Тогда он впал в глубокое отчаяние. Мрачный, озлобленный, он сидел целыми днями в углу своей камеры. О чем он думал? О своем прошлом? Нет, о том, как бы спасти свою шкуру. Марго не было более у него в сердце. Он спрашивал себя, как мог он из любви к ней кинуться в бездну, где он теперь находился? Он вспоминал, сколько промахов совершил с той минуты, когда в нем зародилась надежда стать владельцем Нового Бастида, до тех пор, пока, несмотря на советы Вальбро, он решил выстрелить в Паскуаля. Он проклинал совершенное им преступление не за то, что оно было ужасно, нет — его пугало возможное наказание.
Скоро в обществе, и без того сильно настроенном против него, распостранился слух о том, что Фурбис совершил и другое преступление, но чуть раньше. Говорили, что он за два года до убийства Паскуаля отравил свою мать, чтобы скорее завладеть небольшим наследством, оставшимся ему после нее. Этот слух скоро достиг и судей, и в Горд отправили следователей. Труп женщины был вырыт и доставлен для исследования в Апт. Но так как при вскрытии не было обнаружено никаких доказательств, а при допросе Фурбис не признавал себя виновным в этом преступлении, то это дело так и осталось без всяких для него последствий. Что же касается последнего преступления, то Фурбис оставался при своем первоначальном показании и продолжал обвинять Марго в лицо, так же как обвинял ее заочно, пытаясь взвалить на нее всю тяжесть преступления. Был еще только январь, а присяжные должны были собраться в Карпентре не ранее мая, так что заключенным было дозволено видеться со своими родственниками и знакомыми.
Однажды утром в тюрьму явился Мулине. Увидев Марго, он упал на колени и горько заплакал.
— Вы здесь! — вскрикнул он.
Он не мог продолжать — волнение душило его. Марго ласково встретила его, посадила возле себя и стала рассказывать о своем несчастье. Она заговорила с ним вполголоса, но тут подошел часовой, присутствующий при свидании:
— Я не имею права позволить вам разговаривать так тихо, я должен слышать все, что вы говорите между собой.
— Позвольте нам обменяться лишь несколькими словами без свидетеля, — попросила Марго, посмотрев на часового умоляющим взглядом.
— Говорите скорее, — ответил он, — я отойду к дверям.
Марго поклонилась ему в знак благодарности за сочувствие. Благодаря ему она могла пересказать Мулине всю низость поступка Фурбиса по отношению к ней.
— Тебе известно, как я любила его! — говорила она. — И он выдал меня.
— Негодяй! — ответил Мулине. — Так это благодаря ему вас считают участницей в преступлении?
— Да. Мало того, что он передал судьям все подробности наших отношений, так еще сказал, что это я заставила его убить Паскуаля и достала оружие и порох.
— Но где же доказательства? — спросил Мулине, встревоженный серьезностью обвинений.
— А письма! Однако я отпираюсь от всего.
— Да-да, отпирайтесь, это правильно, но почему вы не говорили мне, что были с ним в переписке? Я заставил бы Фурбиса вернуть вам ваши письма.
— К сожалению, я думала, что он сам уничтожит их, а он хранил их и предоставил судьям в качестве доказательства, что я была его любовницей. Мало того, он составил еще несколько писем и приложил их к моим, будто они также были написаны мной, чтобы доказать мою причастность к убийству.
Марго лгала, но она могла позволить себе это, поскольку все, что было между нею и Фурбисом, кроме их любви, было неизвестно Мулине. Марго пыталась склонить его на свою сторону, надеясь, что, если его допросят снова, его показания будут носить чистосердечный и правдивый характер.
— Дорогая моя госпожа, — сказал Мулине, — я спасу вас.
Она позволила взять себя за руку, которую он покрыл горячими поцелуями. В эту минуту к ним подошел часовой, и они уже громче продолжили свой разговор, тщательно воздерживаясь от любых неосторожных выражений.
Во время заключения в тюрьме Апта Марго несколько раз виделась с Мулине. Он просил ее потерпеть, утешал и ободрял надеждой. Бедный безумец, он никогда не был так счастлив, как в это время. Он был необходим Марго, она нуждалась в нем. Он пользовался ее доверием и знал, или, вернее, считал себя обладателем всех ее тайн и хлопотал за нее. Несчастье приблизилось к ним, и если Мулине благословлял тюремное заключение Марго, то потому лишь, что был уверен в счастливой развязке этого ужасного дела. Фредерик Борель также навестил ее. Он пришел к ней не столько из сочувствия, сколько из любопытства.
— Ты принес мне много зла, — сказала она ему с упреком в голосе.
