Стоп, Пауль Рикерт! Не хватает еще полупьяного бреда. Все было тихо. Моника теснее прижалась ко мне, ее голова лежала у меня на плече, она засыпала, если уже не спала. Я слегка повернул голову и вдохнул нежный аромат ее волос. Ее близость опьяняла, но я вдруг подумал: почему это страстное, неудержимое влечение вспыхивает именно в темноте и как будто боится дневного света? Почему у меня не хватает мужества просто сказать:
«Я люблю тебя, будь моей, разорви все другие связи»… Да потому, если уж быть до конца откровенным, что на Монике, в таком случае, надо жениться — вот что! А я, как возможная партия, пожалуй, похуже, чем Арне. Кто я? Вечный студент с родительскими деньгами, мальчик на побегушках при Краг-Андерсене, обыкновенный повеса, хотя мне уже скоро тридцать.
Я резко пошевельнулся и покрепче сжал руку Моники, чтобы она проснулась.
Я посмотрел на часы. Было без четверти два. Инспектор рядом с Арне заворочался и прошептал:
— Боюсь, нам сегодня ничего не выудить.
— Тс-с! — зашипела Эбба. — Вы разве не слышали?
Все затаили дыхание. Я прижал ухо к стене: да, в самом деле, какое-то шевеленье! Это не ветер, не мышиная возня — звуки приближались, и я вспомнил рассказ Танкреда: было похоже на чьи-то шаги в мокрых сапогах.
Мы напряженно прислушивались. Я увидел силуэт Арне: он отделился от стены и сел прямо, наверно, держа наготове фонарь. Сердце у меня оглушительно колотилось, я напрягал затекшие ноги. Вот сейчас, через мгновение, откроется эта нелепая дверь, и войдет — кто? Непроизвольно я обнял Монику за плечи и как только почувствовал, что она дрожит, сразу же сам успокоился. Непостижимо, откуда берутся силы, если рядом другой человек, более слабый?
Наш гость, вероятно, добрался до самого порога. Шаги стихли, и стало слышно, как нажимают дверную ручку. Казалось, прошла целая вечность, пока открывалась зеркальная дверь, из нее потянуло холодом и сыростью. И, наконец, показалась фигура человека в длинном шуршащем плаще. Он вошел и двинулся к кровати.
В этот момент вспыхнул луч фонаря. Инспектор вскочил, в его руке блеснул револьвер.
— Стоять! Руки на голову!
Человек обернулся, мы увидели большое бородатое лицо с искаженными паническим страхом чертами.
Это был Эйвинд Дорум. Его прорезиненный морской балахон жалобно всхлипнул, когда Дорум поднял огромные ручищи и послушно опустил себе на голову, словно сокрушаясь о своей незадачливой судьбе. Желтые глаза беспомощно заморгали в ярком свете.
Тем не менее в следующую секунду он вдруг предпринял отчаянную попытку улизнуть, зияющий черный провал за зеркалом был совсем рядом. Серенсен и Танкред бросились с двух сторон ему наперерез, мы с Йерном тоже вскочили и попытались помочь. Дорум был очень силен и, не обращая внимания на револьвер в руках инспектора, стряхнул с себя их обоих, а я получил мощный удар в грудь и отлетел к стене. Пытаясь отдышаться, я видел, как он размахивал ручищами, словно рассерженная горилла, а Йерн, упав на пол, вцепился ему в ногу. Но тут инспектор приемом джиу-джитсу все-таки свалил Дорума. Танкред пришел на помощь Йерну, и они вдвоем крепко Держали бородача за ноги.
— Ну, Дорум, — проговорил, утираясь, инспектор, — будете вести себя хорошо? Или мы вас свяжем?
— Я хотел только взять бумаги! — простонал наш пленник и завозился на полу. — Мои бумаги только хотел…
— Что еще за бумаги? — Серенсен посмотрел на Арне, который взирал на происходящее, с улыбкой поигрывая своим фонариком.
— По всей вероятности, имеется в виду контракт. Купчая, по которой он отказывается от права обратного выкупа. Он, наверное, полагает, что я храню документы здесь, в доме. И если он выкрадет контракт, то снова выкупит и дом. Весьма наивно, милый Дорум. Разве вам неизвестно, что документы регистрируются в соответствующих учреждениях? Вам следовало хоть немножко ознакомиться с правилами ведения дел, прежде чем начинать небезопасную карьеру взломщика.
— Это так, Дорум? Из-за этой бумаги? Ну, говорите же, черт возьми!
Серенсен наклонился и потряс его. Дорум глядел на него с выражением упрямства и злобы, потом прорычал что-то неразборчивое, как загнанный зверь. Пале в своей характеристике был вероятно прав: в душе этого человека постоянно бушевала буря.
— Не стоит, Серенсен, на него давить, — миролюбиво сказал Арне, уселся на стул и достал свою фляжку. — Лучше отпустите его и попробуем поговорить по-хорошему. Хотите выпить, Дорум?
