— Все это просто немыслимо! — Седрик Лейзенби с надеждой оглядел коллег:
— Четвинд? Манроу? Блант?
К удивлению Лейзенби, ответил только адмирал:
— Не знаю, при чем тут адмиралтейство, это не совсем наше дело, но я дам тебе совет, Седрик. Если твоя жизнь тебе дорога, возьми свою трубку, прихвати побольше табаку и беги как можно дальше от района любой ядерной войны, которую ты собираешься начать.
Улетай в Антарктиду или куда-нибудь еще, куда не скоро доберется радиация. Профессор Экштейн нас предупредил, а он знает, о чем говорит.
Глава 18
Постскриптум полковника Пайкавея
На этом совещание прервалось. Канцлер Германии вместе с премьер-министром, сэром Джорджем Пэкхемом, Гордоном Четвиндом и доктором Райхардтом отправились на ленч на Даунинг-стрит.
Адмирал Бланд, полковник Манроу, полковник Пайкавей и Генри Хоршем остались, чтобы обсудить все в несколько более свободных выражениях, чем позволяли себе в присутствии важных персон.
Первые высказывания были довольно бессвязными.
— Слава богу, что они забрали с собой Джорджа Пэкхема, — произнес полковник Пайкавей. — Вечно он волнуется, дергается, удивляется, подозревает…
Иногда он действует мне на нервы.
— Адмирал, вам следовало бы поехать с ними, — заметил полковник Манроу. — Вряд ли Гордон Четвинд или Джордж Пэкхем смогут отговорить нашего Седрика от поездки к русским, китайцам, эфиопам, аргентинцам или к кому еще черт его занесет.
— Мне нужно кое-что прощупать, — сердито заявил адмирал. — Съезжу-ка я в деревню навестить старого друга. — С некоторым любопытством он посмотрел на полковника Пайкавея:
— Эта история с Гитлером действительно была для вас неожиданностью?
Пайкавей покачал головой:
— Не совсем. Нам были известны слухи о появлении в Южной Америки Адольфа и о том, что там уже много лет развевается флаг со свастикой. Шансы на то, что это правда, — пятьдесят на пятьдесят. Кем бы ни был этот парень — сумасшедшим, самозванцем или настоящим, — он довольно скоро отдал концы. Об этом тоже ходят слухи, болтают разное: он не был таким уж подарком для своих сторонников.
— Вопрос о том, чье тело нашли в бункере, по-прежнему горячо обсуждается, — заметил Блант. — Никакой идентификации проведено не было, об этом позаботились русские.
Он встал, кивнул остальным и направился к двери.
— Наверное, доктор Райхардт знает правду, — задумчиво проговорил Манроу, — хоть и выражался уклончиво.
— А канцлер?
— Разумный мужчина, — проворчал адмирал, обернувшись. — Он вел свою страну, куда считал нужным, и тут вдруг эта молодежь затеяла свои шалости с цивилизованным миром — жаль! — Он кинул проницательный взгляд на полковника Манроу:
— Как насчет золотоволосого чуда, сына Гитлера? Вы все о нем знаете?
— Не стоит беспокоиться, — неожиданно ответил полковник Пайкавей.
Адмирал отпустил дверную ручку и вернулся на свое место.
— Все это выдумки. У Гитлера никогда не было сына, — продолжал полковник Пайкавей.
— Но вы же не можете быть в этом уверены!
— Мы уверены. Франц-Иосиф, Юный Зигфрид, идолизированный вождь, — это мошенничество высшей пробы, самый обыкновенный самозванец. Он — сын аргентинского плотника и красивой блондинки немки, она пела в опере вторые партии, от нее-то он и унаследовал свою внешность и звенящий голос. Его выбрали среди множества других и тщательно готовили к роли, которую ему предстоит сыграть. В ранней юности он был профессиональным актером. На ноге у него выжгли клеймо в форме свастики, состряпанная о нем легенда полна романтических подробностей. С ним обращались как с будущим далай-ламой.
— И у вас есть доказательства?
— Исчерпывающие, — усмехнулся полковник Пайкавей. — Их добыл один из моих лучших агентов.
Письменные показания, фотографии, подписанные заявления, включая одно от его матери, медицинское свидетельство о «возрасте» клейма, копия достоверного свидетельства о рождении Карла Агилероса и скрепленные подписями свидетелей показания о его полной идентичности с так называемым Францем-Иосифом. В общем, все, что нужно. Мой агент чудом ускользнул со всеми этими документами. За ним была организована погоня, и его схватили бы, но помог счастливый случай во Франкфурте.
— А где сейчас эти документы?
— Хранятся в надежном месте и ждут подходящего момента для громкого разоблачения этого первоклассного самозванца…
— Правительство об этом знает? А премьер-министр?
