– Уверен, это было бы гораздо лучше, чем то, что вы сделали на самом деле.
По лицу Корлы Бурк пробежала тревога. И что-то вроде раскаяния – выстрел попал в цель.
– Я, конечно, не знала, как все получится… Ну, не могла заглянуть в будущее… – И она нервно засмеялась.
– Мисс Фрамли старалась поступить с вами по справедливости, а вы… ну, скажем, не оценили это в полной мере.
– Мне, право, жаль… Как вы здесь оказались?
– Ну а где же еще вас искать?
– Почему вы хотели меня разыскать?
– Я думал, может быть, что-то можно предпринять, чтобы выправить положение.
– Нет, уже поздно.
– Насколько я знаю, нет еще…
– Боюсь, вы слишком оптимистичны… Пожалуйста, поблагодарите от моего имени мисс Фрамли и передайте ей, что мне, конечно, не хочется, чтобы она считала меня неблагодарной, и я полагаю… А в общем, я полагаю, это все, что надо ей передать.
Я огляделся вокруг… Открытый чемодан, сложенная на столе и двух стульях одежда. На маленьком столике в углу возле окна – дамская шляпка, перчатки и кошелек. И там же еще – запечатанный конверт.
– Не возражаете, если я закурю?
– Конечно нет. Я тогда тоже за компанию.
Я угостил ее сигаретой, зажег спичку, в поисках пепельницы постарался расположиться так, чтобы оказаться у края стола. И схватил письмо!
Она увидела, что происходит, метнулась к столу. Сделала попытку вцепиться в письмо. Я сказал:
– Если оно не из Лас-Вегаса, оно мне не интересно. Если оттуда, я собираюсь его прочесть!
Она схватила меня за руку. Я оттолкнул ее. Ухитрился ускользнуть от нее за стол, проворно вытащил из конверта листок бумаги и успел прочитать, что там написано быстрым летящим почерком:
«Частный детектив Дональд Лэм занимается делом. Он виделся с Хелен Фрамли. Дружок Хелен, мужчина по фамилии Биган, был убит прошлым вечером. Вам оставаться в Рино небезопасно. Найдите глубокую нору в другом месте».
Письмо было подписано просто инициалами «А.У.».
Я сказал:
– Давайте будем откровенны друг с другом и тем самым сэкономим время. Меня зовут Лэм. Артур Уайтвелл нанял меня, чтобы разыскать вас, поставив об этом в известность Филиппа… Ну а теперь почему бы вам не рассказать мне свою историю?
Сражение было проиграно. Силы покинули Корлу.
– У меня есть версия. Я могу ее изложить, чтобы помочь вам… начать разговор.
Корла молчала, стояла и смотрела на меня так, будто я был единственным убежищем после опустошившего все и вся циклона.
– Итак… Артур Уайтвелл не хотел, чтобы его сын на вас женился. Он считал, что Филипп мог бы найти более выгодную партию. Но Филипп сильно любил вас, а Уайтвелл некоторым образом психолог. Он понимал, что в общем-то его возможности ограничены, потому что Филипп если и был в чем-то незрелым человеком, то отнюдь не в личных своих чувствах, тут он – настоящий мужчина. Отец никогда не понимал сына по-настоящему, но осознавал, что существует пропасть, через которую ему никогда не перекинуть мост. То есть он понимал, что любая попытка встать между вами вызовет полный его разрыв с сыном… А потом случилось что-то, сыгравшее отцу на руку. У него появилась возможность, которую он искал. Он так все организовал, что вы просто выпали из картины, и оставил Филиппа залечивать раны в одиночку. Однако, – продолжил я, – Филипп принял случившееся так близко к сердцу, что отец почувствовал: надо что-то предпринять. Да, Филипп чувствителен, он не потерял представлений о чести и порядочности, так и не научился игнорировать интересы других людей. Ваше исчезновение – он ведь не знает, что это сговор, – для него оказалось слишком тяжелой ношей.
Корла тихо плакала, даже не пытаясь что-либо сказать.
Я подошел к окну, поглядел вниз на грязный задний двор, битком забитый какими-то старыми ящиками. Между двумя столбами уныло свисала бельевая веревка. В лужицах отражалось солнце. На куче сырого песка валялись детское жестяное ведерко и лопатка… Я постоял спиной к комнате: пусть выплачется, успокоится без неприятного чувства, что я за ней наблюдаю.
Прошло несколько минут, прежде чем Корла овладела собой в той степени, чтобы вести разговор.
– Вы думаете, мистер Уайтвелл мог предположить, что вы меня отыщете?
– Не знаю. Все, что мне известно: нас наняли для того, чтобы найти вас.
– Но он поставил мне условие, что я так должна организовать свое исчезновение, чтобы меня никто никогда не нашел. На этом он настаивал. Но тогда выходит, что приглашение вас к розыску – просто уловка, чтобы успокоить Филиппа?
– Так оно и есть.
Она ухватилась за последнюю соломинку.
– Но нанять хорошего детектива – это ведь стоит больших денег, правда?
– Да.
