— Верно, — ответил инспектор, бросая неудовлетворенный взгляд на кружку, и встал из-за стола. — Вы еще не ляжете ко времени моего возвращения?
— Нет, я буду здесь, хотя за своего кузена ручаться не могу. Та двухместная коляска, которую я видел на улице, имеет, конечно, к тебе прямое отношение, Энтони?
Энтони слегка покраснел.
— Ну, — начал он, — я…
— Достаточно! — мягко перебил его Роджер. — Ты ее еще не отослал назад, значит, предполагаешь, что она еще пригодится. Ну что ж, мне говорили, что сельская местность выглядит при свете луны просто очаровательно. Bon voyage![10] О, инспектор!
Инспектор Морсби, уже взявшийся за ручку двери, остановился.
— Да, сэр?
— А вам, кстати, удалось что-нибудь выяснить относительно башмака?
Инспектор Морсби помолчал, а потом заметил:
— Вы ожидаете от меня ответа, мистер Шерингэм, в то время как сами утаиваете информацию?
— Обещание есть обещание, — находчиво заметил Роджер.
— Ну что ж, не могу не признать, что обещание было сделано в ответ на уже оказанные услуги. Очень хорошо, сэр, я заплачу вам добром за зло. Я проследил происхождение этой пары башмаков. Мы быстро нашли и второй, должен вам заметить.
— "Проследили происхождение"? — с любопытством переспросил Роджер. — То есть вы узнали, кому они принадлежали?
— Именно так. Стельки с названием фирмы были оторваны, но мы все равно установили это, что было нетрудно. Их сразу же опознала служанка, да и владелица без всяких колебаний признала их за свои.
— Ради бога, перестаньте играть со мной в кошки-мышки! — взмолился Роджер. — Чьи они?
Инспектор с минуту невозмутимо смотрел на Роджера, смакуя его нетерпение.
— Это башмаки миссис Рассел, сэр, — сказал он наконец и удалился.
Когда дверь захлопнулась, Роджер от удивления даже присвистнул:
— Миссис Рассел! Господи боже, какое неожиданное развитие событий. Каким же это образом?… Что ты об этом думаешь, Энтони?
— А бог его знает! — честно признался тот.
Роджер подумал и рассеянно взял кусок крыжовенного торта со взбитыми сливками.
— Ну, наверное, это все каким-то образом можно объяснить. Надо только как следует все обдумать.
— А ты и меня собираешься держать впотьмах насчет типа с отпечатком его большого пальца? — спросил Энтони.
— Тебя, — очнулся от размышлений Роджер, — о нет! Мне нужно кому-нибудь все рассказать, иначе я лопну. У меня был тяжелый день. Я провел его с мужчиной, женщиной и ребенком. Я их расспрашивал всех по очереди и одновременно, пока у меня горло не заболело, язык стал как деревянный и я чуть не охрип. И ни одного сколько-нибудь плодотворного, стоящего ответа. И наконец, когда я буквально изнемог, мальчик вдруг навел меня на след. Я нашел шалопая, который действительно был там и видел все, что мне надо было от него узнать.
— Полезный малец! — заметил Энтони.
— Мне пришлось вытягивать из него слово за словом, потому что он чем-то таким занимается в скалах (чем именно, я так и не узнал), что носит, очевидно, противозаконный характер. Однако страшные клятвы сохранить все в тайне и пара полукрон сделали свое дело. В половине четвертого во вторник он был недалеко от ближайших каменных ступенек, очевидно он там прятался, и видел, как по ступенькам спускается мужчина и затем идет по дорожке вдоль скалы. Энтони, мальчишка был готов поклясться, что у мужчины в руке была как будто газета, и это вполне могли быть "Лондонские мнения".
— Фью, — присвистнул Энтони, — и кто же это был? Ты догадался?
— А догадываться было необязательно. Мальчишка с большой готовностью предоставил мне на сей счет полную информацию. Энтони, мальчик мой, как ты думаешь, кто это был? Ты никогда не догадаешься, потому что этого никак нельзя было даже вообразить.
— Так кто же?
Роджер торжествующе взглянул на кузена.
— Этот вредный маленький священник с козлиной физиономией. Его преподобие Сэмюел, черт бы его побрал, Медоуз!
— Что?
— Неожиданно, а? Поэтому я, как пчела на мед, полетел разыскивать Сэмюела. Он на днях упрашивал заглянуть к нему, когда у меня будет хоть малейшая возможность, так что никакой неловкости не было. Я и заглянул. Он пришел прямо-таки в восторг от того, что видит меня, — он просто зашелся от восторга! И я тоже! Мы оба были в восторге. Мы почти рыдали на шее друг у друга от восторга. То была очень трогательная сцена. И он очень хотел потолковать об убийстве, но я этого не хотел. Я желал обсудить нечто совсем другое. Одну из теологических проблем, Энтони.
