Снежана внимательно обследовала длинный и узкий коридор, однако все остальные двери были закрыты тоже на ключ. Тогда она на цыпочках подошла к спящей дежурной сестре. На столе лежал ее мобильный телефон. Снежана взяла его и быстрым шагом отправилась в туалетную комнату, которую она разглядела в другом конце коридора. Там, спрятавшись в кабинке, набрала по памяти номер Рогозина. Он ответил сразу же, будто ожидал ее звонка.
— Это я, Константин Михайлович, извините что поздно… — громким шепотом сказала Снежана, прикрывая рот ладонью.
— Снежана? Бог ты мой! Очнулась? С тобой все в порядке?
— Все, все… Константин Михайлович, я больше не могу говорить. Вы знаете, в какой я больнице? Да? Тогда приезжайте немедленно! Ганин в опасности!..
Через полчаса Снежана уже сидела на заднем кресле здорового «Ленд Крузера», по-прежнему в больничной пижаме, видя в переднем зеркале опухшее от недосыпа лицо Рогозина, от этого ставшего еще больше похожим на жабу. Дождь упругими струями хлестал в окна, дворники на лобовом стекле не справлялись. Мощные фары внедорожника выхватывали лишь отдельные фрагменты дороги, каких-то деревьев и фонарных столбов.
— Что с тобой произошло, Снежа?! — прервал затянувшееся молчание Рогозин. — Меня чуть инфаркт не хватил, когда я увидел тебя в палате как мертвую, а твой сумасшедший…
— Не называй его так! Не смей! — резко крикнула каким-то надтреснутым, каркающим голосом Снежана.
— Ну, ладно, ладно… — проговорил Рогозин, посматривая то на дорогу, то на дисплей навигатора. Без него в такую бурю можно запросто потеряться в этой глуши — больница располагалась за городом. — Так что же все-таки произошло?
— Слушай, Рогозин, не до допросов мне сейчас, понимаешь?! Лучше смотри за дорогой и крути баранку. Не до тебя мне… — уже спокойнее сказала Снежана.
Рогозин как-то сразу сник, а Снежана сосредоточилась на своих мрачных мыслях.
Только сейчас она всерьез задумалась: как же спасти Ганина от зловещего портрета, чью убийственную мощь узнала на себе? Да и вообще, что это за тварь на портрете и кот в человеческий рост и в костюме? Что за ворона, которая нападает на людей? Ответить на эти вопросы она не могла. Но женское чутье повелевало ей несмотря ни на что ехать туда — она должна была во что бы то ни стало узнать, что происходит с Ганиным, чей телефон упорно был недоступен; она хотела быть с ним рядом в минуту опасности, просто хотела быть с ним…
Вдруг цепочка ее мыслей прервалась. Рогозин резко ударил по тормозам и выругался матом.
— Кто там?! — встревоженно вскрикнула Снежана.
— Да мужик какой-то! Чуть не сбил его! — рявкнул Рогозин.
А между тем в дверное стекло машины тихонько постучали.
— Добрые люди, куда путь держим? — вежливо спросил незнакомец. Голос у него был старческий, чуть дребезжащий, но какой-то приятный, немного музыкальный, теплый…
— Туда, куда тебе не надо! — огрызнулся Рогозин, собираясь уже дать газу, но Снежана властно положила свою ладонь на его плечо, и он не осмелился исполнить свое намерение.
— А откуда, мил-человек, ты знаешь — КУДА мне надо и КУДА не надо? — не растерялся неизвестный. — А может, мне с вами как раз по пути?
— Возьмем его, Константин Михалыч, — непререкаемым тоном сказала Снежана. — Старик под дождем, добросим до города. Не звери же мы, в конце концов…
Рогозин мрачно кивнул.
Снежана открыла дверцу, и к ней подсел незнакомый мужчина с седой, аккуратно подстриженной бородой, в мокром полиэтиленовом плаще-дождевике, резиновых сапогах и с черным кожаным чемоданчиком в руках.
— Ой, спасибо, доченька, спаси тебя, Господи!
— Какого хрена ты ночью по лесу шатаешься, старый?! — буркнул Рогозин, лихорадочно выруливая на трассу с обочины, куда он съехал, чтобы не сбить пешехода. — Из-за тебя чуть в дерево не врезался!
— Слушай, Рогозин! — опять встряла Снежана. — Заткнись и крути свою баранку! Еще раз наедешь на деда, я за себя не отвечаю, понял?! Ты заварил всю эту кашу, так и молчи в тряпочку!
— Тише, тише, деточка, тише! Добрый человек просто не выспался, переволновался, да и я, старый, виноват, фары-то меня ослепили — вот я случайно и вышел на трассу, — примирительно и совершенно беззлобно сказал пожилой человек. — А что я в лесу ночью делал? Дак, к умирающей ездил одной, причастить надо было, задержался, а автобусы-то почти не ходят, машины у меня нету, вот и пошел пешочком. Ну, ничего-ничего, апостол Павел вон от Иерусалима аж до самого до Коринфа на своих ножках протопал, вот я и подумал, что уж до Глубокого-то как-нибудь доберусь… — махнул рукой старичок.