– А вы, должно быть, хороший? И он не пожалел…
Если ей хотелось продолжать себя обманывать, у меня это не вызывало возражений.
– Кажется, мы справляемся со своими делами в агентстве.
– Не можете ли вы мне что-нибудь еще рассказать, чтобы я поняла, каковы в настоящее время истинные чувства и намерения мистера Уайтвелла?
– Только после того, как вы расскажете мне, что произошло. Тогда я, возможно, смогу связать концы с концами.
– Но, похоже, вы уже все знаете. Например, о Хелен Фрамли.
– Нет, я знаю только, что она написала вам письмо. О чем оно – могу лишь гадать.
– А как вы думаете, что было в письме?
– Я думаю, в нем заключалась ловушка.
– Расставленная этой Хелен Фрамли?
– Я не думаю, что Хелен Фрамли когда-нибудь писала это письмо.
– Но я получила письмо от нее.
– Почему бы вам не рассказать мне все, что знаете вы, а потом уж мы сопоставим, кто что знает.
Корла задумалась.
– Вы догадываетесь, что послужило причиной моего бегства?
– Сид Дженникс.
Она кивнула. И начала наконец рассказывать:
– В детстве я была просто маленькой дурочкой. У которой… у которой всегда была страсть к сильным. И, если хотите, к насилию. Мне нравился бокс и боксеры. Я обожала футбол[3]. Мы с Сиднеем учились в одной школе. Он играл в футбольной команде. Потом в школе стал моден бокс, и Сидней был сильнее всех. Герой поединков. Многие родители были против увлечения боксом, но Сидней оставался кумиром каждого мальчишки в школе. И… моим. И постепенно превратился в драчуна-забияку, умеющего получить выгоду от своей силы. Тогда я этого не понимала.
В общем, я продолжала дружить с Сиднеем и в последнем классе перед выпуском, хотя моим родителям эта дружба не нравилась. Сидней после школы занялся профессиональным боксом, начал строить из себя мученика идеи… а я, в общем, когда Сидней стал зарабатывать достаточно, чтобы меня содержать, я убежала вместе с ним, и мы поженились. – Корла пожала плечами и как-то устало добавила: – Конечно, это оказалось ужасной ошибкой. – С минуту помолчала, как бы прикидывая, нужно ли обойти то, о чем теперь предстояло рассказать. Затем вновь пустилась в повествование: – Мы прожили вместе почти три месяца. Первые две или три недели я была совершенно околдована. Но постепенно… у меня начали открываться глаза. Сидней был силен, жесток и при этом – труслив. Если на ринге мог с кем-то справиться, то становился безжалостен и добивал противника. Когда проигрывал, всегда находил массу оправданий себе. Он, пожалуй, мог бы достичь вершины, но… когда регулярно начал встречаться с лучшими боксерами… Однако я забегаю вперед. Когда я вышла за него замуж, он только вышел из категории новичков и на него обратили внимание. Известность сбила его с толку. Он ведь очень эмоционален и до безумия ревнив. Он начал обращаться со мной как со своей личной собственностью… и его поступки по отношению ко мне, когда слетал внешний лоск и обнаруживалось, что под ним, – были отвратительны…
– Нет надобности вдаваться в подробности, – сказал я. – Что произошло, когда вы его оставили?
– Я устроилась на работу. Еще в школе пробовала себя, а теперь стала совершенствоваться в работе секретаря, радовалась, что мне эта работа удается.
– Развода не было?
– Я думала, Сид добился развода. Это была самая подлая шутка из тех, что он сыграл со мной. Я заявила ему, что хочу быть свободной. Он возразил, что лучше подождать год, а потом развестись под предлогом прекращения супружеских отношений. Он не желал, чтоб на него повесили обвинения в жестоком обращении с женой, это, мол, повредит его карьере… Мы стали ждать, когда пройдет этот год. Важный год для Сиднея: семь или восемь месяцев он шел все время вверх, но потом… за три месяца… скатился вниз. Я не знаю всего, что случилось, но его импресарио пришел к выводу, что он трус, что на ринге он любит только избивать боксеров слабей себя, а не честно сражаться, как подобает спортсмену. Я уж не знаю, как случилось… то, что случилось. Какая-то темная история, какая-то махинация… предал своего импресарио и намеренно проиграл бой… или что-то в этом роде. До меня дошли слухи. Как бы там ни было, десять месяцев спустя после нашего разрыва он пришел ко мне. Он был в отчаянии. Говорил, что ему никак не удается взять себя в руки после моего ухода. Сказал, что вместе со мной из его жизни ушло вдохновение. Ну, в общем, когда под ногами почва заколебалась, он начал искать сочувствия. Он заявил мне, что относится к тем мужчинам, кому для вдохновения в жизненной борьбе нужна женщина, и раз он не может вернуть меня обратно, а это он понимает… ну, словом, он встретил другую девушку, хотя никогда не будет испытывать к ней тех чувств, какие испытывал ко мне, но она безумно любит его, и ему она, в общем, нравится. – Корла горько рассмеялась. – В этом был весь Сидней: она его безумно любила, а ему она некоторым образом нравилась.