— Ой! — только и сказал Энтони.
— Вот именно. И я стал ее обсуждать. А он не смог принять участия. Он даже не знает, как звали тестя Моисея[11], Энтони. Для священника он постыдно невежествен, правда? Конечно я не дал ему заметить, что считаю его невеждой. Я был воплощением такта. Я сказал ему, что моим любимцем среди менее значительных библейских пророков был Омар Хайям, а он и ухом не повел. Я заметил, что если бы королева Елизавета не написала "Кредо Афанасия", то кардинал Мэннинг не отправил бы Жанну д'Арк на корм червям, а он даже глазом не моргнул[12]. О, беседа у нас вышла увлекательная!
— Ты, значит, хочешь сказать, что этот парень вовсе не священник?
— Энтони, ты просто читаешь мои мысли. Нет, этот парень совсем-совсем не священник.
— Здорово! — воскликнул Энтони.
— Поэтому все, что мне осталось сделать, так это самым обычным образом получить отпечаток его пальца и поскорее убраться восвояси. Вот так обстоят дела.
— А как же тебе удалось получить отпечаток?
— Очень просто! Он читал газету, когда я вошел. Я сказал, что на той странице, которую он только что прочитал, есть очень интересная для меня информация. Он любезно позволил оторвать этот кусок и взять с собой. Чтобы читать газету, надо очень плотно держать ее за поля, а мистер Медоуз не слишком часто, как это полагается священнику, моет руки. Да и день был жаркий, так что на бумаге прекрасно отпечатался его сальный большой палец. Спасибо за это мистеру Медоузу.
— Очень хитроумно, — одобрил Энтони.
— Я тоже так думаю, — согласился Роджер.
— А ты не собираешься сообщать об этом инспектору?
— Пока нет. Я тоже хочу, в интересах разнообразия, поджарить его на костре нетерпения и не желаю жертвовать признанием своих заслуг. Если кто и разгадает эту маленькую загадку, то это будет Роджер Шерингэм, так что я не собираюсь без крайней нужды сообщать ему хоть какие-нибудь новости. Конечно может оказаться, что этот парень Медоуз не имеет к тайне никакого отношения, но, честно говоря, не понимаю, как это возможно.
— Ты думаешь, об этом парне известно в Скотленд-Ярде?
— Вполне разумное предположение. Люди обычно не разгуливают вокруг, выдавая себя за священников, чтобы придать пикантность своим летним каникулам. Конечно он мог ни разу за всю жизнь не попасться в руки полиции, но надежды на это терять не стоит.
— А если он у полиции на заметке, то это поможет делу!
— Да, и не только в одном отношении. Понимаешь, я надеюсь, что он персонаж из прошлого миссис Вэйн. А если так, это прольет свет на целый ряд обстоятельств, которые пока таятся во тьме. Он может даже… — но тут Роджер осекся, а потом закончил: — Одним словом, здесь полно неизвестных возможностей.
Наступило недолгое молчание.
— Слава богу, Маргарет, по-видимому, уже не касается вся эта история, сказал Энтони.
— Да, к слову о Маргарет. Я хочу, Энтони, чтобы все, о чем я тебе рассказал, ты расценил как нечто в высшей степени конфиденциальное. Для нее лучше пока ничего об этом не знать, во всяком случае, пока не придет ответ из Скотленд-Ярда. Иначе у нее могут возникнуть неоправданные надежды, да и в любом случае, я не хочу, чтобы это стало достоянием гласности. На ее вопросы ты можешь просто отвечать, что я все еще навожу справки. Договорились?
— Но я совершенно уверен, что Маргарет можно доверить…
— Но это не вопрос доверия, — перебил его Роджер тоном, не допускающим возражений. — Ты должен рассматривать эту информацию как мою частную собственность, пока я не сочту нужным сделать ее общеизвестной. Если я не смогу полагаться на твое умение держать язык за зубами, то я просто не буду ничего тебе рассказывать. Так как же мы поступим?
— Ну разумеется, если для тебя это так важно, — немного сварливо ответил Энтони.
— Да, очень важно, — жизнерадостно подытожил разговор Роджер, — а теперь выпей пивка!
Энтони встал.
— Нет, спасибо. Дело в том, что я… что мне сейчас надо уходить.
— Неужели эту девушку еще не тошнит при одном твоем виде, Энтони?откровенно удивился Роджер. — Единственное время, когда ты не слоняешься вокруг нее, так это во время еды.
— Да, но она сейчас совершенно одинока, — возразил обидчиво Энтони, — она совсем не видит тех двоих, только разве за обеденным столом. И если бы не я, то у нее никого не было бы, ни одной души в целом мире.
