Достаточно сказать, что мы выклянчили несколько пенни у двух-трех старушек, после чего очень быстро, к нашему великому огорчению, были задержаны полицией. На следующий день после взятия нас на поруки недоумевающими родственниками и выплаты соответствующего выкупа нас вызвали к школьному начальству, где и объявили, что поступком нашим мы опозорили школу и что, короче говоря, наше дальнейшее присутствие в Итоне нежелательно. Новость эта сокрушила как нас, так и наших родителей.
На этом всему бы и кончиться. Расползтись нам тихо-мирно по другим школам, либо искупить свою вину, вступив на военное поприще, либо, чего уж проще, укрыться в лоне семьи, — в общем, возможностей было немало. Однако в тот же вечер, когда мы в последний раз собрались в «Жертвенном ягненке», к нам присоединился доктор Аттенборо. Он не выразил нам сочувствия и не оправдывался. Можно сказать, что он был деятелен и энергичен.
Он спросил, чему научил нас наш опыт нищенства, — а опыт этот не научил нас, конечно, ничему, — но в ходе урока, который он нам тогда преподал (а к беседе с нами он отнесся именно как к уроку), мы поняли, что допустили ошибку, отправившись не в тот район и приставая не к тем людям, — в общем, все мы сделали не так. Нищие в нашем обществе занимают определенную нишу и знают свое место, мы же вылезли за пределы ниши. Вот в чем состояла ошибка.
Как и в классе, речь его звучала зажигательно. Он убедил нас повторить попытку и на этот раз пошел вместе с нами.
Вновь переодевшись нищими, мы проникли в сомнительную часть города, грязные и темные кварталы возле порта, куда молодые люди нашего круга забредать не рискуют. Взяв древнеримскую практику в качестве модели, доктор Аттенборо показал нам нашу ошибку и как ее исправить.
Теперь мы выбирали правильные места и подслушивали там, где надо. Мы крутились возле таверн, где собирались матросы, слушали их грубые речи. И мы начали понимать, в чем был секрет удачливости членов тайного сообщества древних римлян. Вино развязывает языки, и, вслушиваясь в пьяную болтовню, можно многое узнать и многое почерпнуть. Ибо кто обращает внимание на оборванцев даже в самых низах общества? Там были капитаны, которых можно было сдать, уличив в контрабанде, убийства, которые можно было раскрыть, пропавшие грузы, которые можно было найти, всего лишь шепнув словцо тому, кому надо, в Скотленд-Ярде.
Ничего подобного мы не сделали. Глупо, конечно. Но мы и были глупы — глупые юнцы, а доктор Аттенборо лишь поощрял нас в нашей глупости. О, говорить он умел как никто! Мог убедить тебя, что день — это ночь, а черное — это белое, если б только захотел. А захотел он, и очень сильно захотел, заставить нас работать на себя, превратить нас в новое «Тайное сообщество алчущих подаяния», или же, как мы предпочли называться, «Общество нищих-любителей». Легкомыслие, конечно, но очень по-джентльменски. Для нас это была игра. И пока мы видели в ней лишь детскую шалость, грязи этой затеи мы не замечали.
С сожалением признаюсь, что за последовавшие затем шесть месяцев я стал заправским шпионом. Я выведывал секреты у людей без чести и совести и передавал их доктору Аттенборо, а дальше действовал он. Как именно использовал он полученные сведения, я могу только догадываться — были ли то шантаж и вымогательство, а может, что и похуже. Единственное, что я знаю точно, — это что внезапно у него появились деньги, и денег этих стало много, потому что платил он нам щедро, не скупясь. Он купил старый заброшенный пакгауз и оборудовал в подвале шикарный клуб для джентльменов, хотя, конечно, слуг в клубе не было, чтобы никто не прознал про наше сообщество. Позднее он сдал этот пакгауз под мебельный склад.
Не я первый выбыл из нашего кружка. Первым откололся Дики Кларк. Однажды вечером он поведал мне, что завербовался в армию. Его отец воспользовался знакомствами, чтобы служить Дики отправили в Индию. «Надоело руки марать всей этой ерундой, — сказал он мне однажды. — Хватит. Давай и ты со мной, Оливер. Еще не поздно». Я был потрясен и, к стыду моему, отказался.
Когда Аттенборо узнал о поступке Дики, с ним случился, в полном смысле слова, припадок. Он швырял предметы, выкрикивал непристойные ругательства, разбил о стену целый сервиз. Именно тогда я понял, какую ошибку совершил — связался с сумасшедшим. Надо было каким-то образом выпутываться.
На следующий же день я тоже завербовался в армию. После чего девятнадцать лет провел вдали от Англии, не возвращаясь сюда даже в отпуск, из страха перед мистером Аттенборо и тем, что он может вытворить, узнав, что я вернулся. На такие безумства был способен этот человек.
