Билл, опираясь руками на перегородку, пристально смотрел на нее, пока она, как загипнотизированная, не подняла голову. Никто не заметил, как между ними проскользнула молния, но оба побледнели еще больше и отвели глаза. Билл уставился на стену позади Андреа; Андреа стала смотреть на свои ладони.
Затем Билл бесцветным голосом спросил:
— Мисс Гимбол, где вы были вечером 1 июня?
Ответ Андреа можно было с трудом расслышать:
— Вместе с мамой и друзьями на балу в Вальдорфе в Нью-Йорке.
— Весь вечер, мисс Гимбол?
Он говорил мягким голосом, почти ласково, но в этом было что-то от подкрадывающегося к жертве зверя. Андреа не ответила, только судорожно вздохнула и сжала губы.
— Отвечайте, пожалуйста, на вопрос!
Вместо ответа раздалось сдержанное рыдание.
— Освежить вам память, мисс Гимбол? Или вызвать свидетеля, который поможет ее освежить?
— Пожалуйста... — прошептала она. — Билл.
— Вы дали клятву говорить правду, — каменным голосом произнес Энджел. — Я жду ответа. Вы можете припомнить, где вы провели ту часть вечера, когда вы не были в Вальдорфе?
За столом прокурора произошло явное смятение, и Поллинджер подал голос:
— Ваша честь, защитник явно ставит под сомнения показания собственного свидетеля.
Билл с улыбкой ответил:
— Ваша честь, здесь идет суд по делу об убийстве. Я вызвал свидетеля, занимающего враждебную защите позицию. Я имею право на прямой допрос враждебного свидетеля, показания которого не мог бы внести в протокол при перекрестном допросе его как свидетеля обвинения, по той простой причине, что штат не вызывал его в качестве такового. Это исключительно важное свидетельство, и я сразу увяжу его с линией защиты, если господин прокурор даст мне такую возможность. — И добавил сквозь зубы: — Который явно и непонятно почему делает все, чтобы мне помешать.
Судья Менандер вынес вердикт:
— Вполне законно защите вызывать и допрашивать враждебного свидетеля. Продолжайте, мистер Энджел.
Билл попросил:
— Зачитайте мой вопрос, пожалуйста.
Стенограф прочитал. Андреа ответила усталым голосом, в котором чувствовалось отчаяние:
— Да.
— Расскажите жюри, где вы провели первую часть этого вечера?
— В доме... в доме на реке.
— Вы имеете в виду ту хижину, в которой был убит Гимбол?
Девушка еле слышно прошептала:
— Да.
Зал взорвался. Компания Гимболов повскакала с мест, яростно протестуя. Только Поллинджер сидел не шелохнувшись. Пока стоял шум, Билл не менял выражение лица. Андреа закрыла глаза. Шум стоял несколько минут, наконец все успокоились.
Безжизненным голосом Андреа принялась рассказывать. Начала она с того, как, получив телеграмму от приемного отца, взяла «кадиллак» своего жениха и поехала в Трентон, как, приехав на час раньше, решила сделать круг и вернулась уже в сумерках, как, войдя в хижину, увидела Гимбола на полу.
— Вы решили, что он мертв, тогда как на самом деле он был еще жив? — спросил Билл.
— Да...
— Вы не дотрагивались до тела, мисс Гимбол?
— Нет, нет, что вы!
Пока она рассказывала о том, какой ужас пережила, как закричала и выскочила из дома, Эллери деловито написал несколько вопросов на листочке бумаги и передал его Биллу. Андреа остановилась, глаза ее расширились от страха и посерели.
У Билла дрогнули губы. Листок в его руке заметно задрожал.
— Сколько времени вы были в хижине — во время второго посещения?
— Не знаю. Не знаю. Несколько минут. — Видно было, что девушка не на шутку напугана; плечи ее невольно поднялись, словно она пыталась защититься.
— Несколько минут. Когда вы приехали первый раз, в восемь часов, на подъездной дорожке стояла машина?
Создалось впечатление, что Андреа пытается что-нибудь придумать и отчаянно ищет нужные слова.
— На главной дорожке машин не было. Стоял только старый седан — этот «паккард» — на боковой дорожке. У крыльца задней двери.
— Машина Уилсона, понятно. А когда вы туда вернулись около девяти, неужели пробыли там всего несколько минут? Я же видел, как вы выбежали оттуда — помните? — в восемь минут десятого.
— Я... так думаю.
— Когда вы вернулись в девять, «паккард» все еще, разумеется, стоял там же; но была ли еще другая машина на другой дорожке?
Андреа поспешно ответила:
— Нет. Нет. Никакой машины.