— Что же я тебе сделал? — удивленно спросил он.
— Разве не ты сказал, что видел меня ночью в карете с Фурбисом?
— Я сказал так потому, что это правда, но я вовсе не против тебя дал это показание. Оно против Фурбиса. Разве, по-твоему, не следовало спасти Мулине, обвиненного напрасно?
— Положим, что так, но Фурбис своим падением увлек за собой меня. Он самым низким образом оклеветал меня, несмотря на то что я не виновна. Ты поступил бы гораздо лучше, если бы не говорил ничего.
Фредерик промолчал. Спустя некоторое время он спросил свою двоюродную сестру, не сделает ли она каких распоряжений относительно работ на ферме — после всех этих печальных событий теперь он отвечал за хозяйство.
— Что мне до этого? — отозвалась Марго. — Если меня осудят, то ферма будет принадлежать тебе. Если нет, то я продам ее, потому что не желаю более жить в этой ужасной местности. Так что ты можешь свободно распоряжаться в доме.
— Но ведь если ты не виновна, то тебя оправдают! — вскрикнул Фредерик.
— Оправдают! Да, я надеюсь.
С этими словами она подняла умоляющий взгляд к небу. В тот день Фредерик ушел от нее сильно растроганный.
Долгое заключение пагубно подействовало на Марго: здоровье ее, и без того ослабленное беременностью, сильно пошатнулось, силы покидали ее, до родов оставалось всего несколько дней. Доктор предписал ей прогулки, и она вынуждена была проводить часть дня во дворе в то время, когда остальных арестантов там не было.
Во двор выходила длинная терраса, отделяемая каменной стеной от сада здания суда. Чтобы попасть в секретное отделение тюрьмы, необходимо было миновать весь двор. Однако Марго никогда не встречала тут Фурбиса — за ними обоими был установлен строгий надзор, чтобы они не имели возможности общаться друг с другом. Однажды во время прогулки она вдруг увидела, как мимо нее прошла женщина, сопровождаемая часовым. Марго узнала в ней Бригитту. Это была их первая встреча после того, как обе виделись в доме Фурбиса. Марго глухо вскрикнула. Бригитта спокойно прошла мимо, высоко подняв голову и не сказав ни слова, но в ее глазах не было и следа упрека, что сильно поразило Марго. Она принесла Бригитте так много несчастий, а та не обвиняла ее. Марго хотела поблагодарить ее и протянула вперед руки, но в ней заговорила гордость, и слова замерли на губах. Поняла ли это Бригитта? Она прошла мимо и, поднявшись уже под свод лестницы, вдруг обернулась к своей сопернице.
— Я давно простила вас, — сказала она грустным голосом. — Мне жаль вас, я молюсь о вас каждый день.
Марго схватилась за сердце и упала без чувств. На другой день она была отправлена в Карпентру, где должны были судить ее, но до начала судопроизводства по распоряжению доктора ее поместили в лазарет.
С этого времени Мулине часто видели разъезжающим то в Авиньоне, то в Карпентре. Он разыскивал наиболее известного адвоката, чтобы пригласить его защищать Марго. Он сказал Фредерику Борелю:
— Эту работу я беру на себя. Я отыщу человека, который нам нужен.
Однажды ему пришлось быть на разбирательстве одного дела, и адвокат произвел на него сильное впечатление, несмотря на то что Мулине слышал его впервые.
N. приехал в Авиньон, чтобы защищать рабочих, обвиняемых в забастовке. Он выиграл дело. После завершения процесса около двадцати молодых и старых адвокатов окружали его, искренне поздравляя с победой. И тут он заметил Мулине, который стоял в стороне, не смея обратиться к нему. Адвокат сам приблизился к нему.
— Вы, вероятно, один из рабочих, которых я защищал? — спросил он его с участием.
— Нет, но я слышал вашу речь. Вы говорили так хорошо, что я решил просить вас защищать женщину, несправедливо обвиненную.
— Почему вы не обратились к кому-нибудь из моих молодых коллег? Я не здешний и завтра уезжаю.
— О, господин! — возразил Мулине умоляющим голосом. — Нам необходимы именно вы. Не откажите нам в услуге.
N. был тронут.
— Здесь неудобно говорить, — ответил он. — Приходите завтра утром ко мне и расскажете ваше дело.
Мулине провел ночь в убогой гостинице в предместье Авиньона, но ни на минуту не смог сомкнуть глаз — настолько он был занят предстоящим ему визитом. Он несколько раз мысленно произносил свою речь, с которой хотел обратиться к N., но едва успел явиться к нему, как память вдруг ему изменила.
