В комнате опять воцарилась тишина.
Инспектор постучал по столу.
— Вы слышали нечто, похожее на крик. А какие-либо звуки передвижения по дому или как мисс Эдриан выходила из комнаты? Я не имею в виду то время, когда вы все отправились спать, а позже, когда в доме все уснули.
Она с сожалением покачала головой.
— О нет, не думаю, только ту кошку, или летучую мышь, или что там еще могло быть.
Он повернулся к Пенни, которая сидела без всякого движения.
— Вы, мисс Хэллидэй, слышали что-нибудь в доме или снаружи?
Она ответила:
— Нет.
Ее загорелое лицо было бескровно. Больше она ничего не сказала. Что ж, спасибо Господу, не все в этом мире пустомели. Он опять отвернулся.
— Миссис Брэнд, ваша комната выходит на другую сторону, но вы могли слышать звуки в доме. Вы что-нибудь слышали?
Она сидела на диване, тучная и бесформенная, в черном платье с коричнево-красным узором, который выглядел, словно мешанина из пятен грязи и красных чернил. Ее широкое гладкое лицо, обычно даже бледноватое, заметно раскраснелось, выпуклые глаза сохраняли злобное выражение. В руке она держала льняной носовой платок, которым то и дело обмахивалась. Низким голосом миссис Брэнд сказала:
— Нет, я ничего не слышала.
— Комната мистера Феликса Брэнда рядом с вашей. Вы не слышали, как он выходил?
— Нет. Я сплю крепко.
Он резко дернулся.
— Итак, на этой половине дома все — мисс Эдриан мертва, а мистер Феликс Брэнд исчез. Теперь я опрошу соседей. Мисс Брэнд, вы ничего не слышали?
Мэриан ответила на его решительный взгляд таким же решительным взглядом.
— Я не знаю, инспектор. Ночью я просыпалась, но не знаю, что именно меня разбудило. Не могу сказать, что это был крик, но проснулась я с ощущением, что меня что-то испугало. Я села в кровати и прислушалась, но больше ничего не услышала и снова уснула.
— Вы можете назвать время?
— Я не посмотрела на часы. Но было время прилива.
Он приободрился.
— Вы в этом уверены?
— Я слышала шум воды. Его не слышно, когда нет прилива.
Инспектор обвел всех взглядом.
— Кто-нибудь знает, в какое время бывает прилив?
Ричард Каннингем ответил:
— Вчера вечером он закончился приблизительно в семь часов.
— Отлив в семь двадцать, — сказала Элиза Коттон.
Крисп кивнул.
— Этого достаточно. Мы можем это проверить. Значит, примерно в час ночи был прилив. Отлив около половины седьмого, и опять прилив. Если вы слышали шум прилива, когда проснулись, мисс Брэнд, значит, я полагаю, вода бывает достаточно полной, чтобы ее услышать, в промежуток времени между двенадцатью и двумя часами, или, скажем, примерно около того.
Констебль на стуле у рояля сделал запись в блокноте четким, аккуратным почерком.
Крисп обратился к Инне.
— Миссис Фелтон, ваша комната находится рядом с комнатой сестры, выходит на ту же сторону. Вы просыпались этой ночью?
Мэриан положила свою ладонь поверх руки Инны и обнаружила, что та абсолютно холодная. Она ощутила, как рука судорожно дернулась, когда Инна, затаив дыхание, сказала:
— Нет, я не просыпалась.
В голове у Мэриан пронеслось, что, если ты не спишь, то не можешь и проснуться. Она не думала, что Инна вообще спала. Она не снимала платья, в котором была накануне. Она не ложилась спать.
— Вы не просыпались и ничего не слышали?
Рука под ладонью Мэриан снова шевельнулась. Инна сказала:
— Нет.
Его проницательный взгляд задержался на ней.
— Хелен Эдриан была вашим другом?
Она отрицательно покачала головой, затем, как будто осознав, что от нее требуется нечто большее, произнесла, запинаясь:
— Я ее не знала... совсем... только последние два-три дня.
— Вы с ней не были в ссоре?
Она пустилась в объяснения:
— О, нет. Не думаю, что мы разговаривали больше, чем пару раз, да и то всего несколькими словами обменялись.
Он резко сказал:
— Я спрашиваю, потому что вы выглядите так, будто пережили значительное потрясение.
Инна ощутила, как ладонь на ее руке слегка надавила сверху, сообщив ей сильное, расслабляющее тепло. Мэриан спокойно сказала:
— Это было очень большое потрясение. Моя сестра очень чувствительна.
Он изобразил нечто вроде кивка и повернулся к Элизе.
— Теперь вы, мисс Коттон, живете в третьей комнате, выходящей на эту же сторону, на чердаке, не правда ли? Вы что-нибудь слышали?