— И вы говорите, — неумолимо продолжал задавать вопросы Билл, — что внутри хижины никого не видели ни в первый раз, ни во второй?
— Никого. Ни души. — Девушку с трудом можно было расслышать. В то же время она подняла глаза, и в них была такая боль и мольба, что Билл немного изменился в лице.
— Вы не видели автомобильных следов на главной дорожке во второй раз?
— Я не помню.
— Вы в своих показаниях утверждали, что, приехав раньше времени, выехали на Ламбертон-роуд в сторону Кэмдена и ездили около часа. Вы не припомните, не встречался ли вам двухместный «форд», который вела женщина в вуали, в первый раз или на обратном пути во второй?
— Не помню.
— А в котором часу вы были в Нью-Йорке в тот вечер?
— Где-то около полдвенадцатого. Я... поехала домой, переоделась в вечернее платье, снова поехала в Вальдорф и там присоединилась к компании мамы.
— Кто-нибудь обратил внимание на столь долгое ваше отсутствие?
— Я... Нет. Нет.
— Ваш жених был там, без вас ваша мать была там, мистер Финч, остальные друзья и знакомые, и никто не заметил вашего отсутствия, мисс Гимбол? И вы думаете, мы этому поверим?
— Я была слишком расстроена. Я не помню, чтобы кто-нибудь сказал мне что-нибудь по этому поводу.
Билл скривил губы и повернулся в сторону жюри.
— Кстати, мисс Гимбол, что вы сделали с той запиской, которую оставила вам преступница?
Поллинджер, словно черт из табакерки, вскочил, но потом, вероятно подумав, сел, так ничего и не сказав.
— С запиской? — повторила, спотыкаясь, Андреа. — С какой запиской?
— С запиской, написанной жженой пробкой. Вы слышали показания мистера Квина? Что вы сделали с запиской?
— Я не знаю, о чем вы говорите. — Голос Андреа поднялся чуть не до крика. — Я говорю вам, что не было никакой... Я хочу сказать, что не знаю ни о какой записке!
— На месте преступления было три человека, мисс Гимбол, — безжалостно наступал Билл. — Жертва, убийца и вы. У вас в руках недостающие улики. Убийца после преступления написала записку, ясно, что не своей жертве. Также ясно, что не самой себе! Где эта записка?
— Ни о какой записке я ничего не знаю! — почти в истерике закричала Андреа.
— Мне кажется, — встав, заявил Поллинджер, — что все это зашло слишком далеко, ваша честь. Свидетель — не обвиняемый. Она дала исчерпывающий ответ на вызывающий сомнения вопрос.
Билл горячо возразил, оспаривая мнение прокурора, но судья Менандер покачал головой:
— Вам ответили, мистер Энджел. Я полагаю, вам следует перейти к следующим вопросам.
— Отвод!
— Принято. Продолжайте допрос, пожалуйста!
Билл, кипя от возмущения, повернулся к свидетельнице:
— Итак, мисс Гимбол, не будете ли любезны сказать этому жюри, не сообщали ли вы об этих событиях рокового вечера кому-либо из официальных лиц, ведущих расследование этого дела, — начальнику полиции Трентона Де Йонгу, прокурору Поллинджеру или кому-то из его людей?
Снова поднялся Поллинджер и снова опустился на место. Андреа бросила на него взгляд и облизнула губы.
— Да, сообщала, — проговорила она, нервно теребя перчатки.
— Ах, сообщали. Вы сделали это добровольно? Вы сами, по своей воле пришли и сообщили эти данные?
— Нет, я...
— В таком случае Де Йонг или мистер Поллинджер приходили к вам?
— Мистер Поллинджер.
— Иными словами, если бы мистер Поллинджер не обратился к вам с вопросами, вы не обратились бы к властям с вашей историей? Минутку, мистер Поллинджер! Вы ждали, пока представители власти не явились к вам сами? И когда это было, мисс Гимбол?
Андреа прикрыла глаза ладонью, защищаясь от впившихся в нее взглядов публики.
— Я не помню. Может, через неделю после этого...
— После преступления? Не бойтесь назвать вещи своими именами, мисс Гимбол. Преступления. Вас не пугает это слово, а?
— Нет. Нет. Конечно нет.
— Через неделю после совершившегося преступления к вам пришел прокурор и допросил вас. В течение этой недели вы ни словом не обмолвились о своем посещении места преступления в ночь убийства. Я правильно понял?
— Это было не очень важно. Я ничего полезного для следствия сообщить не могла. И мне было неприятно оказаться замешанной в эту историю.
— Вам было неприятно оказаться замешанной в безобразную историю? Так надо понимать? А теперь, мисс Гимбол, скажите, когда вы в тот вечер были на месте преступления, вы трогали руками нож?