— Я никогда не сообщаю политикам всего, что знаю, до того момента, когда избежать этого уже нельзя или когда я уверен, что они сделают именно то, что от них требуется.
— Вы — старый дьявол, Пайкавей, — сказал полковник Манроу.
— Кому-то надо им быть, — печально вздохнул полковник Пайкавей.
Глава 19
У сэра Стэффорда Ная гости
Сэр Стэффорд Най развлекал гостей. С этими людьми он раньше не был знаком, кроме одного, которого он достаточно хорошо знал в лицо. Это были красивые молодые люди, серьезные и умные, по крайней мере, так ему казалось. Волосы их были ухожены и подстрижены по моде, одежда добротная, хоть и немного старомодная. Глядя на них, Стэффорд Най не мог отрицать, что ему нравится, как они выглядят, но в то же время он не понимал, чего они от него хотят. Тот, которого он знал, был сыном нефтяного короля. Другой после окончания университета занялся политикой. У него был дядя — владелец сети ресторанов. Третий, молодой человек с нависшими бровями, все время хмурился, и казалось, что постоянная подозрительность — его вторая натура.
— Как это любезно с вашей стороны, что вы позволили нам зайти, сэр Стэффорд, — произнес блондин, как показалось Стэффорду, лидер этой тройки.
Голос у него был очень приятный. Его звали Клиффорд Бент.
— Это Родерик Кетелли, а это Джим Брюстер. Нас всех беспокоит будущее, я правильно говорю?
— По-моему, оно всех беспокоит, не так ли? — ответил сэр Стэффорд Най.
— Нам не нравится нынешняя ситуация, — продолжал Клиффорд Бент. — Бунты, анархия и все такое прочее. Ладно, с точки зрения философии это все нормально. Честно говоря, я думаю, что все мы, так сказать, через это проходим, но ведь нужно же и выйти!
Мы хотим, чтобы люди делали академическую карьеру и чтобы их при этом не прерывали. Мы хотим, чтобы было достаточно демонстраций, но без хулиганства и насилия. Мы хотим интеллигентных демонстраций.
И еще, откровенно говоря, нам нужна — по крайней мере, я так думаю — новая политическая партия. Джим Брюстер внимательно следит за совсем новыми идеями и планами по профсоюзным вопросам. Его пытались заговорить и сбить с толку, но он продолжает свое дело, правда, Джим?
— Бестолковые старые тупицы в большинстве своем, — заявил Джим Брюстер.
— Нам нужна разумная и серьезная политика для молодежи, более экономичный метод управления. Мы хотим, чтобы в университетах пропагандировались новые идеи, но ничего фантастичного или помпезного. И если мы получим места и сможем в конце концов сформировать правительство, а я не вижу причины, почему бы и нет, то мы захотим претворить эти идеи в жизнь. В нашем движении много народу. Мы за молодежь, точно так же, как и эти дикари, но мы — за умеренность, и мы хотим, чтобы у нас было разумное правительство, с меньшим парламентом, и мы делаем себе заметки, ищем людей, которые уже есть в политике, и не важно, какие у них сейчас убеждения, лишь бы они были разумными людьми. Мы пришли сюда, чтобы узнать, не заинтересуют ли вас наши цели. На сегодняшний день они все еще постоянно меняются, но мы продвинулись уже настолько, что знаем тех, кто нам нужен.
Я могу сказать, что мы не хотим тех, кто правит страной сейчас, и не хотим тех, кто может прийти им на смену. Что до третьей партии, она, кажется, практически выбыла из гонки, правда, там есть один или два человека, которые, хоть и страдают сейчас в меньшинстве, могли бы прийти к нашему образу мыслей. Мы хотим вас заинтересовать. В один прекрасный день, и он не так уж далек, как может показаться, нам понадобится человек, который сможет успешно проводить правильную международную политику. В остальном мире беспорядка еще больше, чем у нас. Вашингтон сровняли с землей, в Европе не прекращаются стрельба, демонстрации, разрушение аэропортов. О нет, я не буду предлагать вам сводку событий за последние полгода. Я лишь скажу, что наша цель — поставить на ноги не столько весь мир, сколько Англию. И для этого нам нужны люди. Нам нужно очень много молодых людей, и они у нас есть; не революционеры, не анархисты, они с радостью будут стараться наладить жизнь страны. Но еще нам нужны люди постарше, я не имею в виду стариков за шестьдесят, я говорю о тех, кому сорок или пятьдесят, и мы пришли к вам, потому что, видите ли, мы про вас слышали. Мы знаем, что вы — как раз тот, кто нам нужен.
— Вы считаете себя благоразумными?
