раз вернувшись в свою комнату, Эллери положил книгу в саквояж и упаковал вещи. Пришло время прощаться с Квинаном, где его приняли почти как бога. Не было причин полагать, что теперь его почитают меньше — возможно, даже больше, ибо к почтению добавился благоговейный страх, ведь оправдалось его предназначение живого пророчества. Квинан по-прежнему будет взирать на него снизу вверх, но едва ли с любовью.
Плотно сжав губы, Эллери защелкнул саквояж, вышел из дому и огляделся вокруг, стараясь сориентироваться, затем двинулся вверх по тропинке за виноградником. Оттуда он спускался вместе с не имеющим возраста старцем в свой первый день в Квинане.
Эллери медленно взбирался на холм, время от времени оглядываясь на внутренний склон. Никого не было видно. Хотя нет — на дальнем склоне, среди камней, отмечающих места покоя, бродила маленькая фигурка. Эллери содрогнулся и поспешил дальше.
Когда он оглянулся в последний раз, серые и коричневые тона слились воедино, став почти бесцветными.
Наконец, Эллери пересек гребень холма. Долина Квинана (Ханаана? Теперь он, вероятно, никогда это не узнает) исчезла из поля зрения.
* * *
Спустившись по каменистому внешнему склону и проковыляв по песку к своей машине, Эллери бросил внутрь вещи, сел за руль, включил зажигание и... ничего не произошло.
Аккумулятор был мертв.
«О, пионеры, вы не знали благ автомобилей...»
Вода в радиаторе также испарилась. Это можно было легко исправить (легко ли?), вернувшись в деревню. Но аккумулятор... Эллери огляделся вокруг. Ни в пустыне, ни на холме не было заметно ничего живого.
Отто Шмидт торговал бензином — возможно, у него нашелся бы и аккумулятор. Но как добраться до лавки Шмидта? Это предполагало рискованный многочасовой пеший поход по пустыне. Может, позаимствовать в деревне осла?
Но сначала книга.
Эллери вынул ее из саквояжа, отошел немного от машины, положил книгу на песок и стал рыть голыми руками узкую яму. Песок был рассыпчатым, и это не составляло труда. Потом он начал вырывать из книги страницы, комкать их и бросать в яму. Когда она почти заполнилась, Эллери зажег спичку и бросил ее туда же.
Вначале бумага только тлела, но постепенно пламя разгорелось.
Эллери наблюдал за ним с незнакомым чувством яростного удовлетворения. Время от времени он комкал новые страницы и бросал их в огонь.
Наконец от книги не осталось ничего, кроме переплета.
Эллери уставился на немецкие слова, вытисненные готическим шрифтом, и содрогнулся, несмотря на жар пламени. Происходила ли за всю долгую историю письменности более печальная ошибка при чтении, чем та, которую совершил Учитель с этой книгой? Ему страстно хотелось верить в существование легендарной «утерянной» книги Квинана. Однажды патриарх отправился за покупками в магазин «Край света», увидел на прилавке книгу с тремя словами, вытисненными на переплете архаичным шрифтом, на незнакомом ему языке, но эти три слова находились одно под другим, так что их первые буквы выстроились по вертикали, и он прочитал акростих:
Как, должно быть, возрадовалось сердце старика. Оно чудом не остановилось вовсе. Ибо Учитель знал, что «утерянная» книга называлась Mk’n, что выглядело бы в написании готическим шрифтом, как
Разница была лишь в одной букве, и внешне она казалась абсолютно незначительной. Кто знает, вероятно, подумал Учитель, быть может, первоначальным названием книги было именно Mk’h, но с течением времени оно исказилось...
Ему хотелось верить, что это священная книга Квинана, и он в это поверил.
«Как я мог сказать ему, — думал Эллери, — что он принял символ кровавой бойни за проповедь мира и братства среди людей?»
Эллери отломал несколько веточек с ближайшего куста, поджег их и, когда они разгорелись достаточно ярко, бросил на них переплет. Он быстро вспыхнул, и пламя выбросило резкие, искаженные языки, словно отравленное тем, что оно поглощало.
Название, казалось, жило собственной дьявольской жизнью. Даже когда переплет обращался в пепел, в сполохах можно было четко различить слова[65]:
Наконец оно также поддалось огню, рассыпавшись в прах, который Эллери раздавил каблуком.
Он уже сделал несколько шагов в сторону долины, когда услышал в небе тарахтение, постепенно превращающееся в рев. Странно! Гончар (казалось, это происходило так давно, что Эллери сомневался, действительно ли это был он) упоминал, что в небе Квинана проносится все больше самолетов, однако за все время своего пребывания там Эллери ни разу не видел и не слышал ни одного.
Он остановился, глядя в небо, и увидел маленький одноместный самолет, явно не военный, который приближался с юга. Эллери наблюдал за ним с усиливающимся беспокойством. Рев становился прерывистым, затем раздался взрыв, и объятый пламенем самолет пронесся почти над головой Эллери.
Господи, ведь он упадет на Квинан! — похолодел Эллери. Но самолет рухнул на склон Холма Испытаний, обращенный к пустыне. В тот же миг в небе раскрылся парашют.
Эллери увидел, как парашютист упал на песок неподалеку. Некоторое время он лежал неподвижно, словно оглушенный, но, когда Эллери подбежал к нему, уже поднялся на ноги и отстегивал парашют.
— С вами все в порядке? — крикнул Эллери.
Парашютист посмотрел на него и улыбнулся:
— В полном порядке, amigo[66].
Эллери быстро заморгал. Глубокий голос показался ему знакомым. Но дело было не только и не столько в голосе. Летчик был молодым человеком, высоким, смуглым и худощавым, с вьющимися черными волосами и орлиными чертами по-своему красивого лица. Хотя он, вероятно, брился этим утром, на впалых щеках успела появиться легкая щетина. «Где-то я видел этого парня», — подумал Эллери и внезапно застыл, как под ледяным душем. Молодой человек походил на...
Чувствуя себя глупо, Эллери тряхнул головой. Но видение не исчезло. Молодой человек выглядел так, как, должно быть, выглядел Учитель в тридцатилетнем возрасте.
— Вот так удача, — продолжал незнакомец, освободившись, наконец, от парашютных ремней. — Потерпеть катастрофу над пустыней и приземлиться у ног доброго самаритянина с автомобилем!
— Боюсь, самаритянин не такой уж добрый, — отозвался Эллери. — У меня сел аккумулятор.
Незнакомец снова улыбнулся:
— Не беспокойтесь. С этим мы как-нибудь справимся.