Рогозин только присвистнул, но ничего не сказал. До Глубокого отсюда было километров пятнадцать — если не больше.
Но лицо Снежаны по ходу рассказа вдруг стало постепенно меняться. Она покраснела, смутилась, притихла…
— Ой, вы священник, значит… Простите меня… Грубая я, как баба деревенская… Если б знала…
— Грубая, но добрая, — мягко поправил священник. — Вон, с ливня, с ночной дороги меня подобрала. Не каждый так поступит. Боятся ночных попутчиков-то… А про какую такую «кашу» вы говорили? — резко меняя тему разговора, спросил священник. — И почему, детка, ты так странно одета? Из больницы, что ли? — Дедушка внимательно посмотрел на Снежану, и та смутилась еще больше — взгляд его больших карих глаз был пронзительным, в них читался глубокий ум и огромный опыт. На мгновение ей даже показалось, что эти глаза не имеют возраста и от них ничего невозможно утаить, даже тайные мысли и желания…
— Да, из больницы… — тихо проговорила Снежана и тут же зарыдала, уронив головку прямо на грудь деду-попутчику. Тот ничуть не смутился, а наоборот, обнял ее за плечи и стал ласково гладить мокрые золотистые волосы, прямо как добрый дедушка, желая успокоить любимую внучку.
— Тише, тише, детка, тише, все будет хорошо… Расскажи мне все — вот увидишь, сразу легче тебе будет…
И Снежана, громко сморкаясь в услужливо оказавшийся в руках дедушки платок, сбивчиво рассказала все, что с ней приключилось за последние дни, начиная со встречи с Ганиным в городском музее. Дед-священник слушал внимательно, наморщив лоб, и постоянно кивал головой, как бы с чем-то соглашаясь и что-то при этом бормоча себе под нос. Когда же рассказ был окончен, он некоторое время молчал.
— Да уж… Распоясались совсем… Распоясались… — И грустно покачал головой.
— Кто? — недоуменно подняла брови Снежана.
— Ах нет, ничего… — как бы очнувшись от глубоких раздумий, сказал священник. — История твоя очень интересная, доченька. И особенно интересно в ней то, что крестик-то твой жизнь тебе и спас! Даже эта черная животина не смогла его сорвать с тебя-то, боится…
Снежана удивленно взглянула на священника и только сейчас обратила внимание на этот факт. «А ведь и правда…» С этой мыслью она запустила руку за пижаму и нащупала на груди теплый и казавшийся от этого будто живым металлический крестик.
— Ой, батюшка! — воскликнула она. — И точно — без крестика убили бы меня там, ей-богу… — И совершенно неосознанно, механически, перекрестилась. — Но кто это был? Разве бывают коты в человеческий рост, в костюмах, говорящие человеческим голосом? Разве бывают портреты, которые убивают? Ответьте, батюшка, что тут происходит?! Кто они?!
Священник помолчал, как бы мысленно подбирая слова.
— Говорящих котов в человеческий рост, конечно же, не бывает, да и портретов-убийц тоже покамест не обреталось… — тихо сказал он, глядя прищурив, глаз не на Снежану, а как бы сквозь нее.
— Так кто же они? — почему-то прошептала Снежана, пронзительно глядя в лицо священнику.
— Дак сама ж знаешь, доченька, — повернулся наконец к ней священник и взглянул в глаза. — Знаешь, а боишься самой себе сказать — боишься признать, боишься поверить…
— Слушай, дед, не тяни, а?! — не выдержал Рогозин. — Знаешь — говори, не знаешь — молчи! Без тебя тошно!
Но священник даже не обратил внимания на его грубость.
— Сила бесовская вышла на свободу, вот и безобразничает. А всему виной портрет…
Рогозин резко ударил по тормозам, а потом повернулся к деду, вытаращив глаза. Он открыл рот, но слова не выходили из него от удивления. Всю свою жизнь он только и делал, что гонялся за НЛО, полтергейстами, русалками, ведьмами и домовыми, и все попусту, а тут… Совершенно неожиданно он сам оказался втянутым в историю, в которой все то, за чем он так тщетно гонялся, действует так явно, так нагло, так открыто и… так очевидно!
— Не понимаю… — прошептала Снежана. — Почему «на свободу» и при чем тут портрет?
— А при том… Сила бесовская мощь имеет великую — самый слабый из них спалить может всю нашу область за секундочку, доченька ты моя, глазками не успеешь моргнуть. Но сила эта отгорожена от нашего мира крепкой стеной и никогда не дремлющей охраной. Ну, вроде как уголовников мы в тюрьмы-то сажаем, чтобы они добрым людям плохого ничего не делали, так и бесы эти — ну, вроде как в тюрьме сидят и к нам им ходу нету. Могут они, конечно, нас соблазнять на грехи малые или великие, но чтобы самим среди нас ходить как заблагорассудится, убивать людей или, скажем, красть их — не-ет, этого делать им не дано…