Дорума отпустили, он поднялся с пола и взял фляжку. Жадно, одним духом, он высосал остатки виски и рухнул на стул. Мне стало жаль его. Теперь он сидел перед нами, совсем как побитый пес.
— А почему вы сегодня без черной кошки? — спросил Арне. — Расскажите нам все по порядку. Вы отлично исполнили роль привидения, нам бы только хотелось подробнее узнать, как вы все это проделали?
Чуть не полчаса Арне и Серенсен пытались вести перекрестный допрос, но напрасно: ни жесткий тон инспектора, ни спокойные уговоры Арне не действовали — Дорум упрямился, как ребенок, и лишь бубнил, что ему были нужны только его бумаги.
— Ну, что ж, в таком случае вам придется пойти со мной, — сказал наконец Серенсен. — Все равно вы у нас все выложите. Рано или поздно… И не делайте глупостей! У меня теперь есть все основания арестовать вас.
Но тут Арне положил руку ему на плечо:
— Не надо, инспектор! Я прошу вас, не надо его арестовывать. Я не хочу, чтобы он сел в тюрьму. Мы должны понимать: он провел в этом доме всю жизнь. И в общем, естественно, что он тут бродил — по привычке. И вполне понятно его желание вернуть себе дом. Тут уж он действительно совершил весьма невыгодную сделку… Он старый человек, инспектор, и по-моему не совсем отдает себе отчет в своих действиях, и мне его от души жаль.
— Но он представляет определенную опасность для окружающих. Его нужно хотя бы поместить в лечебницу.
На это возражение инспектора Арне лишь покачал головой, а потом заметил:
— Его тут как следует проучили. Вряд ли он теперь отважится на повторный визит. Будет себе жить потихоньку… Отпустите его.
— Ну, как хотите.
Серенсен пожал плечами. Он зевнул. Видно, он слишком устал и хотел спать, ему было не до служебных обязанностей.
— Ну что ж, — сказал он, поднимаясь. — Надо мне двигаться к дому. Скоро утро. Дорум, пора по домам. А по дороге я все-таки с вами серьезно поговорю…
* * *
Наутро, за завтраком, Эбба сказала:
— Выходит, моя гипотеза оказалась верна. В главном я не ошиблась. По сути, основной целью было запугать Арне и вынудить его признать сделку недействительной, то есть, вернуть дом за ту же сумму прежнему владельцу.
— По-твоему, умственно отсталый человек способен на столь изощренные действия? — усомнился я.
— Во-первых, его вдохновителем, конечно, был пастор. А во-вторых, я не очень-то верю, что Дорум такой уж дурачок. Мне показалось, он прикидывается. Симулирует.
В его положении всегда лучше прикинуться дурачком. Может, у него и засело в голове, что надо во что бы то ни стало утащить эту купчую, но все-таки главной задачей его посещений было нагнать на нас страха. Ведь это понятно: в первую очередь он, а не кто иной, должен был знать про потайной ход. И естественно, ему пришло в голову воспользоваться этим ходом.
— А с чего ему было передвигать комод?
— Элементарно, — Эбба деловито жевала редиску. — Он прожил в этом доме шесть десятков лет. Он прекрасно знает, где что стоит. И вдруг он явился сюда и обнаружил, что комод передвинули. Естественно, он вцепляется в этот комод и тащит его на место. Во-первых, чтобы приструнить нас. А во-вторых, потому, что он сам безумно боится мести капитана Корпа и привык следить, чтобы все оставалось на своих местах. К тому же, ой невероятно сильный — вы сами в этом вчера убедились… Теперь понятно, почему он повесил на место картину Ватто и почему изорвал барахлишко нашего друга Арне. А что касается собаки…
— Вот именно! — сказал Арне. — Ты считаешь возможным, чтобы человек зверски убил свою собственную собаку?
— Ты же сам говорил: здесь все знают, что он мучает животных. Почему пес так рвался в желтую комнату? Да просто он учуял запах своего хозяина-мучителя. Ну, и поскольку собака Доруму помешала и могла еще помешать, он ее зарезал. Логически все сходится. Разве не так?
— А черная кошка? — спросил я. — Как, по-твоему, это увязывается с Черной кошкой? Мы же сами видели: она бегает за Рейном.
— А с чего ты взял, будто на Хайландете существует только одна черная кошка? Насколько мне известно, кошки в Норвегии — весьма распространенные домашние животные. Почему ты уверен, что у Дорума нет большой черной кошки? Кошка Баскервилей, вскормленная на тресковой печенке и способная перепугать не только управляющего Людвигсена, но и самого директора Краг-Андерсена! Блеск! Замечательно! Разумеется, все это слишком банально. И я вполне понимаю твои чувства, Карстен, когда ты так смотришь на меня. Ну, что ты надулся? Я развеяла поэтический флер, и осталась лишь голая действительность.