Будучи в армии, я не терял из виду Дики Кларка, общаясь с ним даже в периоды кампаний — моих и его, и, когда Дики известил меня из Лондона о смерти Аттенборо, я решил, что опасность миновала и мне можно вернуться. Я собирался, знаете ли, заняться здесь мемуарами. Но две недели назад Дики умер. Несомненно, что его убили, а возле моего дома стали крутиться какие-то личности, по виду нищие. Они наблюдали за мной, замечая каждое мое передвижение, как делал и я сам когда-то, следя за другими. Желая вырваться, я в один прекрасный день просто ушел из дома — вышел, а потом пересаживался с кэба на кэб, пока не удостоверился, что след мой они потеряли. Домой я так и не вернулся.
* * *
Дождавшись окончания истории, когда Пендлтон-Смайт замолчал, Шерлок Холмс неспешно кивнул:
— Весьма интересно. Но почему бы «Обществу нищих-любителей» желать вашей смерти? Вы уверены, что рассказали мне всё?
Пендлтон-Смайт вздернул подбородок и выпрямился:
— Заверяю вас, сэр, что рассказал вам всё! Что же касается причины слежки, то разве она не очевидна? Следят потому, что знаю я слишком много. Убив старину Дики, они теперь охотятся за мной!
— Ну а другие из вашей итонской группы? Что сталось с ними?
— Другие? — Полковник недоуменно моргнул. — Я… я не знаю. Вот уж сколько лет я о них слыхом не слыхивал. Надеюсь, им хватило ума бросить это дело, не возвращаться в Англию. Один Господь знает, как я сожалею, что поступил иначе!
— Вполне понимаю вас. — Холмс поднялся. — Оставайтесь здесь, полковник. Думаю, что побыть здесь некоторое время под присмотром миссис Корам опасностью вам не грозит. Мне же придется выяснить кое-какие вещи, после чего мы опять встретимся для беседы.
— Значит, вы действительно займетесь моим делом? — В голосе полковника звучало нетерпение.
— Непременно! — Холмс наклонил голову. — И я уверен, что смогу вам помочь. И последнее — по какому адресу находится этот пакгауз, купленный Аттенборо?
— Кирин-стрит, сорок два, — отвечал полковник.
* * *
На всем обратном пути до Бейкер-стрит Холмс был чрезвычайно весел — он улыбался и насвистывал отрывки скрипичного концерта, который я слышал в его исполнении ранее на той же неделе.
— Ну и что вы думаете? — наконец не выдержал я.
— Неужели вам самому неясно, Ватсон, — сказал Холмс, — что решение тут может быть только одно? Мы столкнулись с классическим примером соперничества двух одинаковых группировок. Это настоящая война двух сетей нищенствующих шпионов.
— Вы хотите сказать, что «Тайное сообщество алчущих подаяния» все еще живо и действует?
— Именно!
— Как такое возможно? Как могло оно сохраниться и действовать все эти годы без того, чтобы это стало известно?
— Есть люди, действительно способные хранить тайну, — сказал Холмс.
— Невероятно!
— Предположим, что я прав и вы признали мою правоту. И вообразите себе такую ситуацию: «Тайное сообщество алчущих подаяния» узнает о существовании конкурентов — «Общества нищих-любителей», осмелившегося соперничать с ними — с теми, кто процветал многие столетия, храня свою тайну, чьи агенты всегда начеку! Нетрудно догадаться, что рано или поздно, когда «Общество нищих-любителей», окрепнув, начинает теснить изначальное «Тайное сообщество» на его территории, открытый конфликт становится неизбежным. Терпение членов «Тайного сообщества» лопается. Что остается им, как в отместку не нанести удар?
— Убрав Аттенборо, Кларка и прочих…
— Конечно! Они последовательно, одного за другим, уничтожают любителей. Я смею думать также, что они завладели теперь и помещением под старым мебельным складом, где могли храниться и какие-то бумаги Аттенборо. И из этих бумаг им стало известно о двух отщепенцах-любителях — Дики, которого они убивают немедленно, и нашем клиенте, которого им пока не удается убрать.
— Коварный план, — заметил я.
— Да, и опасность, грозящая теперь полковнику Пендлтону-Смайту, гораздо серьезнее, чем он думает, потому что, будучи последним из оставшихся в живых членов «Общества нищих-любителей», он, совершенно естественно, должен быть…
Холмс оборвал фразу. Напротив дома 221-б по Бейкер-стрит, на крыльце противоположного дома, сидел, словно отдыхая после утомительного перехода, старик-нищий, оборванный, с трехдневной щетиной на лице.