Стоя позади кресла Пенни и положив руку на его спинку, Элиза фыркнула.
— Не слышала.
— Вы в этом уверены?
Фырканье, еще более зловещее, повторилось.
Когда Пенни или Мактавиш слышали этот звук, это было достаточным сигналом к тому, чтобы ретироваться. Инспектор Крисп этого не знал.
В течение какого-то времени Элиза сдерживала свою ярость. Теперь она дала ей выход, уже не столько фыркая, сколько шипя:
— Есть те, кто вас обманет и глазом не моргнет, и есть те, кто ни за что не станет лгать, клялись они на Библии или нет. Хвала Господу, по ночам я сплю, и когда я отправляюсь на боковую, то не слушаю никаких летучих мышей или кошек, или еще чего в ожидании того, что кого-то убьют, а в дом нагрянут офицеры полиции, задавая бесчисленные вопросы, на которые никто не может ответить.
Криспу она невольно напомнила его тетю Агги, чей вздорный характер периодически доставлял семье значительные неудобства. Она приходила в гости и оставалась до тех пор, пока не устраивала какой-нибудь бурной ссоры, изводя очередного родственника.
Он поспешно сказал:
— Это все, что я хотел услышать, мисс Коттон, — и с облегчением обернулся к Сирилу.
— Мистер Фелтон, вы живете не на той стороне дома, хотя, может, вы делили комнату с вашей женой прошлой ночью?
Не могло быть ничего более любезного, чем ответ Сирила:
— О, нет. Она неважно себя чувствовала.
— Вы слышали что-нибудь?
— Боюсь, что нет. Я чертовски крепко сплю.
Крисп, нахмурившись, обвел взглядом всех присутствующих.
— Когда сержант Джексон прибыл сюда утром, было установлено, что вся компания, включая мистера Каннингема, который в доме не ночевал, а также мисс Эдриан и мистера Феликса Брэнда, провела вместе на пикнике в бухте несколько часов. Установлено, что мистер Каннингем ушел в половине одиннадцатого, — он обратился к Ричарду: — Правильно?
— Да.
— Обитатели дома поужинали и провели остаток вечера на своих половинах, причем жильцы каждой из них, по вашим же свидетельствам, разошлись на ночь чуть позже половины одиннадцатого. Все правильно? Я просто хочу проверить.
Раздался общий гул согласия. Мисс Кэсси оживленно сказала:
— Четверь одиннадцатого — это мой час, инспектор, зимой и летом.
Он постучал по столу.
— Я спрошу вас еще раз. Не слышал ли кто-нибудь, как мисс Эдриан выходила из дома? Или мистер Феликс Брэнд?
Продолжительное глубокое молчание последовало за каждым из этих вопросов. Он сделал нетерпеливое движение.
— Миссис Брэнд, вы сказали сержанту Джексону, что никакая одежда вашего сына не пропала, за исключением пары фланелевых брюк и пуловера, в которые он был одет вчера ночью?
Флоренс Брэнд сказала:
— Да, именно так.
— И еще его купальный костюм, — сказала Кэсси Ремингтон. Она услужливо повернулась к инспектору. — Простой черный трикотаж. Такой аккуратный и скромный, я всегда так считала. И он такой хороший пловец.
Крисп послал ей свой самый грозный взгляд.
— Я говорил с вашей сестрой. Миссис Брэнд, я хочу знать, как ваш сын обычно одевался, если отправлялся рано утром поплавать.
Флоренс Брэнд ответила:
— Именно так и одевался. Он надевал пару брюк и свитер поверх купального костюма, если только было не слишком жарко, — она сделала паузу, обмахнулась льняным платком и медленно произнесла своим глубоким голосом. — Лучше поставить вас в известность относительно наших родственных связей. Феликс мне не сын.
— Нет? Вы хотите сказать, он был усыновлен?
— Нет, я вышла замуж за его отца, — она обмахнулась и продолжила, — когда Феликсу было всего два года.
Это было публичное отречение. Коль скоро Феликс мог оказаться убийцей, она не желала иметь с ним ничего общего. Никто из присутствующих не усомнился в тайной мотивации ее слов. Даже Крисп был ошеломлен. Элиза издала угрожающее фырканье. И впервые за все время Пенни пошевелилась. Ее маленькое оцепеневшее тело оставалось неподвижным, но она повернула голову. Ее ясные карие глаза на мгновение задержались на Флоренс Брэнд. Они говорили: «Иуда!» Ее звонкий детский голос произнес:
— Ты слишком торопишься, тетя Флоренс.
Кэсси Ремингтон нарушила молчание, которое последовало за этой фразой. Ее цепочка звякнула. Она сказала тем тоном, который Элиза называла уксусным:
