– Да, я теперь припоминаю, что он как будто поперхнулся.
– А как он говорил потом с вами? Растерянно? Смущенно?
– Да, именно так.
– Precisement[63]. Ему в голову приходит идея. Нелепая! Абсурдная! И тем не менее он не торопится высказать ее вслух. Сначала он хочет переговорить со мной. Но увы, к тому времени, когда он это решает, меня уже нет.
– Если бы только он сказал мне что-нибудь еще! – простонал я.
– Да, если бы... Кто был рядом в это время?
– Да в общем, все. Все прощались с миссис Уилдберн. Я не заметил, чтобы к нам кто-то прислушивался.
Пуаро вновь поднялся.
– А если я ошибался? – пробормотал он, снова принимаясь мерить шагами комнату. – С самого начала ошибался?
Я сочувственно наблюдал за ним, хотя понятия не имел, о чем он думает. «Улитка, а не человек», – говорил о нем Джепп и был совершенно прав. Я знал только, что сейчас он находится в противоречии с самим собой.
– По крайней мере, к этому убийству Рональд Марш отношения не имеет, – заметил я.
– Очко в его пользу, – рассеянно отозвался мой друг, – но сейчас меня занимает не он.
И Пуаро опять сел.
– Нет, я не мог во всем ошибаться. Помните, Гастингс, как однажды я задал себе пять вопросов?
– Помню, но смутно.
– Вот эти вопросы: Почему лорд Эджвер согласился на развод? Что произошло с письмом, которое, по его словам, он написал своей жене и которое она, по ее словам, не получила? Чем объяснить выражение ярости на его лице, которое вы заметили, выходя от него? Почему в сумочке Карлотты Адамс лежало пенсне? Почему кто-то позвонил леди Эджвер в Чизвик и повесил трубку?
– Да, теперь я вспомнил, – сказал я.
– Гастингс, все это время я руководствовался некой идеей. Идеей того, кто за всем этим стоял. Злодей-невидимка. На три вопроса я ответы нашел, и они согласуются с моей идеей. Но два вопроса до сих пор остаются без ответа. А это означает, что либо я ошибался и это не может быть тот человек, либо ответы на эти два вопроса слишком очевидны. Как вы полагаете, Гастингс? В чем здесь дело?
Поднявшись, он подошел к своему письменному столу, отпер его и вынул письмо, которое Люси Адамс прислала ему из Америки. Джепп согласился оставить его у Пуаро еще на несколько дней. Разложив листки перед собой, Пуаро в несчетный раз принялся их изучать.
Время шло. Я зевнул и взялся за книгу. Хотя Пуаро уже доказал, что «он» – совсем не обязательно Рональд Марш, кто такой «он» – понять из письма все равно было невозможно.
Я переворачивал страницу за страницей.
Возможно, я задремал...
И услышал, как Пуаро вскрикнул. Сон сразу улетучился.
Пуаро смотрел на меня с непередаваемым выражением, его глаза светились зеленым блеском.
– Гастингс, Гастингс!
– Что случилось?
– Помните, я говорил, что, если бы убийца был человеком аккуратным, человеком порядка и метода, он бы отрезал, а не оторвал страницу?
– Да.
– Я ошибался. Он человек порядка и метода. Страницу нужно было оторвать, а не отрезать! Посмотрите сами!
Я посмотрел.
– Ну, как, вам понятно?
Я покачал головой.
– Вы хотите сказать, что он спешил?
– Спешил он или нет, значения не имеет. Неужели вы не понимаете, друг мой? Страницу нужно было оторвать...
Я снова покачал головой.
– Я был слеп и глуп, – прошептал Пуаро. – Но теперь... теперь... я знаю, что делать!
Он вскочил на ноги.
Я тоже вскочил, ничего не понимая, но готовый помочь.
– Поехали! Сейчас только девять часов. Не слишком позднее время для визита.
Мы чуть ли не бегом спустились вниз по лестнице.
– Куда мы едем?
– На Риджентгейт.
Я решил, что правильнее всего будет молчать. Расспрашивать Пуаро в такие минуты бесполезно. Он находился в состоянии сильнейшего возбуждения. Пока мы ехали в такси, его пальцы выбивали на коленях дробь. Куда девалась его обычная невозмутимость!
Я вновь обдумал про себя каждое слово из письма Карлотты Адамс. К тому времени я уже знал его наизусть. Что имел в виду Пуаро, говоря про оторванную страницу? Я не понимал! Почему страницу нужно было оторвать? В чем тут был смысл?
Дверь нам открыл новый дворецкий. Пуаро сказал ему, что хочет видеть мисс Кэррол, и, пока дворецкий вел нас наверх, я в двадцатый раз подумал: куда мог деваться «греческий бог»? Он как сквозь землю провалился. Неожиданно по спине у меня прошел холодок. Что, если его тоже нет в живых?..
Вид мисс Кэррол, собранной, энергичной и, уж конечно, здравомыслящей, отвлек меня от этих фантастических размышлений. Она явно не ожидала нашего визита и посмотрела на моего друга с большим удивлением.
– Рад видеть вас, мадемуазель, – сказал Пуаро, склоняясь над ее рукой. – Я боялся, что вас здесь больше нет.
– Адела упросила меня остаться, – ответила мисс Кэррол. – И согласитесь, в такое время бедной девочке действительно необходима поддержка. Как минимум ей нужен буфер. А я, смею вас уверить, могу быть отличным буфером, мсье Пуаро.
У ее рта резко проступили складки, и я подумал, что с репортерами и прочей любопытствующей публикой она наверняка не церемонится.
– Мадемуазель, я всегда восхищался вашей энергией и силой воли. Мне кажется, мадемуазель Марш этих качеств недостает...
– Она мечтательница, – сказала мисс Кэррол. – Совершенно непрактична и всегда была такой. К счастью, ей не приходится зарабатывать себе на жизнь.
– Вы правы.
– Я полагаю, однако, что вы пришли сюда не для того, чтобы поговорить о практичности или непрактичности. Чем могу быть вам полезна, мсье Пуаро?
Вряд ли Пуаро понравился столь резкий переход к делу. Он предпочел бы приступить к нему исподволь, незаметно. Но с мисс Кэррол это было невозможно. Она строго смотрела на него через стекла пенсне.
– Мне необходимы точные сведения по некоторым вопросам, и я уверен, что могу полностью положиться на вашу память.
– Я была бы некудышним секретарем, если бы вы не могли этого сделать, – холодно ответила мисс Кэррол.
– Ездил ли лорд Эджвер в ноябре прошлого года в Париж?
– Да, ездил.
– Не можете ли вы сказать точно, когда?
– Мне нужно посмотреть.
Она выдвинула ящик стола, достала небольшую тетрадь и, перелистав ее, ответила:
– Лорд Эджвер уехал в Париж третьего ноября и вернулся седьмого. Кроме того, он уезжал туда двадцатого ноября. Вернулся четвертого декабря. Что-нибудь еще?
– Да. С какой целью он туда ездил?
– В первый раз – чтобы взглянуть на статуэтки, которые должны были через некоторое время продавать на аукционе. Во второй раз у него, насколько мне известно, никакой определенной цели не было.
– Мисс Марш ездила вместе с ним?
– Мисс Марш никогда и никуда не ездила вместе с ним, мсье Пуаро. Лорду Эджверу это просто не приходило в голову. В ноябре прошлого года она еще находилась в монастыре, в Париже, но я не думаю, чтобы он ее навестил – во всяком случае, я бы очень удивилась, если бы он это сделал.
– А сами вы никогда не сопровождали его?
– Нет.
Она с подозрением взглянула на него и спросила:
– Почему вы задаете мне эти вопросы, мсье Пуаро? Что вам нужно знать?
Вместо ответа Пуаро миролюбиво произнес:
– Мне кажется, мисс Марш очень расположена к своему кузену.
– Не понимаю, какое это имеет отношение к вам, мсье Пуаро.
– Она недавно приходила ко мне. Вам известно об этом?
– Нет, – с удивлением отозвалась мисс Кэррол. – Что ей было нужно?
– Она говорила мне о том, что очень расположена к своему кузену, хотя и не такими именно словами.
– В таком случае почему вы спрашиваете меня?
– Потому что я хотел бы знать ваше мнение.
На сей раз мисс Кэррол не стала уклоняться от ответа.
– По моему мнению, она даже чересчур к нему расположена.
– Вам не нравится нынешний лорд Эджвер?
– Я этого не говорила. Мы с ним разные люди, вот и все. Он легкомысленный человек. У него есть обаяние, не спорю. Он может вскружить девушке голову. Но мне было бы гораздо спокойнее, если бы ей нравился человек посерьезнее.
– Например, герцог Мертонский.
– Я не знакома с герцогом. Но он, безусловно, относится к обязанностям, которые налагает на него положение в обществе, весьма серьезно. Впрочем, он неравнодушен к этой женщине... несравненной мисс Уилкинсон.
– Его мать...
– О, я тоже думаю, что его мать предпочла бы, чтобы он женился на Аделе. Но что могут матери? Сыновья никогда не хотят жениться на девушках, которые нравятся их матерям.
– Как вы думаете, кузен мисс Марш испытывает к ней какие-нибудь чувства?
– Какое это имеет значение теперь, когда он арестован?
